Человек с луны.

И Ульсон даже передернул плечами от возмущения,

Бусы, гвозди и ленты были розданы. Папуасы радостно вскрикивали, хлопали в ладоши, пробовали гвозди на зубок и с увлечением тыкали тонкие травинки в отверстия бус. Обменявшись с Туем несколькими фразами, двое юношей направились к хижинам. Оттуда они вынесли кокосовые орехи, связки бананов и даже двух поросят, крепко-накрепко связанных лианами.

Маклай с удивлением смотрел на груды провизии, сложенной у его ног. Туй смеялся подбоченившись. Ульсон ткнул ногой в поросенка и одобрительно хмыкнул:

— Ну что ж, поросята ничего. Не хуже, чем в Мальме. Я думаю, следует взять.

Маклай обернулся к Тую и решительно замотал головой.

—– Не надо! Мне ничего не надо! — говорил он.— Оставьте это у себя. Слышишь, Туй, оставь это себе!

Но Туй тоже замотал головой. Он повелительно протянул руку сначала к поросятам, а потом к Маклаю. «Твое»,— говорил этот жест.

Маклай устало пожал плечами:

— Ну, что ж поделаешь! Значит, такой у них обычай. Бери поросят, Бой.

Но папуасские юноши сами наклонились к своим подаркам. Они высоко подняли их над головой и остановились, ожидая приказа Маклая.

Маклай посмотрел еще раз вокруг себя. Тонкий месяц, точно запутавшись в перистых листьях пальмы, уже светлел на бледно-зеленом небе. Вечер подошел незаметно и быстро. Темнее стали деревья. Плотнее — кусты. Только вершина горы еще светилась вдали розово и нежно. И еще сильнее пахли цветы, свисающие с узловатых, изогнутых веток, похожих на гигантских змей.

— Пора на «Витязь».— Маклай, повернувшись к папуасам, вдруг поклонился им низко и серьезно.

Папуасы как будто поняли его. Юноши еще выше подняли свою ношу и двинулись вперед, показывая дорогу Маклаю. Остальные пошли сзади, переговариваясь и перешептываясь между собой. Кто-то затянул песню. Отрывистые звуки были однообразны и заунывны. Дорога спускалась к морю уступами, и сигнальные огни «Витязя» были видны еще издалека.

Шлюпка была на месте. Волны с тихим шипением бились о ее корму. Маклай прыгнул в лодку и показал Тую на место возле себя. Туй нерешительно покачал головой. Молчали и остальные папуасы, но когда шлюпка стала удаляться, две легкие пироги поплыли за ней и проводили ее до «Витязя».

ДОМИК НА СВАЯХ

Для своего дома Миклухо-Маклай выбрал место на самом берегу моря. Там росли большие деревья, бежал ручей, цепкие растения обвивали высокие стволы. Место было уединенное и красивое.

Еще с мостика «Витязя» Маклай успел хорошо разглядеть этот гористый и зеленый берег.

Все эти дни, пока «Витязь» стоял в заливе, Николай Николаевич подолгу не отрываясь смотрел в бинокль на кудрявые лесистые горы, коралловые рифы и редкие желтые отмели — пристани пирог.

Ему нравились светлые долины, разрезавшие темные массивы лесов, синее, как синька, небо, пена прибоя у красных и лиловых камней.

Отсюда, с мостика корвета, он наметил и место для своего жилья.

В тени двух громадных деревьев корабельные плотники вбили высокие сваи.

Легкая хижина, наполовину из дерева, наполовину из брезента, была готова в несколько дней. Крышу сделали из циновок, искусно сплетенных Боем из листьев кокосовой пальмы. У одной стены поместился большой некрашеный стол. Два больших деревянных ящика, поставленных рядом, заменяли кропать.

Ульсон, охая и ахая, суетился возле вещей, сгружаемых с корвета на берег.

Вещей было немного. Главное место среди них занимали инструменты, книги, оружие.

Запасаться провизией, удобной одеждой, уютными креслами и мягкими постелями у Маклая не было охоты, да не было и денег. Всё его сбережения, все, что ему удалось выхлопотать у Географического общества,— все это целиком ушло на инструменты, на жалованье Ульсону и Бою.

