Норки!

— Да это же волнистый попугайчик! — гаркнул он. — Люди все о них знают, так что никакая это не редкость!

— Зато это редкость для нас! — хором ответили лесные жители. — Мы никогда не видели попугайчиков — ни до, ни после.

Оба брата заскрежетали зубами от ярости — железная логика «деревяшек» их уже достала.

— Спокойнее! — воскликнул Второй, заметив, что у Первого снова задергался глаз. Теперь он попробовал обратиться к «деревяшкам» так, словно они были детьми. — Это все замечательно, — просюсюкал он, —

но мы с вами сейчас придумаем кое-что получше. Попугайчики ведь глупенькие! Давайте найдем умненькую птичку, ладно? Ну, кто знает редкую, красивенькую, умненькую птичку?

— Беркут! — крикнул один их канюков. Канюки так гордились своим предложением, что один

из них. даже добавил, ловко подделываясь под «норке-тинговый» лексикон:

— Мы уверены, что зрительно-декоративный потенциал беркутов, который вы называете лучезарностью, очень высок, что как нельзя лучше соответствует нашим задачам.

Ко всеобщему удивлению, М-Первого и М-Второго неожиданно поразил приступ какого-то подозрительного кашля. На самом деле причина была довольно проста. Если даже канюки были слишком крупными и свирепыми, чтобы оказаться в списке охотничьих предпочтений норок, то появление огромного крылатого убийцы, способного запросто схватить в когти — страшно подумать! — целую норку и подняться с ней в воздух, определенно положило бы конец их безраздельному господству в лесу. Нет, Мега их за это не похвалит!

М-Второй опомнился первым.

— Очень хорошее предложение! — воскликнул он. — Канюки заслуживают вашей похвалы!..

Раздались громкие аплодисменты. Наконец Второй поднял лапку, призывая собрание к тишине.

— Боюсь, однако, что тут возникает одна проблема, которую они проглядели, — сказал он. — Ну, кто может сказать мне, в чем тут закавыка?

Лесные жители озадаченно переглянулись.

— Беркут, — объяснил Второй, — бесспорно, великолепная кандидатура, отвечающая многим нашим требованиям, но как, скажите на милость, нам привлечь одного из них в наш лес? Или чем?

Канюки уставились на него злобными желтыми глазами. Они действительно не подумали об этой проблеме. Беркуты, как им было хорошо известно, отличались не только свирепостью, но и дурным нравом, так что если сами канюки едва ли могли считаться душой общества, то беркуты были склонны к общению в еще меньшей степени. Они селились на вершинах недоступных скал и старались держаться от людей как можно дальше. Трудно было предположить, что кто-нибудь из этих гордых птиц добровольно согласится оставить суровые горные кручи и переселиться в какой-то жалкий лес на равнине без достаточно сильного стимула.

Пристыженные канюки замолчали, и Отдел норке-тинга продолжил охоту за неуловимым УЛП.

Собрание шло своим чередом, когда самка черного дрозда, по имени Берта, неожиданно вспомнила, что рассказывала ей подруга из соседней долины. Как это она не подумала об этом раньше? Вот и доверяй себе после этого, с такой-то рассеянностью!

По словам подруги, сказочное существо посетило их долину предыдущим летом. Это была птица небывалой, блистательной красоты, и к тому же — самец. Его оперение было таким ярким, что, когда подруга Берты впервые увидела, как он гордо и величественно вышагивает по траве, она решила, будто все это ей привиделось, и опомнилась только тогда, когда незнакомец увлек ее за куст и принялся исступленно топтать. И, вне себя от восторга, она уступила ему.

Альфонс — этот летучий Адонис — оставался в долине достаточно долгое время, чтобы успеть обслужить большую часть ее женского населения. В конце концов он все же отбыл на родину, пригласив всех своих подруг прилетать в гости на уик-энд, но для большинства это был слишком далекий путь, так что, несмотря на любовный восторг, зажженный Альфонсом во множестве пернатых грудей, никто так и не решился на это отчаянное путешествие.

«Нам всем, старым курицам, надо было бы собраться и слетать к нему,— резюмировала безутешная подруга, смахивая с глаз выступившие слезы. — Из этого вышло бы незабываемое приключение! Я никогда еще не встречала самца, который был бы так хорош в кустах!»

