Пансионат Гоблинов

Некоторое время бандиты не замечали опасности. Они только начали трапезу и запах надвигающегося пожарища тонул в ароматном дымке поджаристой оленины. Но вот закричали часовые. Охваченные паникой разбойники бросили еду и улепетывали со всех ног. А огонь все приближался, грозя сомкнуть свои обжигающие объятия. Только главарь не терял присутствия духа. Даже в этих обстоятельствах он не собирался отказываться от мести. Перерезав веревки, он взвалил Милану на плечо и кинулся вслед за своей челядью.

Надо ли говорить, что у выхода из огненной клетки его встретили двое весьма враждебно к нему настроенных людей. К сожалению, противник их был совершенно чужд понятию воинской чести. Он мгновенно сообразил, что может воспользоваться своей ношей как живым щитом. Ситуация усугублялась тем, что некоторые разбойники не успели убежать далеко и теперь возвращались на подмогу своему предводителю.

В несколько прыжков Вилена очутилась за спиной врага. Огонь палил ей спину, но она не обращала внимания. Неожиданно ее нога наткнулась на что-то твердое. Серый круглый голыш. "Как раз то, что нужно!" - обрадовалась Уму-сай. Уж что-что, а кидать камни она умела. Снаряд просвистел в воздухе и попал точнехонько в черный затылок. Главарь рухнул как подкошенный.

Радивой подхватил свою обеспамятевшую любушку, не допустив ее даже коснуться земли. На свист скакал боевой конь, и через мгновение княжич сидел в седле, бережно прижимая к себе Милану.

"А меня оставит беседовать с разъяренным сбродом!" - отстраненно подумала Вилена. - "Я погибну, а история обретет счастливый конец. Папочка его наверняка так и поступил бы".

Но Радивой удирать не собирался. Он подъехал к Вилене и протянул ей руку. Что ж, иногда ошибиться в человеке тоже бывает приятно.

Они ехали уже довольно долго, а Милана так и не пришла в себя.

-- Надо сделать привал, - тронула Уму-сай княжича за плечо. - Нужно посмотреть, что с ней.

Тот согласно кивнул:

-- Подальше будет ручеек, там и остановимся. Не думаю, чтобы эти поганцы погнались за нами.

Вилена его уверенность не разделяла, но разубеждать юношу не стала.

Холодная ключевая вода быстро привела Милану в чувство. Тихо застонав, она открыла глаза:

-- Братик, милый! И ты, Вилена! Как вы...-потом, видно, вспомнила, что произошло и разрыдалась, безудержно и горько.

-- Я такая дура, такая дура, - всхлипывая, причитала она. - Ты поверишь, - обратилась она к своей сестре, - пошла за ними сама. Не хотела, а шла. Как во сне.

-- Поверю, - утешила ее Уму-сай. - такое бывает. Называется гипноз. Я еще вчера заметила, как этот жених смотрел тебе в глаза. Он пытался поработить твою волю.

-- Скотина! - выругался Радивой. - Жаль, не добил я его.

Юноша пыжился от гордости и старания вести себя как бывалый мужчина. Он не представлял, как ему теперь держаться с Миланой. Робость мучила его, но в то же время страшно хотелось взять любимую за руки и сказать ей все-все.

Вилене стало жаль влюбленного княжича. Она взяла черпачок и направилась к ручью.

-- Пойду еще воды принесу, - бросила Уму-сай на ходу и с достоинством удалилась в кусты.

Радивой решился. Теперь или никогда.

-- Понимаешь, на самом деле ты мне не сестра, - сказал он и замер. Глаза Миланы наполнились слезами.

-- Ты так презираешь меня за все то, что случилось, Радивой? - с грустью спросила девушка.

-- Совсем нет, что ты! - смешался княжий сын. - Наоборот. Я тебя люблю. Всегда любил и мучился. А теперь узнал, что ты мне не сестра...ну, в общем, я тебе не брат... И выходи за меня замуж.

Красный и вспотевший от волнения, он стоял перед своей любушкой и с ожесточением ковырял землю носком замшевого сапога. Он был очень хорош: статный, прямой, с четкими чертами лица и выразительными синими глазами. Смущение же делало его еще более привлекательным. Но Милана, ошеломленная неожиданной вестью, совсем не обращала на него внимание.

-- Кто тебе сказал?

-- Отец. Сегодня. Теперь мы можем пожениться, - гнул свою линию Радивой.

-- А кто же тогдамой отец? Что сказал тебе князь?

Девушка села, стиснув руки. Ее осунувшееся лицо выдавало еле сдерживаемое напряжение.

