Непобежденная

Дрого повернулся и легонько поцеловал Иду в щеку. Ощутив прикосновение его горячих губ, девушка вздрогнула. Ей казалось, что она вся во власти какой-то странной силы, которая обжигает ее, подчиняет себе. Нет, она не должна уступать! Но едва его губы коснулись ее рта, Ида забыла обо всем на свете. Как ей хотелось, чтобы он вел себя сейчас более дерзко и даже нагло, — это дало бы ей силы сопротивляться. Но его нежность лишала ее этих сил, заставляла предательски слабеть тело…

— Нет, — прерывисто дыша, прошептала она и откинулась назад, пытаясь ускользнуть от его ласк, но Дрого, обхватив ладонями ее лицо, снова привлек Иду к себе.

— Да, — тихо и твердо произнес он, покрывая ее полные губы быстрыми жгучими поцелуями. — Ты с самого начала знала, что это произойдет.

Он обнял ее сильнее и губами приоткрыл ей рот. Напрасно Ида пыталась остаться бесстрастной — его горячее дыхание опалило ее, его язык проник внутрь, и она словно растворилась в долгом, доводящем до изнеможения поцелуе. Когда он наконец оторвался от ее губ b начал целовать шею, Ида лишь покорным и томным движением повернула голову, отдаваясь этой пьянящей ласке. Но тут же снова рванулась в сторону, пытаясь пробудить в себе остатки разума.

— Вы… вы пришли забрать наши земли и завоевать мой народ, — задыхаясь, проговорила она. — И поэтому считаете себя вправе обесчестить любую девушку, на которую положили глаз! Да? Ведь так?! — Она почувствовала, как желание уступает место прежней ярости, и это обрадовало ее и одновременно почему-то огорчило.

Дрого посмотрел на нее, прищурив глаза:

— Многие уже видели, что ты моя пленница, и не сомневаются в моих дальнейших намерениях насчет тебя. Но ни у кого из них не поднимется рука бросить в тебя камень: ты всего лишь слабая женщина, которая имела несчастье оказаться в месте высадки вражеской армии.

Ида молча отвернулась. Дрого, потянув одну из завязок ее ночной рубашки, начал постепенно стягивать ее вниз, покрывая легкими поцелуями шею, плечи и ложбинку между грудями. Он изо всех сил сдерживал дрожь неистового желания, старался, чтобы его действия не спугнули Иду. Говорить же с ней о том, правильно ли он поступает, он больше не мог да и не хотел, поскольку твердо знал, что поступает неправильно.

— Женщина не должна делить ложе с врагом! — продолжала меж тем Ида. — Ее долг — убить его, когда он спит и безоружен. Иначе ее сочтут предательницей и жестоко осудят.

— Интересно, берут ли эти судьи в расчет то, что сердце женщины может принадлежать этому врагу? Или что враг хочет завоевать его? — Дрого внимательно вгляделся в ее лицо. — Твое сердце кому-нибудь принадлежит?

— Нет. Я вдова.

— Значит, у меня не будет соперника.

Он мягко накрыл ее груди своими широкими ладонями, легонько касаясь большими пальцами отвердевших сосков, а затем, приподнявшись, начал ласкать языком каждый из розовых напрягшихся бугорков. Ида вскрикнула и обхватила его плечи. Дрого быстро снял с нее ночную рубашку. Ида повернулась к нему, стараясь прижаться к его телу как можно теснее.

Голова у нее кружилась; забыв обо всем, она отдалась его ласкам и поцелуям, которые открывали ей все новые и новые истоки наслаждения. Ее руки жадно скользили по его сильному, мускулистому телу, она становилась все покорнее, все горячее в ответных ласках. Сейчас ей казалось неважным, что человек, даривший ей сказочное блаженство, — норманн, враг; ею владела лишь одна мысль — он красивый, сильный и желанный, и эта мысль заставляла ее сердце учащенно биться, делала ее объятия все нетерпеливее и жарче.

Дрого тоже испытывал страсть такой силы, что с трудом боролся с желанием наброситься на Иду и немедленно войти в нес. И все же он продолжал сдерживать себя, стремясь вызвать у Иды еще большее возбуждение. Эта ночь должна стать для нее поистине восхитительной, полной такого упоения, что потом ей захочется повторять вновь и вновь.

