Страница 8 из 9
– И с кем же ты собираешься беседовать? – У меня замерло сердце, но я приказала себе успокоиться. Потому что таких совпадений не бывает. Просто не бывает.
– Да много с кем… С каким-то каскадером, который уже сто лет там живет и даже еле-еле говорит по-русски. И с мужем известной актрисы. С хозяином бензоколонки, который когда-то мечтал сниматься в кино. С алкоголиком. И еще с каким-то спортивным инструктором.
Мое сердце исполнило сложнейший акробатический кульбит и жалобно затрепыхалось в горле.
– Со спортивным инструктором? – беспомощно повторила я. – И как же его зовут? Ты, наверное, еще не знаешь, да?
– Почему же, – добродушно усмехнулась Лека, – подожди, посмотрю… Так, где это у меня?… А, вот, нашла. Эдуард Маркин!
– Какой кошмар! – вырвалось у меня.
– Что? – удивилась Лека.
– Я имею в виду, что рада за тебя, – с трудом я взяла себя в руки. Сказать ей или не сказать? Сказать или не сказать? – А почему ты берешь у него интервью? Он ведь, наверное, просто мелкая сошка.
– Да нет, он там считается очень престижным инструктором, – весело возразила дура Спиридонова, – репортаж будет называться «История успеха». Ведь он добился всего этого за такое короткое время!
Понимаю, что это нехорошо, но я бы предпочла, чтобы спиридоновский телесюжет носил название с диаметрально противоположным смыслом. «История провала», например. Под грустную скрипичную музыку заросший белобрысой щетиной Эдик со слезящимися красными глазами рассказывал бы миллионам зрителей о том, как, потеряв работу, он запил горькую. Да рейтинги нашей передачи взлетели бы до небес!
Стоп, стоп! О чем я думаю? Нельзя желать такого человеку, даже если он уехал от тебя на другой конец земли и ни разу не позвонил.
– И когда же ты улетаешь?
– Завтра иду в посольство. А там уж как получится… Кашеварова, ты не расстроилась? У тебя еще все впереди! – приободрила меня Лека.
– Со мной все в порядке, просто голова раскалывается.
– Тогда ложись пораньше! У тебя же завтра ответственный день!
– Это точно, – я покосилась на аккуратно развешанную на диванной спинке одежду. Между прочим, я так еще и не решила, что выбрать. – Ладно, Лека, спокойной ночи.
– Спокойной ночи! Желаю тебе удачи на завтрашнем интервью.
«Да уж, удача мне не помешает, – подумала я, – теперь, когда я знаю, что Эдик добился успеха, я просто не имею права упустить этого коллекционера антиквариата! Просто не имею права!»
Классическая съемочная группа состоит из нервного, измученного гастритом журналиста, бодро похохатывающего невозмутимого оператора, индифферентного ко всему (кроме пива, конечно) видеоинженера и пьяного в хлам осветителя (чтобы не упасть, представители этой благородной телевизионной профессии вынуждены обеими руками держаться за осветительный прибор). Так сказала мне Лека, и, судя по всему, она была права. Роль корреспондента-невротика должна была исполнить я, вся остальная гоп-компания была уже в сборе.
Откашлявшись, я степенно представилась. Я помнила о том, что авторитет в новом коллективе зарабатывается в первые же минуты. Жаль, что от природы у меня высокий голос – некоторые недоброжелатели даже называют его писклявым, хотя, ручаюсь вам, что на самом деле это не так.
– Доброе утро, меня зовут Александра Кашеварова, я – новый журналист!
Никто даже не повернул в мою сторону головы. Оператор возился со стопкой кассет, видеоинженер прилип к телеэкрану (показывали «Дорожный патруль», почему-то вид залитого кровью асфальта и мрачных лиц свидетелей вызывал у моего нового коллеги нездоровый смешок). Осветители азартно резались в «дурака» – засаленные, истрепанные карты так и порхали над столом.
– Меня зовут Саша, – менее уверенно повторила я.
