Страница 53 из 95
В столице Армении вырастали консерватория, университет. В темно-сером каменном здании возник музей; за четверть века он превратился в одну из ценнейших республиканских картинных галерей нашего Союза.
И через все эти годы прошел в наше время и работает сейчас для него большой мастер, бледный, молчаливый человек — художник Мартирос Сарьян[121]. Если архитектор Таманян был родом с Кубани, то Мартирос Сергеевич — родом с Дона. Он вырос как художник под влиянием русской культуры, получил художественное образование в России. И всю свою большую культуру отдал Советской Армении с первых же дней ее возникновения. Неутомимо и с какой-то тихой, беззвучной страстностью любит Сарьян Армению, рисует ее, не пропускает ни одного творца, ни одного деятеля, ни одного сколько-нибудь значительного работника-армянина, чтобы потихоньку, с удивительной, мягкой непреклонностью не завести его к себе на вышку, где залитая светом мастерская, словно драгоценными камнями, сверкает и греет посетителя своими горячими, ярко декоративными полотнами. Там он тихо усадит его в кресло, отойдет, приблизится, с тонким мастерством легко нанося, в длину всей протянутой руки, мазок на полотно, — и человек заживет, пойманный на портрете.
Поэты любят заходить в мастерскую Сарьяна. Один из них написал:
Почти все эти большие творцы съехались в Ереван в первые годы Октябрьской революции. Они были тогда еще одиночками; сила их крупных индивидуальностей, яркость их отстоявшихся, уже в полной мере выявленных дарований делала их видимыми так одиноко и отчетливо, словно очертания горных вершин на горизонте. Но шли годы. Советская власть день за днем, месяц за месяцем закладывала материальные основы новой, великой культуры. Творцы перестали быть одинокими, они вошли в союзы архитекторов, актеров, музыкантов, писателей, художников. Ценности, разбросанные по частным лицам, собраны были в музеи. Выросли здания театров, библиотек, школ. И вокруг больших мастеров поднялись молодые, талантливые коллективы, сильные уже не своей одинокой творческой индивидуальностью, не своим накопленным опытом, не передачей традиций, а ярким чувством единства, совместности, общности, кровного родства с народом; их постоянное чувство нового, постоянное продвижение вперед, радостное утверждение жизни — в счастливой опоре на коллектив, без которого они уже не могут полностью себя раскрыть.
Есть в Армении молодой химик Аракси Бабаян. На груди у нее флажок депутата Верховного Совета республики. За что она получила этот флажок? У Аракси Томасовны много заслуг перед родиной. Она имеет немало научных работ. Применив методы академика Фаворского, она разработала простой способ получения одного интересного класса органических соединений, исходного для целого ряда других полезных веществ, и этот простой способ получил в нашей отечественной химии название «метод Фаворского — Бабаян». Но химиков, и очень талантливых, крупных химиков, сделавших ценные новые открытия, в Армении немало: ведь Армения — это страна развитой химической промышленности. Однако не все они депутаты верховного органа. В жизни Бабаян есть страничка, в которой сама она не видит, впрочем, «ничего особенного»…
Разверните осенние номера армянских газет и поищите в них сведения о приеме в вузы. Огромное количество заявлений. Но даже и осенью 1950 года львиная доля этих заявлений падала на исторический факультет. А пять лет назад те, кто шел на химический, исчислялись единицами. Профессору химии Аракси Бабаян это не могло быть безразлично. Химическая промышленность развивалась в Армении бурно, ей нужны были кадры, а в аудитории так мало студентов! Десятки причин подсказывали объяснение: история увлекала ребят еще со школьной скамьи — увлекала и с помощью армянских исторических романов и наличием древних архитектурных памятников, музеев, знаменитым «Матенадараном» — собранием летописей, постановками в театрах. Но одно, главное объяснение вытеснило все прочие: не умеют так преподавать химию, чтоб она зажгла, увлекла, потянула заниматься ею все глубже, все дальше; не умеют раскрыть перед школьниками эту интереснейшую из наук! Для Бабаян она была интереснейшей; Бабаян видела в ней все, чем можно было зажечь и увлечь.
И вот она пошла к директору той школы, где училась ее дочь, с необычной просьбой: нельзя ли ей бесплатно руководить кружком для желающих более глубоко познакомиться с химией? Директор ответил: нельзя. Не было такого случая. Нет таких правил. Не получено указаний.
Аракси Бабаян не отступила. Школа отказывает — есть еще Дворец пионеров. В Ереване, как и всюду у нас в Союзе, замечательный Дворец пионеров, ему отведен прекрасный особняк, и в нем — это также общая для нашей родины черта — легко и охотно подхватывается всякая умная инициатива по части самодеятельности: ведь сами ребята влияют в этом отношении на руководителей. И Ереванский дворец пионеров гостеприимно отозвался на предложение Аракси Бабаян.
Обратились в школы с просьбой выделить лучших, наиболее интересующихся химией учеников, отвели отдельный уголок, создали свое лабораторное оборудование, назначили часы — три раза в неделю. Так начались занятия Аракси Бабаян по химии с двумя десятками ребят. Не месяц, не два и даже не год длилось глубокое и серьезное увлечение молодого ученого своей добровольной нагрузкой. Она работала так три года, с 1945 по 1947. Она не порывает связи с Дворцом пионеров и в последующие годы. В результате почти все из ее учеников стали студентами химического факультета, одна ученица — у нее в лаборатории и уже подготовила кандидатскую работу.
Глаза у Бабаян зажигаются, когда она вспоминает свою любимицу, способную молодую химичку, которой нет еще и 21 года:
— Это талант! Очень одаренная. Большая будет польза родине от нее. Уже сейчас она ведет нужную, интересную работу…
Маленький как будто факт — вести кружок во Дворце пионеров. Но для него нужно много: нужно государственно взглянуть на связь своей науки с промышленностью; нужно захотеть помочь родине, захотеть, не дожидаясь ее особого зова; нужно страстно любить свое дело, чтоб передать эту любовь ребятам; нужны стойкость, терпение, постоянство в проведении задуманного в жизнь — из месяца в месяц, из года в год. И все это добровольно, от себя, вот именно — «без установленных правил», «без данного свыше указания».
Я привела для читателя этот рассказ об Аракси Бабаян, чтобы яснее показать, какие новые люди выросли в молодой советской республике Армении за истекшие тридцать лет. Новизна этих людей, подчас и незаметная для них самих, проявляется не в чем-нибудь одинаковом для всех, а у каждого по-своему, в самых разных делах и поступках, и надо много привести случаев, о многом рассказать, чтоб подойти для самого себя к какому-то обобщению, провести под этими делами итоговую черту.
121
Мартирос Сергеевич Сарьян — крупный советский художник, своеобразный талант, оказавший огромное влияние на становление советской армянской живописи. Родился в 1880 году в Нахичевани на Дону, учился в Москве и за границей, путешествовал по Европе, Азии и Африке.
Яркие полотна Сарьяна с его чистыми, полными тонами и необычайно четким и тонким рисунком можно видеть в Третьяковской картинной галерее в Москве и в Музее изобразительных искусств в Ереване; имеются они и в лучших галереях за рубежом. В последнее время Сарьян написал много портретов, достигнув и в искусстве портрета большого мастерства, и подготовляет к изданию книгу мемуаров. Народный художник Армянской ССР, депутат Верховного Совета СССР.
122
Вера Звягинцева, У Мартироса Сарьяна. Цитирую по сборнику «Русские писатели об Армении», Арменгиз, Ереван, 1946, стр. 148.