Страница 48 из 56
Ее сила возрастает, и когда она остановит рост свой — тогда страсть укрепляться будет, но слабеть будет вера…».
Но вместе с тем уже из дневника и «Летописца» видно, что увлечения Сулакадзева неизменно несли на себе печать дилетантизма. Им руководило не столько желание разобраться в сути явлений и событий, сколько стремление к чему-то таинственному, загадочному, от чего он получал какое-то восторженное удовольствие. Тщательно записывая сведения об открытиях в самых различных областях естествознания, Сулакадзев тут же серьезно рассуждает о смысле увиденных им снов, хиромантии; он верит в колдовство, восхищается графом Калиостро. Сулакадзева можно видеть в кругу известных, просвещенных людей его времени, среди членов научных обществ, но в то же время один из современников вспоминает: «В Петербурге было одно, но очень благородное общество, члены которого, пользуясь общею, господствовавшею тогда склонностью к чудесному и таинственному, сами составляли под именем белой магии различные сочинения, выдумывали очистительные обряды, способы вызывать духов, писали аптекарские рецепты курений и т. п. Одним из главных был тут некто Салакидзи, у которого бывали собрания, и в доме его в одной комнате висел на потолке большой крокодил».[340]
Итак, перед нами мистик и хиромант, сумевший достать для отправления магических действий даже такой экзотический для России начала XIX в. предмет, как чучело крокодила. Это была одна жизнь Сулакадзева. Но не следует впадать в предубеждение относительно личности этого человека. Помимо занятий хиромантией и магией у Сулакадзева было много других интересов. Они составляли как бы еще две его жизни.
И одна из них была в высшей степени благородной. Как и отец, Сулакадзев был страстным коллекционером, или, как тогда нередко говорили, «археологом» — собирателем всевозможных древностей. Среди современников о коллекции Сулакадзева ходили самые невероятные слухи. По словам С. П. Жихарева, в марте 1807 г. Г. Р. Державин сообщил в кругу своих друзей, что у Сулакадзева «находится большое собрание русских древностей, между прочим, новгородские руны и костыль Иоанна Грозного».[341] «Мне давно говорили, — возразил тогда археолог А. Н. Оленин Державину, — о Сулакадзеве, как о великом антикварии, и я, признаюсь, по страсти к археологии не утерпел, чтобы не побывать у него. Что же, вы думаете, я нашел у этого человека? Целый угол наваленных черепков и битых бутылок, которые выдавал он за посуду татарских ханов, отысканную будто бы им в развалинах Сарая; обломок камня, на котором, по его мнению, отдыхал Дмитрий Донской после Куликовской битвы, престранную кипу старых бумаг из какого-нибудь уничтоженного богемского архива, называемого им новгородскими рунами; но главное сокровище Сулакадзева состояло в толстой уродливой палке, вроде дубинок, употребляемых кавказскими пастухами для защиты от волков, — эту палку выдавал он за костыль Иоанна Грозного…».[342]
Титульный лист рукописи драмы А. И. Сулакадзева «Московский воевода Иоанн»
В свидетельстве Жихарева можно усомниться, поскольку в нем чувствуется воздействие рассказа Вальтера Скотта «Антикварий», стремление найти «русского мистера Олдбока». («На огромном старомодном дубовом столе, — писал В. Скотт, — грудой лежали бумаги, пергамента, книги, всякие мелочи и безделушки, мало чем примечательные, кроме ржавчины и древности, о которой эта ржавчина свидетельствовала… Доведу была показана увесистая дубинка с железным шипом на конце. Ее недавно нашли в поле, на земле Монкбарнаса, неподалеку от старинного кладбища. Дубинка была чрезвычайно похожа на те палки, которые берут с собой гайлэндские жнецы, когда раз в год спускаются с гор. Однако ввиду ее своеобразной формы мистер Олдбок был весьма склонен считать, что это — одна из тех палиц, которыми монахи снабжали своих крестьян вместо более смертоносного оружия».[343])
