Страница 3 из 57
Поутру, когда дядька снова кланялся и прощался неизвестно с кем, Любомудра от любопытства прямо таки распирало.
- Нешто ты не знаешь, что в каждом доме дед-домовик живет? - вразумлял его Шиш.
- Ну, то дом, а то лачуга заброшенная.
- В том- то и дело, дуралей. В хорошем доме домовой сытый, сливочками да сладкими заедочками кормленный. А тут дедок одичалый, голодный. Он, может, здесь цельный год один сидел.
- А че сидел-то? Ушел бы, да и все.
- Не могут они так. К месту, к людям привязываются. Я задобрил домовичка, он и не бушевал. А то кто его знает, нашли б за избушкой только наши белые косточки.
Сообщение о столь радостных перспективах до того напугали писаря, что тот спал с лица.
- Да не журись ты, - успокаивал его Шиш. - День-два, а там на лодьи сядем и прямиком до Царьграда- лежи-полеживай.
Пророчества дядьки сбылись. Скоро они уже плавно покачивались на дощатом полу настила. По бокам проплывали леса, пашни, деревушки. Душа Любомудра понемногу возвращалось к равновесию.
- А здесь что, никого угощать не надо? - даже попытался подколоть он дядьку.
- Водянника? - живо откликнулся тот. - Не-а. Это все хозяина нашего дела. - И он ткнул в сторону белобрысого варяга, важно стоящего у носа. - А ежели он у речного царя в немилости- мы тут с нашими яблочками тьфу и растереть- без разницы. Раньше, сказывали, и людей ему сбрасывали, а теперича скотиной обходятся.
Видно, хозяин на жертвы не поскупился - путешествие их проходило отменно. Друзья и оглянуться не успели, как уже стояли на пристани.
Город ошеломил их невиданной суетой, сутолокой и блеском.
Роскошные каменные здания, и кривые глинобитные улочки, где того и гляди получишь чан помоев на голову, а то и ножик под ребро. Жаркий воздух плыл, насыщенный вонью и благоуханием розового масла.
Шиш страдальчески кряхтел, подпарывая края исподней рубахи.
- Что за город! Руку поднять- и то плати.
- Аспиды, гарпии ненасытные, - с чувством вторил ему Любомудр.
Они вместе который день таскались по чиновникам. Дядька торговался, а писарь переводил. Вскорости их золотой запас уже подходил к концу. Однако денежки оказали желанное действие. Не прошло и двух седмиц, а аудиенция у базилевса уже была назначена. Это было редкостной удачей- некоторым приходилось ожидать такой чести несколько месяцев.
Во дворец они прибыли в сопровождении жирного евнуха. Его одутловатое, бледное как луна лицо склонялось то к дядьке, то к писарю.
- Сюда, быстрее, поторапливайтесь, - приглушенно шипел он, с невиданной скоростью протаскивая их по запутанным лабиринтам дворцовых коридоров.
А потом вдруг распахнулись какие-то двери, и сияющее великолепие ошарашило их до глубины души. Среди драгоценного мерцания на встречу им вышагивали горделивые птицы с огромными переливающимися хвостами.
- Павлины, - тихо прошелестел их проводник и мгновенно ткнулся в пол лысой головой. Шиш и Любомудр сочли за благо последовать его примеру.
Неизвестно откуда зазвучала музыка, и с потолка стали опускаться два золоченых трона. В них словно статуи сидели базилевс с женой. Золото и драгоценные камни сверкали на их багряных одеждах яростным вызывающим блеском. От всеобщего сияния и мерцания голова у Любомудра пошла кругом. Он не помнил, что и как переводил, и пришел в себя только в гостинице.
- Вот и все, - подытожил усталый Шиш, - располагаясь ко сну. - Теперь о приданном договориться и домой.
- А как же царевна?
- Чудак ты, и она с нами поедет. Возвращаться-то с комфортом будем, на евонной царственности посудине.
Дело сладилось на удивление быстро. Как и предсказывал дядька, скоро они уже сопровождали невесту в плавании.
- Чтой-то она вся в красном? - удивлялся писарь. - У нас ладушки-молодушки в белое рядятся.
- А ей так по чину положено, - лениво отмахнулся его приятель. - Слыхал, как ее кличут? Порфирогенита, Багрянорожденная то исть. Они в энтих красных тряпках и рождаются и помирают.
- Бледновата только девица-то, чистый мел, - продолжал оценивать невесту Любомудр.
