Норки!

— И ведь им так и не удалось развернуть эту колючую тварь! — гнул свое Психо. — Не кажется ли тебе, что это глупая и непростительная самонадеянность — не давать себе труда поработать мозгами?

— Почему бы им не быть самонадеянными, Психо? — нетерпеливо бросила ему Мата. — Или ты не разделяешь их уверенности, что мы, норки, превосходим всех остальных обитателей леса в силе и ловкости?

— Не знаю… Вполне возможно, это действительно так. Но разве не кажется тебе, что перед огромным многообразием жизни норки… как бы это сказать? Пасуют, что ли… — Впервые в жизни Психо не был уверен, правильное ли он выбрал слово. — Все эти мыши, полевки, землеройки, кролики, странные твари, которые живут по берегам реки, — все они совершенно разные и удивительные. Взять хотя бы ужей. Ты знаешь, что обнаружили норки? Что если есть их с головы, то они все еще живы, когда доходишь до хвоста. Они получают особое удовольствие, когда, пожирая это живое, скользкое, извивающееся тело, чувствуют, как из него уходит жизнь. А черви? Ведь перекуси червя пополам, и из одного живого существа получится два новых! Я не говорю уже о птицах, Мата. Это же песня! Представь для начала, каково это — родиться не обычным способом, а вылупиться из яйца!..

Группа норок вылетела из подлеска на открытое место. Всей толпой они преследовали крошечную пичугу с перебитым крылом, которая то вспархивала, то снова ковыляла по траве. Пересекши Тропу, норки с треском вломились в кусты на противоположной стороне, и их азартные вопли и улюлюканье затихли вдали.

— Они ведут себя так неуклюже, так грубо, — вздохнул Психо. — Можно подумать, они никогда не слышали об осторожности, скрывании, засадах? О других способах охоты, которые требуют смекалки и умения бесшумно скользить по траве?

Мата остановилась и, перевернув камень, обнаружила там несколько сороконожек, которые считались деликатесом. Когда Психо увидел, как она опустила

морду к земле, чтобы проглотить насекомых, он почувствовал беспричинное раздражение. «Как она это делает?» — удивлялся он. Сам Психо до сих пор не нашел ничего съедобного, а Мата… Его раздражение еще усилилось, когда она откинула в сторону толстую ветку и под ней обнаружилось целое семейство упитанных слизней.

— Кстати, о смекалке, — заметила Мата, хитро улыбаясь– — Разве ты еще не открыл для себя, что не только охота, но и собирательство способны обеспечить тебя превосходным завтраком? Просто нужно знать, где искать. Должно быть, ты еще не овладел этим искусством.

Она проглотила последнего слизняка и облизнулась.

— Почему ты отказываешь остальным в праве самим отыскать свой путь в жизни? Почему ты присвоил себе привилегию судить их? И почему ты считаешь недоумками всех, кроме себя? Впрочем, мне нужно возвращаться,— объявила она.— Отдел норкетинга просил меня быть главным судьей в соревновании на лучшую нору. Догоняй!

Когда стая оккупировала Плато, брошенные кроликами норы обеспечили ей готовые жилища. Мега захватил самую лучшую нору, которую его подданные ворчливо именовали «дворцом»: в ней было целых четыре комнаты, одну из которых он предоставил Мате. Психо занял соседнюю нору, состоящую из трех комнат, — он хотел быть поближе к Вождю, — в то время как М-Пер-вый и М-Второй выбрали логово довольно далеко от центра колонии, но зато с просторным центральным залом, который они превратили в «Штаб норкетинговых исследований». Макси и его норковороты тоже обосновались на окраине поселка — в длинной подземной галерее со множеством входов и выходов, которую военный советник гордо именовал казармой.

К счастью, некогда обитавшая на Плато популяция кроликов была достаточно многочисленной, чтобы обес-

печить всех норок жильем. Поначалу им все же было тесновато, но выход нашелся быстро: норки стали прорывать дополнительные ходы и устраивать логовища в мягкой земле выходящего к реке обрыва.