Известны и более авторитетные высказывания о коллекции Сулакадзева. А. X. Востоков, которому Н. П. Румянцев в 1823 г. поручил осмотреть ее для возможного приобретения, в 1850 г. вспомнил, что «покойный Сулакадзев, которого я знал лично, имел страсть собирать древние рукописи и вместе с тем портить их своими приписками и подделками, чтоб придать им большую древность…».[344] П. М. Строев в 1832 г. писал Н. Г. Устрялову: «Еще при жизни покойника (Сулакадзева. — В. К.) я рассматривал книжные его сокровища, кои граф Толстой намеревался тогда купить. Не припомню там списка Курбского, но подделки и приправки, впрочем, весьма неискусные, на большей части рукописей и теперь еще мне памятны. Тогда не трудно было морочить».[345]
Столь суровые, скептически-уничижительные оценки коллекции Сулакадзева тем не менее далеко не во всем оказались справедливыми. За годы своей жизни он сумел собрать действительно большую и ценную коллекцию печатных и рукописных материалов. Основу ее, как уже говорилось, составили библиотека и рукописное собрание деда и отца. В дальнейшем она пополнялась покупками, дарениями, а возможно, и изъятиями при подходящих случаях из церковных и государственных хранилищ и библиотек. Сулакадзев, например, получил в дар ряд книг и рукописей из библиотеки своего, как он пишет, «приятеля» — писателя, публициста, путешественника Ф. В. Каржавина, а затем, после смерти того, приобрел всю или большую часть его библиотеки.[346] Загадочным путем в его коллекцию попали уникальные документы — реестры рукописей, присланных в конце XVIII в. в Синод по указанию Екатерины II (до начала XIX в. они хранились в делопроизводстве Синода).[347]
В настоящее время известна рукопись, числившаяся в коллекции под номером 4967, что говорит о минимуме письменных и печатных материалов собрания.[348] На одной из рукописей Сулакадзев записал, что у него «более 2 тысяч рукописей всякого рода, окромя писанных на баргаментах».[349] Трудно проверить в настоящее время достоверность этих свидетельств: сохранившиеся каталоги библиотеки называют от 62 до 294 славянских и западноевропейских рукописей, в том числе до 12 пергаменных.[350] Сегодня известно местонахождение более 100 рукописей, принадлежавших Сулакадзеву. Их состояние заставляет с сомнением отнестись к приведенному выше сообщению Жихарева о небрежном отношении владельца к своим раритетам. Наоборот, Сулакадзев явно не жалел времени и средств на то, чтобы привести их в порядок. Он составлял сборники из разных рукописей, тщательно переплетал их, ставил своеобразный «экслибрис» («Ма[нускрипт] бу[мажный]») и обязательно номер по каталогу. Многие рукописи испещрены многочисленными библиографическими справками, всевозможными заметками владельца с оценкой их содержания, демонстрирующими несомненную его любознательность и широкую начитанность. Так, в одном из сборников, озаглавленном самим владельцем «Источником», он сделал характерные записи: «О вампирах-кровососах — умелое сочинение и любопытное», «Письмо китайского императора 1712 г. — любопытное», «Грозного Курбскому письмо 1564 единственно любопытное», «Стихи Масленнице 1746 глупо-забавные». Здесь же мы можем встретить его выписки о ведьмах, свод известий об истории изобретения пороха и оружия и т. д.[351]