Несмеяна в это время стояла на носу корабля в сопровождении свиты из мамушек-нянюшек, прислужниц и евнухов. Ее огромные неподвижные глаза были устремлены на морские волны. Маленькое мраморное личико поражало полным отсутствием каких-либо чувств.
- Благородная она, стало быть, надо так, - сплюнул Шиш за борт и неожиданно разозлился. - Вот прицепился, как репей к собачьему хвосту, право слово! Что дали, то и везем! Тебе что ли на энтой лахудре жениться?
Ошарашенный писарь молча покрутил головой.
-Вот и молчи в тряпочку. Тоже мне, ценитель, блин, нашелся!
- Навестил бы ты его, отче. Нешто трудно тебе?
- Нет, Шиш, и не проси, не пойду, - отозвался Порфирий, настоятель монастыря, старый знакомец Ольгерда.
- Все никак не забудешь ему пурпурного древа? - укоряюще вопрошал его Шиш.
- Не пурпурного древа, а жадности неимоверной не могу простить я твоему князю, - отрезал монах.
- Худо ему сейчас, очень худо, отче, - продолжал уговаривать Порфирия дядька. - С лица весь сошел, да не это главное. Раньше-то, помнишь: и то ему надо, и другое, и третье, а сейчас ни до чего дела нету. Как оженился, так ровно сглазили его. Смурной весь стал, молчаливый, ровно неживой .
- А я при чем? Коли болеет, так зовите к нему лекаря или знахаря.
- Нутром чую, не в хворобе тут дело, - тянул свое Шиш. - Сходи к нему, глянь. Нешто сирины да листья красные белый свет тебе застили? Тому ли твой бог учил?
- Молодец, уел ты меня, старого, - развеселился отец-настоятель. - Так и быть, наведаюсь к твоему князю.
С первого взгляда на лицо Ольгерда, монах понял, что пришел не зря. Князь полулежал в кресле, вытянув длинные ноги к огню. В горнице, не смотря на жаркую погоду, топили. Под глазами болящего залегли синие тени, нос заострился, а бледность лица отдавала желтизной лежалого сала.
- Прихварываешь, князюшка? - неожиданно ласково промолвил Порфирий.
- Да нет, отче. Просто устал я чего-то, - словно через силу отозвался Ольгерд . - А ты уж боле не серчаешь на меня, пришел?
- Кто старое помянет, тому глаз вон, - отшутился монах. - А я ведь и на свадебном пиру у тебя не гулял, так подарочек принес тебе да княгине молодой. Глянь!
Старик достал из глубин рясы крошечную богато изукрашенную шкатулку. Повертел ее в руках, понажимал, и вдруг зазвучали колокольцы, и крышечка распахнулась. Внутри под музыку двигались и поворачивались, словно живые, две белые собачки.
- Колдовство, - без всякого выражения молвил Ольгерд.
- Нет, батюшка, механика. Игрушка заводная. Гляжу, не понравилась тебе. Дозволь княгине показать, может, ее порадую.
Князь вяло махнул рукой, разрешая.
За дверью настоятеля уже ждал Шиш, чуть не подвизгивая от нетерпения.
- Ну, чего с ним? Не мучь, отче, говори !
- Потом, все потом, - Порфирий как большая черная птица стремительно летел вперед. - К ней веди, да поскорее.
Они застали Несмеяну неподвижно сидящей за столом в светлице. На положенные приветствия княгиня только кивнула и продолжала по-прежнему неотрывно смотреть перед собой. Коробочка с заводными собачками нимало не взволновала ее, хотя набежавшие служанки вовсю охали и всплескивали руками от удивления. Видно, глядя на их реакцию, византийская царевна слегка оттаяла и сделалась более любезна. Она даже встала и произнесла несколько любезных слов на прощание.
- А теперь- к князю. - Монах уже не бежал, его походка сделалась усталой и ковыляющей.
Ольгерд все полулежал в кресле, даже не сменив позы.
Порфирий обрушился на него с порога:
- Ты кого за себя взял?
Князь изумленно поднялся:
- Белены объелся, что ли?
Но черноризец не унимался:
- Со мной-то все в порядке, а ты вот чуть жизни не лишился, дуралей! Думаешь с чего Несмеяну так скоро и быстро за тебя отдали? Кто ты для них? Дикарь, голытьба, князек северный! А царевну византийскую чуть ли не в седмицу за тебя сговорили. С рук сбыть обрадовались, вот почему!