-- Не знаю, - честно принялся отвечать на сыпавшиеся вопросы юноша. - Твоя мать...ну, уже была... когда попала сюда. А потом нянька напророчила какой-то бред и пришлось что-то предпринимать, чтобы ты была неопасна...

Бедный Радивой. Он, конечно, сразу понял, что сболтнул лишнее и прикусил язык, но было уже поздно.

-- Значит, все правда. Правда, что говорила мне Вилена, - твердила Милана.

-- Да не слушай ты ее, - разозлился княжич. - Это она несет беду, а не ты. Пусть уходит, откуда пришла.

В ярости княжич забыл, что предмет его неудовольствия находится совсем рядом.

-- Я уйду, не сомневайся, - тут же раздался ее насмешливый голос. - Но не тебе приказывать куда и с кем.

Вилена не спеша подошла и поставила на землю черпак с водой.

-- Выбирай, Милана, - обратилась она к своей близняшке. - Остаешься с ним или идешь со мной?

Уму-сай говорила намеренно резко. Ей не хотелось заманивать этого пушистого ребенка. Тем более, она прекрасно понимала, что девушка будет гораздо более счастлива, оставшись с Радивоем.

По побелевшему лицу Миланы текли слезы. Она переводила свой взгляд с одного на другого и никак не могла решиться. Потом вскрикнула и бросилась к Вилене.

-- Пусть все несчастья уйдут из твоей жизни вместе со мной, - звенел полный мукой ее голос, и эхо древнего леса вторило ей. - Прощай!

-- Милана! - пытался остановить свою любушку юноша. Но руки сестер уже сомкнулись на праймайстере. Закружилась, завьюжила воронка времени. И растаяла, оставив только тихое "Люблю" да горько-соленый вкус разлуки на губах.

Тардьен.

-1-

-- Это уже шестой бордель, - тяжело вздохнула Вилена. - А сколько их еще в Ойкоте, один дьявол знает.

Милана молча подняла на нее измученные глаза. Во всех злачных местах, куда они сегодня наведывались, их сначала принимали за новеньких, пришедших устраиваться на работу. Потом за подружек-лесбиянок, охотниц до извращенных наслаждений. И везде каждый считал своим долгом отпустить пару плоских шуточек, а то и что похуже. Для Миланы, воспитанной в княжьем доме в исключительно строгих правилах, все это было сущей мукой.

Вилена уже объяснила ей, чем, скорее всего, является их третья близняшка. Не скрыла и то, что, может, ее теперь и вовсе нет в живых. Однако огонек камня времен уверенно горел. Он и привел их в этот город. Но здесь, в сутолоке, тесноте, суете людского водоворота проку от его подсказок не было никакого. Вот потому-то и пришлось им обходить все веселые дома по очереди.

Информацию там давали крайне неохотно, и платить за нее приходилось немало. Хорошо еще, что старый сайк в свое время снабдил Вилену изрядным количеством золотых монет. Пусть они не такие, как принято в Ойкоте, но золото всегда золото.

-- Давай передохнем немного, - сказала уму-сай, с тревогой глядя на свою близняшку. - На тебе лица нет.

Милана покорно кивнула, и девушки опустились на каменный порожек ближайшего дома. Все жилые строения в Ойкоте, кроме дворцов знати, разумеется, теснились, подпирая друг друга стенами. Горожане шутили, что ложась спать в своей кровати, проснуться можно на голове у соседа.

Город жил торговлей благовониями и вином. На многие мили вокруг раскинулись цветущие плантации роз и лаванды. А чтобы лучше использовать многочисленные холмы, их превращали в ступенчатые террасы и засаживали виноградом. Мягкий приморский климат благоприятствовал произрастанию и плодоношению, и дела местных парфюмеров и виноделов шли как нельзя лучше. Весь Ойкот пропах терпкими запахами пачуль, иланг-иланга, редкого сандалового дерева и прочими ароматами. Маслянистый дух от пурпурных роз неспешно змеился по скрюченным улочкам, смешиваясь с вонью отбросов и винным перегаром. Правил городом герцог. Правил, как говорили, не слишком жестоко, больше уделяя внимание своими личными делами. Для себя Вилена определила как средневековье. Но назвать его мрачным просто не поворачивался язык: солнце царило здесь все 365 дней в году. Нестерпимо сверкал под его палящими лучами прохладный белый мрамор дворцов и золотые купола церквей. Самые смелые лучики заглядывали даже в затхлые коридоры бедняцких кварталов. Какое счастье, что солнце- самый справедливый государь на свете, жалует одинаково и богатеев и голытьбу!