Страница 51 из 52
Михаил Синельников
ОТКУДА ПРИХОДЯТ ПРИЗРАКИ
Вот сообщения из газет начала нынешнего, 1990 года:
…Баварская полиция арестовала главаря одной из неонацистских организаций ФРГ — «Вольфшанце» ("Волчье логово"). Созданная недавно, она получила свое название в память о резиденции Гитлера, находившейся во время войны в Восточной Пруссии. При обыске штаб-квартиры организации конфисковано большое количество огнестрельного и холодного оружия, литература, пропагандирующая насилие.
Широкие круги общественности ГДР встревожились внезапной, резкой активизацией здесь неонацистских проявлений. Впервые за все годы существования памятника советскому воину-освободителю в берлинском Трептов-парке он был осквернен. На постаменте, на надгробиях солдатских могил намалеваны лозунги, восхваляющие Гитлера и порочащие Советский Союз, призывающие к восстановлению германского рейхи в границах 1937 года и расправе над инакомыслящими, прежде всего коммунистами, над «неарийцами», иностранцами. Полиция, прокуратура, представители правительства ГДР заявили о необходимости "решительного отпора правоэкстремистской, неофашистской опасности".
Вспышка неонацизма, сопровождающая процессы стремительных политических изменений на востоке Германии, — новое явление европейской жизни. По мнению ряда наблюдателей, настроения такого рода, в частности, среди молодежи, вызревали в ГДР давно, но прежнее руководство старалось не придавать им значения, дабы не портить внушительный фасад государственного благополучия.
Итак, идеология неонацизма давала о себе знать не только в ФРГ, что всегда было известно, но и в ГДР, где такое явление казалось немыслимым. Нацистская опасность жива. Она питается своекорыстной игрой политических сил. Жизненно необходимо помнить об этой опасности, ни в коем случае не преуменьшать ее, считать противостояние ей необходимым условием демократического устройства общества.
В сущности, к этому и призывает, об этом и написан роман Александра Чаковского "Нюрнбергские призраки".
Рассказывая во второй книге романа короткую ы кровавую историю деяний Рихарда Альбига, молодого "патриота рейха", воспитывавшегося в немецкой эмигрантской колонии в Аргентине и приехавшего в ФРГ, писатель особо подчеркивает такую черту персонажа, как фанатизм, бездумное, лишенное сомнений и колебаний следование постулатам о превосходстве арийской расы, об особой роли Германии в мировом порядке.
Впечатляющий образ нациста-фанатика был в свое время создан А. Чаковским в известном романе «Блокада»: эсэсовский танкист, майор Данвиц, храбро сражающийся на восточном фронте, искренне убежден, что является хранителем "арийской чести", продолжателем подвигов легендарного Зигфрида. «Честь» не мешает ему зверствовать на русской земле, напротив, вроде бы и оправдывает карательные акции против «недочеловеков», смеющих быть недовольными варварским нашествием.
Сродни Данвицу — Адальберт Хессенштайн, он же Хорст Альбиг, отец Рихарда. Это — центральный персонаж первой книги "Нюрнбергских призраков" (также изданной "Роман-газетой"). Действие в ней происходило в Берлине и Нюрнберге в первые месяцы после Победы, бригаденфюрер СС Хессенштайн показан был в положении, когда он вынужден скрываться от возмездия, изменить не только имя, но и внешность…
Примечательно, однако: Хессенштайн не просто стремился выжить, уцелеть в бурном водовороте событий. Он жаждал по-прежнему служить нацистской доктрине, готовить реванш, сполна отплатить врагам рейха — разумеется, красным раньше всего. Хессенштайн поначалу даже отвергал предложение об эмиграции в Южную Америку: оно казалось ему чуть ли не изменой. И еще красноречивая деталь: следя за процессом в Нюрнберге (он составляет как бы фон событий первой книги), Хессенштайн испытывает недовольство, даже негодование по поводу недостаточной «твердости» подсудимых, совсем недавних своих кумиров.