Он стал покрывать все ее тело быстрыми, жгучими, как укусы, поцелуями, шепча ласковые слова, поглаживая ее упругую гладкую кожу и нежно обводя рукой тугие холмики ее грудей и округлый живот. Когда возбуждение, с которым Ида уже не могла совладать, казалось, дошло до предела, ее охватила какая-то странная истома, почти изнеможение. Когда Дрого коснулся средоточия ее женственности, Ида, глухо застонав, раскинула ноги, отдаваясь самой смелой ласке. Почувствовав, что Ида готова принять его, Дрого, приподнявшись, начал медленно входить в нее. Вдруг Ида вздрогнула и крепко сжала губы. Дрого с удивлением почувствовал, что ему мешает препятствие, которого у вдовы быть никак не могло. Решив, что ошибся, он сделал резкий рывок, но тут же остановился — Ида вскрикнула и вся сжалась, тело ее напряглось и как будто окаменело. Немало озадаченный, Дрого прекратил свои попытки, чтобы успокоить девушку и постараться снова разжечь в ней внезапно угаснувшее желание.

Боль отрезвила Иду; словно вынырнув из глубины всепоглощающего блаженства, она отчетливо осознала всю безрассудность и непозволительность своего поведения. Ее охватил жестокий стыд. Как она могла? Отдать себя мужчине, которого она едва знает, и не просто мужчине, а врагу, завоевателю!

Дрого провел пальцами по бархатистой коже ее округлого плеча, затем коснулся ее груди, живота. Она перехватила его руку — и вдруг задрожала. Восхитительный жар желания охватил ее с новой силой, и через несколько мгновений все сожаления о потерянной девственности отлетели прочь.

Выгибаясь всем телом под тяжестью желанного ей мужчины, она вновь погрузилась в сладостное безумие, с силой прижимая Дрого к себе, чтобы он вошел в ее тело как можно дальше… Когда она судорожно обхватила его ногами, сжав их у него за спиной, Дрого понял, что больше не в силах сдерживаться и вот-вот достигнет вершины.

Движения его стали быстрее; Ида, широко раскрыв глаза, вторила этому вечному, как сама жизнь, ритму. Она обвила шею Дрого руками и, чувствуя, как с каждым ударом растет ее возбуждение, все сильнее притягивала его тело к себе, как будто хотела раствориться в нем. Внезапно Ида вскрикнула и застонала — ее пронзило такое острое наслаждение, что она испугалась. Перед глазами у нее поплыл туман, а в голове, казалось, осталась только одна мысль — все на свете можно отдать за то, чтобы услышать, какой музыкой звучит ее имя, сорвавшееся с его губ вместе с ответным ликующим криком любви…

Глава 7

Мучимая сомнениями, испытывая, с одной стороны, радость оттого, что предсказание Эдит начало сбываться, а с другой — чувствуя себя крайне удрученной тем, что отдалась вражескому воину, Ида лежала неподвижно, тихая и молчаливая. Дрого с тревогой гадал, почему в ней произошла столь разительная перемена. Внезапно из глаз Иды брызнули слезы, и Дрого поспешил ее обнять.

— Ладно, ладно, девочка… ну перестань, слезами горю не поможешь, — неловко пробормотал он, проводя рукой по ее мягким спутанным волосам.

— Я знаю. — Ида судорожно всхлипнула, пытаясь удержаться от рыданий. — Но очень трудно привыкнуть к мысли, что ты стала обычной продажной девкой.

— Это вовсе не так!

— Если и не так, то только потому, что я не потребовала с тебя денег, как это сделала бы любая шлюха.

— Ида, подумай, что ты говоришь! Как может женщина казнить себя за то, что кто-то пришелся ей по сердцу и она беззаветно отдалась ему? Ты же не ложилась с другими мужчинами. — При одной мысли об этом у Дрого передернулось лицо. — И не будешь ложиться.

— Я предательница, предательница… — потерянно твердила Ида.

— Кого может предать слабая, хрупкая женщина? Что вообще от тебя зависит? Гарольд сам выбрал свою судьбу, отказавшись от данного им обязательства повиноваться Вильгельму. Он должен понести за это наказание. Именно он, а не те ни в чем не повинные люди, которых он хочет использовать для борьбы с Вильгельмом. — Дрого успокаивающе погладил ее по плечу.

— Ты ничего не понимаешь. Дело в том, что Гарольд просто не имел права давать обязательства кому-либо, претендующему на трон, — ответила Ида.