Ноль внимания. Признаться честно, я растерялась. Теоретически я знала, что корреспондент является условным руководителем съемочной группы. Но значит ли это, что я должна властно прикрикнуть на совершенно незнакомых людей, призывая их к порядку? Может быть, разыграть из себя стерву – пнуть ногой ровную стопку кассет, только что сложенную оператором? Или свернуть трубочкой толстенный глянцевый журнал об интерьерах, который я почитывала в метро, и изо всех сил треснуть им между глаз видеоинженера – может быть, от неожиданности его взгляд станет более осмысленным?
Но вместо этого я продолжала уныло топтаться на пороге.
Неожиданная помощь подоспела вовремя; моим ангелом-хранителем оказалась Ада, с которой я познакомилась в редакции накануне. Я и не заметила, как она появилась за моей спиной. Сегодня на ней был еще более умопомрачительный наряд, чем вчера. Шифоновое красное мини-платье не скрывало ни ее страдающих варикозным расширением вен ног, ни мясистых дрябловатых рук, ни загорелой увядшей груди. Ее уверенности в себе можно было только позавидовать.
– Всем встать! – громко гаркнула она.
Представители съемочной группы нехотя оторвались от интересных дел и уставились на нас. Ада решительно выдернула штепсель телевизора из розетки, потом смахнула со стола игральные карты.
– Познакомьтесь, это Саша Кашеварова, наш новый корреспондент!
Четыре пары хмурых глаз неприязненно уставились на меня. Мне только и оставалось, что тоненько хихикнуть и приветливо помахать рукой.
– И чтобы без глупостей! – неизвестно зачем добавила Ада. – Всем марш на улицу, вас там уже машина ждет!! А ты, Саша, – она обернулась ко мне и понизила голос, – будь немного понаглее. Здесь иначе нельзя.
– Не знаю, получится ли… – Я смотрела, как видеоинженер нарочито медленно складывает в специальную сумку микрофоны.
– Получится, и не сомневайся. Ну… Ни пуха ни пера тебе!
И я подумала – а может быть, и впрямь послать все к черту? Ну какой из меня журналист, если я даже не могу заставить съемочную группу прекратить строить из себя умирающих лебедей? Но потом я взяла себя в руки. Как водится, послала к черту Аду – на удачу – и, увлекая за собой мрачно матерящихся осветителей, покинула редакционную комнату.
Я собиралась взять первое в жизни телевизионное интервью.
Коллекционер антиквариата ждал нас в своем офисе, расположенном в симпатичном розовом особнячке в самом центре Москвы.
Всю дорогу я посматривала то на часы, то в карманное зеркальце. Часы свидетельствовали о том, что мы безбожно опаздываем, зато зеркальце оптимистично утверждало, что я красива и достойна внезапной миллионерской любви.
– Да прекрати ты так нервничать! – обратился ко мне оператор, которого звали Димой.
– Да я и не нервничаю вовсе, – попробовала улыбнуться я. Уголки губ дрожали.
– Вот бы мне хоть наполовину так же серьезно относиться к работе! – усмехнулся он.
Знал бы этот Дима, что я переживаю вовсе не из-за работы (никогда не была карьеристкой), а из-за предстоящего свидания с коллекционером-миллионером. Сразу ли он падет жертвой моей агрессивной сексуальности или мне придется очаровывать его умной и ироничной беседой? Предпочитает ли он блондинок или брюнеток? Нет ли у него постоянной девушки? И так далее…
– Это твоя первая работа на телевидении? – спросил Дима.
Откровенно говоря, я бы предпочла помолчать и спокойно еще раз обдумать детали интервью.
С другой стороны, я понимала, что пренебрегать дружелюбным вниманием нового коллеги, по меньшей мере, невежливо.
– Да, – честно призналась я.
– Я так и знал. Все вы ведете себя одинаково. Я заметил, что первое время корреспондентки одеваются как на парад. Потом им это надоедает. Они наконец понимают, что телевидение – это не праздник, а рутина.
Я покосилась на его заляпанные чем-то белым джинсы. Да, такой тип скорее сжует на обед собственные носки, чем появится на работе в отглаженной белоснежной рубашке.
– Уж не думаешь ли ты, что наш коллекционер на тебя клюнет? – Диму осенила внезапная догадка.
Мне стало как-то не по себе, уж слишком быстро он рассекретил мои наполеоновские планы. Я сделала вид, что его бредовое предположение кажется мне смешным (правда, смешок получился неестественным), и быстро сказала «нет».