Страница 1 из 11

Слово предоставляется детям

Нас интересовали биографии рядовых, обыкновенных детей. Героев мы не искали. Мы ходили из одного Детского дома в другой и стенографировали рассказы ребят, эвакуированных в Узбекистан.

Обрабатывали мы материал в весьма незначительной степени. Это не очерки о детях, - это рассказы самих детей. Уклонения от норм литературного русского языка не смущали нас: наоборот, мы тщательно берегли все местные и индивидуальные особенности речи каждого.

Мы стремились не только возможно точнее сохранить описание фактов, но и довести до читателя самый голос, подлинную интонацию рассказчиков.

Л. Чуковская, Л. Жукова

Лидия Чуковская, Лидия Жукова

М.; Ташкент: Сов. писатель, 1942

Предисловие

Л. Чуковская Л. Жукова

"В ОДИН УЖАСНЫЙ ДЕНЬ"

НА СОЛОМИНКЕ

...Я трамваем поехала к отцу на службу, на Соломинку, и сидела у него в магазине, где он служил, и вдруг началась тревога и бомбежка. В магазине большое окно, из окна видно поле, а на поле женщины лежат - загорают. Когда началась тревога и бомбежка, женщины все повскакали с травы, чтобы убежать, но фашистский самолет спустился пониже и стал в воздухе - ну совсем будто бы остановился и стоит в воздухе - и всех женщин по очереди перестрелял, только одна женщина ловкая была, убежала.

Я не хотела глядеть в окно, но мои глаза сами глядели. И вот вижу: женщины опять на землю полегли, только они уже мертвые лежат, а не загорают.

Вера Литвинская, 13 лет, из Киева.

Записано 13/III-42 г., в Детдоме № 9, в Ташкенте.

ЗА ВОДОЙ

У нас на первое был суп с макаронами. Мать уже налила всем по тарелке: отцу, сестренке - четыре года, пятый - и двум братишкам, а меня вдруг послала во двор за водой: чайник налить.

Я взял чайник, спустился - вижу: самолеты летят. У них и на крыльях и на хвостах всюду были наши звезды. Я только дошел до крана, как засвистело что-то, а потом шипение, грохот, а потом я подбежал - одни камни и черный дым, и нет ни мамы, ни братишек, ни девочки...

Папу я нашел под камнями. Но только у него не было головы и одной руки.

Витя Якушевич, 14 лет, из Минска.

Записано 4/IV-42 г., в Карантинном Детдоме, в Ташкенте.

ТРЕТИЙ ВЗРЫВ

…В один ужасный день загудели сирены, фабрики, заводы, поезда. Над городом появились фашисты. Я был один дома. Я кинулся бежать ко Днепру, чтобы спрятаться в скалистых берегах. Вижу, по другой стороне улицы бежит моя мать. И вдруг промежду нами взорвалась бомба. Моя мать упала, но поднялась и побежала снова. Возле нее взорвались еще две бомбы. Мать опять упала, и гляжу - на этот раз ее ранило: кровь льется по лицу и по боку. Но она встала и побежала опять. Я был уже близко от нее, она мне кричала.

И тут опять третий взрыв. Я упал, и мама тоже. Потом подошел, вижу - она уже мертвая лежит.

Петя Коняев, 13 лет, из Могилева.

Записано 10/II-42 г., в Детдоме № 1, в Ташкенте.

КРАСНЫЕ ВОЛОСЫ

Мы с Люсей скакали во дворе через скакалку, а немец вдруг зачал бомбардировать. Он зачал кидать бомбы с часами. Я видела, как одна бомба лежала перед домком. Лежит спокойно, а потом вдруг и домка нету.

Вот сегодня зачал бомбардировать, а завтра нам казали: немец уже не далеко от нас. Мы как услышали, что немец придет, то мы и соседи скорее злапали детей маленьких и бежали поглубже в российские границы.

Мы немца уже видели в 39 году, когда он взял ключ и всех выгонял из квартиры: "Идите, куда схочете, это не наше дело".

Мы с мамой и другие соседи крылися в лесах под деревьями. В домки крыться было нельзя, бо он все кидал в домки бомбы. Мы когда бежали, то по лошакам мертвым и по людям мертвым шли. Ночью мы шли, а днем крылися. Там на мохе лежала одна девочка, так у нее руки, и ноги, и пальцы - все было отдельно. Вот тут девочка, а вот тут нога, а вот тут палец.

А другую девочку немец вбил из пулемета, так мы ее знали. Геничка, у ней волосы были очень белые. Она в соседнем домке жила. Мама ей казала: "Мы тоже будем бежать, Геня, мы пойдем бежать". А она кажет: "Нет, мама, я здесь останусь, я буду умирать на своей кроватке". Мама кажет: "Как! твоя мама бежит, и сестренка бежит - и ты тоже будешь бежать". Но мама за руку ее не взяла, и она вперед бежала сама. Мама несла маленький ребенок на руке. А тут немец начал бомбардировать с пулеметами и эту девочку вбил в голову. Из уха, из носа кровь. Волосы были белые, а стали красные с кровью. И уже не жива. Мама идет, видит: Геничка уже не жива.

Так мы бежим и кроемся, бежим и кроемся. Ставишь ножку, так смотришь, чтобы на мертвого не наступить. Из бомб, из пулеметов вбивали. Мы легли под деревьями, и видно было, как немец с аэропланов шпионов спускал. И танки спускал. Танки не целиком, а частями. А потом эти шпионы скорее, скорее делают танки целые. Тогда мама нам кажет: "Скорее, скорее, скорее, дети, бежим!" А у кого слабое сердце, те злякались и упали на землю.

Аня Лебель, 13 лет, из Львова.

Записано 21/III-42 г., в Карантинном Детдоме, в Ташкенте.

ПАССАЖИРСКИЙ

Я проснулся от того, что загремели стекла. Наш дом стоял между линиями, и стекла всегда тряслись от поездов, но на этот раз они по-другому загремели.

Я оделся и выскочил поглядеть.

Только что перед этим прошел пассажирский четыре тридцать. Я увидел, что четыре тридцать стоит у переезда и горит, а над ним летает самолет. Кругом было много дыма, огня и людей. Горел последний вагон - товарный - и еще один - пассажирский. Самолет полетел в вышину. Черные раненые люди валялись около рельсов. Я боялся на них смотреть. Из вагона выскочила женщина с ребенком на руках. У ребенка маленькое лицо было все в крови. А самолет начал опять спускаться. Я посмотрел, куда бы спрятаться, но остался со всеми. (Тут уже было много людей: кто раненых тащит, кто тушит огонь)… Вдруг что-то засвистело, как свисток, но машинист дернул поезд, и бомба попала не в пассажирский, а в почтовый вагон. Там загорелись посылки, письма и тюки, и сразу сделалось светло, как будто не утро, а полный день. Прибежали мальчики из ремесленного училища и кинулись растаскивать почту. И я с ними кинулся. Я схватил тюк писем, они шевелились и заворачивались у меня в руках, и оттуда, изнутри, вдруг вырвалось пламя и обожгло мне лицо.

Скоро прибыл специальный пожарный поезд. Его вызвал по телефону мой отец.

Володя Андреев, 11 лет, из г. Лида.

Записано 10/II-42 г., в Детдоме № 1, в Ташкенте.