Рукописно-книжное собрание Сулакадзева, к сожалению, постигла участь многих коллекций его времени: оно было распылено после смерти владельца, а значительная часть, по-видимому, вообще оказалась утраченной. Немалую роль в этом сыграл сам Сулакадзев, отпугнувший коллекционеров своими фальсификациями, а также убедивший жену, наследовавшую рукописи и книги, в их огромной ценности. В 1832 г., после смерти владельца, Устрялов с нескрываемым изумлением писал Строеву: «Я был у вдовы его с К. М. Бороздиным…, хочет, чтобы купили все ее книги, и притом за 25 тысяч рублей».[352] Непреклонность наследницы, видимо, сыграла свою печальную роль: и петербургские, и московские коллекционеры, поначалу проявившие живой интерес к коллекции Сулакадзева, вскоре объявили вдове едва ли не бойкот. Наследнице не удалось продать полностью рукописи и книги. Часть их была приобретена известными петербургскими коллекционерами П. Я. Актовым и А. Н. Кастериным (последний распродавал их еще в 1847 г.).[353] О печальной судьбе другой, по-видимому большей, части рукописей и книг в 1887 г. рассказал библиограф Я. Ф. Березин-Ширяев. В декабре 1870 г. на Апраксином дворе в Петербурге в книжной лавке он увидел «множество книг, лежавших в нескольких кулях и на полу. Почти все книги были в старинных кожаных переплетах, а многие из них даже в белой бараньей коже… На следующий день я узнал, что книги, виденные мною в лавке Шапкина, принадлежали известному библиофилу Сулакадзеву, они сохранялись несколько лет, сложенные в кулях где-то в сарае или на чердаке, и куплены Шапкиным за дешевую цену. В числе этих книг было много брошюр и рукописей, которым Шапкин, вероятно, не придавал особой ценности, и продал их на вес в соседнюю бумажную лавку».[354] По свидетельству Березина-Ширяева, в этой лавке ему удалось купить несколько рукописей, в том числе дневник Сулакадзева за 1822–1824 и 1828 гг., несколько латинских, французских рукописей, а у купца Шапкина — «все иностранные книги, которых было более ста томов, а также часть и русских», в том числе издания сочинений Раймонда Люли 1566 г., Генриха Корнелия Агриппы 1567 г. и др., ряд рукописей.[355] Как пишет Березин-Ширяев, незадолго до его покупок часть коллекции (по меньшей мере 70 номеров рукописей) приобрел профессор математики Н. П. Дуров (ширяевские и дуровские рукописи собрания Сулакадзева сохранились полностью).
340
Протасов А. И Из записей и воспоминаний протоиерея Г. П. Смирнова-Платонова // Рус. архив. 1897. № 9. С. 113.
341
Д[митрий] Я[зыков]. Оригинальный русский антиквар //Рус. вестн. 1898. Т. 256. С. 327.
342
Д[митрий] Я[зыков]. Оригинальный русский антиквар //Рус. вестн. 1898. Т. 256. С. 238.
343
Цит. по: Корабли мысли: Зарубежные писатели о книге, чтении, библиофилах: Рассказы, памфлеты, эссе. М., 1980. С. 69–70.
344
Переписка А. X. Востокова в повременном порядке… // Сб. ст., чит. в Отд-нии рус. яз. и словесности АН. СПб., 1873. Т. 5. Вып. 2. С. 391–392.
345
Пыпин А. Н. Подделки рукописей и народных песен/Памятники древней письменности. СПб., 1898. Т. СХХПП. С. 6–7.
346
Полонская И. М. Книги из библиотеки и с автографами Ф. В. Каржавина в собрании Отдела редких книг // Труды ГБЛ им. В. И. Ленина. М., 1978. Т. 14. С. 13—164.
347
Козлов В. П. Новые материалы о рукописях, присланных в конце XVIII в. в Синод. С. 87–88.
348
Описание рукописей князя Павла Петровича Вяземского. СПб., 1902. С. 33.
349
Сперанский М. Н. Русские подделки рукописей в начале XIX в. (Бардин и Сулакадзев) // Проблемы источниковедения. М., 1956. Вып. V. С. 63.
350
Сперанский М. Н. Русские подделки рукописей в начале XIX в. (Бардин и Сулакадзев) // Проблемы источниковедения. М., 1956. Вып. V. Примечание 2.
351
ОР БАН. 24. 5. 38, оборот верхней крышки переплета.
352
Барсуков Н. Жизнь и труды П. М. Строева. СПб., 1878. С. 237–238.
353
Подробнее см.: Козлов В. П. О рукописях П. Я. Актова // Памятники культуры. Новые открытия: Ежегодник. 1982. Л., 1984. С. 124–127.
354
Березин-Ширяев Я. Николай Павлович Дуров // Библиограф. 1887. № 1. С. 7.
355
Березин-Ширяев Я. Николай Павлович Дуров // Библиограф. 1887. № 1. С. 5–6.