Страница 6 из 63
На лицах оживление. Кто-то тычет в сторону балкона пальцем. Хорошо, что не мечом. Меня обсуждают — громко, на местном крикливом диалекте.
Как и вчера. И позавчера.
Поначалу я пугался, припоминал, не натворил ли в своем районе что-нибудь по пьянке. Потом смирился, потому что даже если нет — все равно будут обсуждать.
Голос из магнитофона сообщает: упражнения закончены. Музыка выключается. Стройные ряды пожилых физкультурников моментально смешиваются в кучу.
Обычное утро.
Шум, ор, гвалт.
Немец Лас признался, что уже полгода мечтает о пулемете, особенно по выходным.
Я встаю рано, меня этот крик под окном не напрягает. Поначалу принимал его за ссору соседей, близкую к драке. Потом стало ясно — это нормальный стиль общения местных. Громко, с подвизгом, с размахиванием рук… Общаются на самые мирные темы — погода, дети, квартальные новости. Если речь заходит о деньгах, акциях или еде — возбуждаются сильнее, могут кричать часами.
Закрыв глаза, делаю глоток из бутылки. Прислушиваюсь к звукам. Представляю себя оккупантом, залезшим в курятник. Суматошное кудахтанье. Хлопанье крыльев. Грохот упавшего ведра. Солдатская ругань…
Все это — шанхайхуа, местный диалект.
Раздается резкая автоматная очередь.
Вздрагиваю, едва не выронив бутылку. Партизанен?!
Открываю глаза.
Нет, я не фриц-курощуп в белорусской деревне. Я — обычный вайгожэнь. Иностранец. Лаовай.
Никто не стреляет. Просто выходной, и кто-то по этому поводу радуется, взрывает «стрекотуху» — длинную полоску петард.
А может, сегодня будет свадьба в соседнем доме.
Раннее время — не помеха. Китай ложится и встает рано.
Петардами китайцы отмечают успехи в делах и рождение детей. Ими они отгоняют злых духов и приманивают богатство. Под грохот и треск встречают весну, женятся и даже хоронят. Китаец рождается в шуме и взрывах, живет среди всего этого с удивительным спокойствием и умирает в привычной обстановке — под грохот петард, при залпах фейерверков и столпотворении родственников.
Возвращаюсь в комнату.
Стягиваю футболку. Еще на балконе разглядел на ней пятна от соуса. Нахожу в шкафу относительно чистую. Меняю шорты на мятые льняные штаны, легкие и широкие.
Один из плюсов житья в Китае — здесь можно ходить в чем угодно, хоть в пиджаке и семейных трусах. Гладить одежду вообще не принято: я не встречал китайцев, которые этим бы занимались. А вот чистой одежда все-таки быть должна, поэтому весь Шанхай и увешан бельем — одна нескончаемая общегородская постирушка.
Где-то с час я еще шарюсь по сети. На «proza.ru» скучно и уныло. Рецензий новых на меня никто не пишет и уже давно. Последнюю рецензию я получил такую: «Автор, Вы психически ненормальный человек и у Вас явные наклонности садиста и сексуального маньяка… Куда катится наша страна, если такие авторы имеют возможность издавать свои мерзкие рассказики… Пугает то, что ходит по земле такой человек с такими вот мыслями в голове… А мы все рядом с ним живем… А ведь таких, как он — много, скрытых моральных уродов!.. Кстати, если с Чикатило снять очки — вылитый автор! У вас и фамилии похожи…»
Сам я никого там не читаю и тоже никому не пишу. В надежде заглядываю на «udaff.com», но в комментариях — лишь вялая ругань сторонников независимой Украины и радетелей Российской империи.
Захожу в почту. Знаю, что от Ли Мэй письма нет и не будет. Как и от Инны. Кликаю по каким-то новостным ссылкам, но текстов не понимаю. От скуки захожу на «Одноклассников». Как обычно, в «гостях» неизвестные девки, с каждым месяцем фотки девок все блядовитее… Хоть бы написали пару слов, так нет — заходят и уходят: рожа у меня на фотке та еще.
Впрочем, и в жизни не лучше.
Пара сообщений от бывших однокурсников. Стандартные: «привет, ты как?»
Я никому не отвечаю.
Последний сайт, который я открываю — «Полушарие». Кликаю в разделы «Китай» и «Шанхайский русский клуб». Прохожусь по темам. Все то же: уныло и скучно. В правилах сайта требуют после шутки ставить смайлик. Или писать — «шутка». Что можно ожидать от них… Я называю этот сайт «Полужопие».