Герой первой книги романа показан частицей страшного механизма — частицей как бы саморегулирующейся, самонаводящейся, способной к действию и тогда, когда общий механизм обветшал, пришел в негодность. Автоматизм мышления и действий Хессенштайна имеет солидную основу, он приобретен, когда бригаденфюрер исполнял свои обязанности в системе управления концлагерями: "Смерть десятков тысяч людей была для него канцелярской работой", "материя смерти" казалась "бестелесной"…
Острые характеристики Хессенштайна возникали и там, где было показано, как этот дистиллированный, чистопородный наци неожиданно для себя попадает в цепкие руки американской разведки, в руки «плутократов», с которыми так жаждал бороться. Ставя персонаж в любопытные психологические ситуации, А. Чаковский одновременно напоминал о сложной пестроте послевоенной политической реальности, когда влиятельные круги на Западе, преследуя долговременные цели классовой конфронтации, не брезговали союзниками типа Хессенштайна, исподволь подпитывали их активность.
Во второй книге, действие которой происходит четверть века спустя, в 1969 году, тоже, как мы видим, возникает мотив близкой связи внешне, казалось бы, совсем не близких сил. Респектабельный американец Арчибальд Гамильтон весьма хорошо знаком с неонацистским провокатором-боевиком Клаусом, осведомлен о деятельности крайне правой национал-демократической партии, благосклонен к перспективе прихода ее к власти.
Что же касается Рихарда, сына Хессенштайна, то ему суждено столкнуться с пестротой действительности в форме еще более резкой. Девушка, которую он полюбил, оказывается человеком левых убеждений, из тех самых «красных», которых Рихарда выучили люто ненавидеть. Разрушается, что уж совсем невыносимо, и незыблемая, стройная вера в немецкую «истинность», чистоту крови, когда Гамильтон открывает Рихарду тайну его рождения.
Программные, а лучше сказать, запрограммированные цели продолжают оставаться для Рихарда в силе. Он участвует в бандитских акциях, организуемых Клаусом и другими молодчиками, да еще старается преуспеть. Он с восторгом воспринимает разглагольствования насчет необходимости "пробудить в сердцах немцев стыд за проигранную войну, за потерянные земли", посрамить "предателей, жидомасонов". Политическим невзгодам и сложностям, уверен Рихард, придет конец, если "десятки тысяч людей возьмут в руки пистолеты и дубинки…".
И все же червь сомнения, так уж суждено было случиться, заползает в душу молодого неонациста. С одной стороны, он, вдруг оказавшийся сыном Гамильтона, американца, а значит, человека неясного происхождения, нервно размышляет, какими новыми смелыми акциями можно "смыть позор своего рождения", вновь возвыситься в собственных глазах. А одновременно Рихард с отчаянием думает, что не случайно он проявил неточность в исполнении приказа, не случайно и увлекся Гердой: сказывается презренная кровь "метиса"…
Автор романа стремится к сложной, психологической прорисовке образа Рихарда, немало ему удается, однако справедливо, полагаю, говорить и о пробелах. Так, не все убеждает в отношениях Рихарда и Герды, лирика и политика могли бы находиться здесь куда в большей конфликтности. Или другое: иной раз ощущаешь нехватку предметности, плотности в ретроспекциях, относящихся к формированию личности Рихарда.
Специфически строя свое повествование, решительно разделяя его: одно время действия и один главный герой в первой книге романа, другое время действия и другой герой в книге второй, — А. Чаковский, думается, имел в виду контрастно подчеркнуть несходство обстоятельств, характеризующих Европу 1945 и Европу 1969 годов. На фоне изменившейся жизни, неизмеримо более благополучной, демократически устойчивой, судьба Рихарда Альбига, крах его, конечно же, выглядят не случайными, даже в определенном смысле символичными. И трещина, задевшая миросозерцание (не мировоззрение!), и пули, выпущенные в Клауса, мстящие за обман, за гибель Герды, и смерть самого Рихарда — все это справедливо воспринимать как свидетельство бес перспективности дела, идеи, некогда приведших к мировой трагедии… Но при всем том есть все основания утверждать то, что уже сказано выше: роман "Нюрнбергские призраки" несет в себе, в своем содержании актуальный призыв — помнить об опасности неонацизма, о том, к каким бедам может привести это болезненное извращение человеческой морали.