И тут Отдел норкетинга предложил идею, которая позволила задействовать градостроительные способности норок в полную силу. «Там, на ферме, — объясняли они Меге с самым серьезным видом, — все норки жили в одинаковых клетках, поэтому они привыкли мыслить категориями коммунального общежития. Понятие собственного дома было для них пустым звуком. Как известно, норы, в которых они живут здесь, тоже не очень-то отличаются одна от другой. К счастью, проведенные нами исследования показали, что, если нам удастся организовать и провести кампанию по внедрению в массы понятия собственности, подданные начнут рассматривать свои норы в качестве своей личной территории. И если внушить норкам, что состояние и внешний вид их жилищ лучше всего говорят о них как об индивидуальностях, вот тогда они заинтересуются!»

Мега был лишь слегка заинтригован этими не до конца понятными умопостроениями, зато Мата одобрительно и благосклонно кивала. Выдумка сработала: движение под девизом «Сделай сам», где каждый изо всех сил старался улучшить доставшуюся ему нору, приобрело невиданный размах.

Рылись новые ходы, переоборудовались и расширялись комнаты, прокапывались целые подземные галереи, а в последнее время норки увлеклись строительством крылечек и беседок из отгрызенных веток. Среди самок возникло соревнование — чья нора лучше отделана. Вначале было очень модно украшать стены звездчатыми цветами терна, но в последнее время это поветрие было вытеснено новой модой на «интерьер в розовых тонах» из боярышника; полы же покрывались коврами из голубых подснежников-пролесок, в которые вплетались нежно-белые лесные анемоны.

Только норы Меги и.Психо отличались простой и по-спартански суровой обстановкой. Обходя чужие жи-

лища вместе с Матой, Психо болезненно морщился, косясь на резко контрастирующие цвета и бьющие в глаза архитектурные излишества, которыми бахвалились бесконечно гордые домовладельцы. Тем не менее, повинуясь требованиям ретивых хозяек, он, хоть и неохотно, все же вытирал лапы перед тем, как войти в чей-нибудь дом.

— Тебя не тошнит от всего этого, Мата? — шепнул он, опасливо поглядывая на не слишком удачный подвесной потолок, украшенный к тому же кричаще-яркими листьями и колючими ветками боярки. Потолок угрожающе провис и грозил обвалиться им на головы в любую минуту.

Судя по ее мрачному молчанию, Мата считала вопросы вкуса и безвкусицы столь же индивидуальными, как и многое другое. Не рискуя и дальше испытывать ее терпение, Психо сослался на неотложные дела и направился к реке посмотреть, что там происходит.

Стараниями Отдела норкетинга в колонии появились и процветали десятки разновидностей спортивных игр, и самой популярной стал желудьбол. Состязания в этом виде спорта приняли такой размах, что выше по склону пришлось разметить специальную площадку, дабы состязающиеся не наносили ущерб колонии. Система выявления чемпионов была запутанной донельзя, и разобраться в ней — и то с большим трудом — могли только непосредственно сами игроки.

И все же самым любимым видом досуга норок оставался водный аттракцион, или Водорама. Норки очень быстро приспособили ствол упавшего ясеня для того, чтобы съезжать по нему на глубину; две толстые ветки, уходившие в воду несколько круче, чем главный ствол, предназначались для любителей прокатиться с ветерком, а сук, торчащий почти вертикально вверх, представлял собой идеальную прыжковую вышку. Теперь сооружалась «норзанка» — сложный аттракцион, в котором, прежде чем упасть в воду, участники должны были раскачаться на качелях и несколько раз подпрыгнуть на упругих тонких ветвях, плотно переплетенных между собой.

Макси как раз покрикивал на группу норок, которые трудились над устройством качелей из подобранного в поле куска шпагата.

Заметив Психо, он перестал орать.

— Пришел посмотреть, как работают настоящие мужчины? — поддразнил он. — Смотри не замочи лапы!

Психо не обратил на него внимания. Если он и был единственной норкой, которой не нравилось купание, что ж, — это никого не касалось.

— Как насчет настоящей работы, а? Просто для разнообразия… — продолжал Макси. — Или ты умеешь работать только сидя на своей заднице?