Проматываю скроллом глупые посты русских девок, выскочивших замуж за китайцев. Девок, сбежавших из дичающей Сибири и Дальнего Востока в сытый богатый Китай. Но что-то их тревожит, тяготит — это видно по темам. Девки нахваливают работящих и заботливых китайских мужей, поливают дерьмом пьющих и ленивых русских, и все равно проскакивает в их строках тревога — жизнь в чужой стране не всегда сахар.
Комментариев не оставляю, я снова забанен, на этот раз «за разжигание национальной розни».
Зачем-то опять роюсь в пепельнице.
Напяливаю кроссовки. Ногти все же надо будет постричь как-нибудь.
Выхожу из квартиры.
В лицо, будто с размаху, бьют ватной подушкой. Горячей подушкой, полежавшей на печи.
В коридоре кондиционеров нет. В Шанхае лето.
Утро закончилось.
Моя цель — соседний поселок, что за стеной кампуса. За невысоким забором видны унылые стены шестиэтажек. Прохожу мимо автостоянки — черным блеском сияет ряд новеньких чистых «ауди». Здороваюсь со сторожами у боковых ворот. Дедки лет шестидесяти, в зеленых кителях и фуражках, беззубо улыбаются. Один из них подмигивает мне и изображает жестом процесс выпивания. Я давно уже местная знаменитость. Сначала стыдился, теперь привык. Киваю в ответ.
Вход в жилой блок. Решетчатые ворота для въезда машин сейчас закрыты. Рядом особого вида калитка, вроде узкой и длинной клетки. Надо войти, протиснуться вбок — и вылезти на свободу. Это чтобы жильцы не протаскивали свои велосипеды в кампус, а оставляли на парковке. Клетку установили недавно, но не все в поселке еще привыкли. То и дело, по старой привычке, подъезжают на великах и скутерах, останавливаются, свешивают ножки со своих драндулетов, открывают рты и смотрят на новые ворота. О чем-то переговариваются, разворачиваются и едут вглубь поселка, к другим воротам. Подъезжает следующая партия. Встает у ворот. Созерцает их несколько минут…
Выхожу из кампуса.
Летом Шанхай напоминает мне огромный, невероятных размеров софит. Льется, бьет, ослепляет невыносимо горячий свет. Где-то среди микротрещин стекла ползет, обреченно шевеля ножками, жаростойкий муравей.
Если приглядеться получше, то муравей — это, конечно, я.
Я бреду по местной торговой улочке. Просачиваюсь сквозь толпу неторопливо шаркающих ногами аборигенов — в пижамах, трусах и ночнушках, пробираюсь сквозь припаркованные велосипеды и скутеры, натыкаюсь на длинные оглобли мусорной тележки, перешагиваю через лотки с фруктами и расстеленные на тротуаре коврики с бижутерией.
Но улица все равно почти пуста и безжизненна.
Когда солнце уползет за эстакады и крыши домов, здесь все изменится. Появятся признаки вечерней, настоящей жизни: подвесные лампы над гроздьями бананов и лотками с креветками, яркие витрины магазинов одежды, розовый свет массажного салона, тележки-жаровни, пластиковые столики и стулья, музыка из динамиков, россыпи пиратских дисков… Заскользят в толпе небритые уйгуры-карманники с наглыми и цепкими взглядами. Мамаши в ночных рубашках и пижамах — летней одежде окраины города — выведут погулять перед сном детишек.
Сейчас все утопает в болезненном свете.
Я давно к нему привык. Как и местные, не ношу темных очков.
У разморенных продавцов — сонная одурь в глазах. Мужики задрали футболки и лениво почесывают животы. Липкое, душное марево колышется над городом, стекает на асфальт, отталкивается от него и струится, плывет…
Редкие платаны. Раскаленная улица.
Китаянки, что постарше, обмахиваются веерами. Девушки в коротких джинсовых шортах и обтягивающих футболках прячутся под светлыми зонтиками.
Я разглядываю их узкие спины и грязные пятки в шлепках.
Девчонки здесь совсем другие. К ним надо привыкнуть, как и ко всему тут.
Северянок я всегда легко узнаю по коренастой фигуре, кривоватым коротким ногам и круглому лицу-«сковородке». Глаза у них узкие, но не щелочками. По форме — как подковки для обуви. Реденькие ресницы и брови.