Берта тайком прокралась за куст боярышника и взлетела, оставив собрание на поляне. Ей нужно было срочно перекинуться с подругой парой слов…

Берте повезло: подруга не только подтвердила все сказанное, но и сообщила, куда надо лететь, чтобы отыскать Альфонса, который, как выяснилось, принадлежал к породе редких золотых иволг.

«Попробуй, может, тебе повезет,— напутствовала Берту подруга.— Как бы я хотела улететь с тобой…»

С этим Берта и вернулась на Малую поляну. Протолкавшись вперед, она стала ждать, пока шум немного уляжется.

Судя по их взъерошенный шерсти, норки уже дошли до точки и находились на грани нервного срыва. Пока Второй вытирал листочком влажную от испарины шерсть на лбу, его брат не оставил камня на камне от последнего дурацкого предложения, сделанного завирушкой.

— Ну на кой ляд нам сдалась эта серая мухоловка?! — орал он. — Она же се-ра-я, неужели непонятно?! Да за одну завирушку дают десяток мухоловок — настолько это заурядная и глупая птица! Вы хоть сами на себя посмотрите! Вас, завирушек, здесь сотня, если не больше, но никто не может предложить ничего такого, о чем бы стоило говорить! Вы бесполезны, бесполезны, бесполезны!!!

Последние слова он прокричал, крепко зажмурившись и притоптывая по земле задней лапой. Завирушка с несчастным видом спрятала голову под крыло, а ее подруги тактично отвернулись.

— Если никто из вас не предложит ничего толкового, мы просидим здесь до рассвета! — пригрозил Первый, с укором глядя на Филина.

Филин уже перебрал в уме всех своих близких и дальних родственников, пока наконец не остановился на полярной сове. С точки зрения редкости они, несомненно, намного опережали серых мухоловок и были довольно красивы, однако, после того как норки презри-

тельно отклонили предложение канюков, Филин решил не рисковать своей репутацией и не соваться, тем более что не знал толком, где этих полярных сов искать. Это был тот самый момент, которого дожидалась Берта.

— Мне кажется, я жнаю, что вам нужно, — прошепелявила она. — Ешть такая порода птиц, которая на-жывается жолотая иволга. И я слушайно жнаю, где живет одна такая… Его зовут Альфонш!

В толпе раздались смешки. Клювастая Берта была, пожалуй, последним существом, от которого лесные жители ожидали сколько-нибудь ценного предложения. Скорей уж горлица выступит с какой-нибудь романтической чепухой, но уж никак не эта неряшливая самка черного дрозда с ее кривым клювом, давно не чищенными тусклыми перьями и невнятной речью!

М-Первый, казалось, тоже был не очень уверен в том, что это стоящая идея, но потом подумал, что если золотые иволги в самом деле так красивы, то попытаться стоило. Между тем дрозды-самцы начали вслух высказывать свои сомнения.

— Как ты убедишь его вернуться? — хрипло кричали они. — Споешь для него?

— У меня ешть швой шпошоб! — таинственно улыбнулась Берта, чем вызвала среди сородичей-самцов настоящий взрыв веселья.

Норки тоже заметили, как дрозды переглядываются и, подмигивая друг другу, открывают и закрывают свои желтые клювы. «Что бы это значило?» — нахмурились братья, чувствуя, что шутка, которой они не понимали, умаляет их достоинство и подрывает авторитет.

Но предложение Берты получило мощную поддержку, причем с самой неожиданной стороны. В дни расцвета Общества Сопричастных Попечителей самки дроздов регулярно протестовали против диктата самцов и неограниченного мужского шовинизма, и теперь старые противоречия снова всплыли на поверхность. Кроме того, Попечители всегда считали, что Берта, с ее врожденной шепелявостью, и так обижена судьбой и потому заслуживает особой поддержки с их стороны.

— Почему это Берта не может предложить ничего ценного?! — возмутились самки. — Как это характерно для ограниченного мужского ума — сбрасывать со счетов все, что бы мы ни предлагали! Уж не боитесь, ли вы, что Альфонс затмит вас золотом своего оперения и станет желанным гостем в каждом гнезде?!