Где уж там думать о вкусных консервах и аппетитных банках какао, о ящиках с хрустящим печеньем и плитках шоколада, о запасах платья и удобной обуви!

Да Маклая не слишком заботило это.

Главное у него было: стол для микроскопа, ружье для охоты, сеть для рыбной ловли. А рядом с ним, бок о бок, жил незнакомый и загадочный народ — папуасы.

Хижина была почти готова. Маклай терпеливо выслушивал воркотню Ульсона и старательно прибивал полки для книг и для своих будущих коллекций. Расхрабрившиеся папуасы каждый день приходили смотреть на работу белых людей. Все удивляло их: и блестящие на солнце топоры, и свистящий рубанок, и ящик с гвоздями. Они переговаривались между собой, смеялись, хлопали ладонями о колени и иногда, подхватив оброненный крючок или винт, долго разглядывали незнакомую вещь, покачивая головой.

Вступать в разговоры с белыми они не решались. Только один Туй, первый друг Маклая, храбро подходил к самому дому, трогал Маклая за руку и даже частенько посиживал на ступеньках уже готового крыльца. Однажды он остановил Маклая и придержал его за рукав. Лицо его было взволнованно, брови сдвинуты. Сразу было видно, что ему хочется сказать что-то очень и очень важное.

— Что ты, Туй? — спросил его Маклай.

Туй показал на корвет и потом широко махнул рукой. Маклай понял.

— Уедет,— подтвердил он.— Корабль уедет, а я останусь здесь. В этом доме.

Туй вздохнул, сделал грустное лицо и быстро-быстро заговорил на своем непонятном наречии.

Слова были непонятны, но Туй так выразительно размахивал руками, так подпрыгивал, так крепко закрывал глаза, так живо бросал воображаемое копье, так сердито рубил голой ладонью сваи хижины, что Маклай понял сразу все, что он хотел ему сказать.

Корабль уйдет, говорил Туй, Маклай останется один. Из соседних деревень придут злые люди. Они разрушат хижину, они убьют Маклая копьем. Маклай — хороший человек. Туй не хочет смерти Маклая. Пусть Маклай садится в свою большую лодку и уезжает далеко-далеко. Здесь ему будет плохо.

Маклай посмотрел на море. Корвет готовился к отплытию. Еще несколько часов и последняя струйка пароходного дыма скроется вон за тем мысом. Маклай останется один.

Не слишком ли трудную задачу он взял на себя? Не прав ли Туй, предостерегая его? Доведет ли он до конца свою работу? Сумеет ли доказать, что папуасы — такие же люди, как европейцы, что все народы на земле равноценны и нет среди них высших и низших рас? И не лучше ли, пока не поздно, прыгнуть с вещами в шлюпку и вернуться на «Витязь»?

Маклай тряхнул головой и улыбнулся Тую.

— Ничего, дружок!— сказал он ему.— Никто меня не съест, и никто меня не убьет. Все будет хорошо. Очень хорошо. А на добром слове — спасибо.

И он выбрал в ящике самый большой и блестящий гвоздь и подал его Тую.

СТРЕЛА НА ДЕРЕВЕ

Маклай улыбался, но предсказания Туя все-таки встревожили его.

Он взял острый нож и подошел к одному из ближайших деревьев. Дерево было громадное. Высокий гладкий ствол поднимался стремительно и ровно. На мощных ветвях шумели листья. Какая-то любопытная птица звонко кричала на самой верхушке.

Маклай вонзил нож в толстую кору и взрезал ее — длинная стрела острием вниз забелела на темном стволе. Маклай отошел и посмотрел на нее издали. Она была видна ясно и отчетливо. Здесь, под этим деревом, Маклай спрячет свои заметки и дневники, если ему и в самом деле будет грозить опасность. Что бы ни случилось, самое важное — работа, она не должна исчезнуть бесследно.

Письма были написаны. Собраны все вещи. Маклай в последний раз стоял на палубе «Витязя».

— Спасибо,— говорил он, пожимая руку капитану Назимову.— Я вам очень, очень благодарен за вашу помощь. Не забудьте только о моих бумагах. Если меня съедят…

— И съедят! — согласился капитан.