Клятва рыцаря

– Не далеко же ты ушла, – сказала Элспет, стараясь не показывать своей неприязни к этой женщине.

– Я только хотела убедиться, что ты наконец оставила его, – ответила Изабель с легкой улыбкой.

– Тебе нравится злорадствовать, чувствуя себя победительницей, не так ли? Но это крайне бестактно.

Изабель выпрямилась и пристально посмотрела на Элспет.

– Да, я победила и рада, что у тебя хватило разума понять это и уйти. Другие женщины, должно быть, попытались бы бороться за мужчину, которого они любят.

– А ты думаешь, я не боролась? Однако оказалось невозможно преодолеть десятилетнее раболепие, если мужчина свято верит в несуществующую любовь женщины и десять лет не отступает от своей клятвы. Да, ты можешь улыбаться. Ты получила право продолжать играть с этим несчастным, глупым слепцом. Но как долго? Это нехорошая и опасная игра. Кормак, пожалуй, единственный, кто верит, что ты несчастная жертва, которую алчные родственники заставляют подчиняться своей воле. Думаю, Кормака удерживает при тебе только обостренное чувство долга и чести. Его близкие давно поняли, что ты представляешь собой. То же самое знают его друзья. Тебе не удалось обмануть других, и однажды у Кормака тоже откроются глаза.

– И ты полагаешь, тогда он прибежит к тебе? Элспет пожала плечами:

– Вполне возможно. Но это уже не важно. Главное – он уйдет от тебя, и это будет самое лучшее, на что ты можешь надеяться. Не исключено также, что он захочет отплатить тебе за многолетний обман, и тогда я тебе не завидую.

– Кормак любит меня и всегда любил. Ты не можешь этого отрицать, и потому тебя гложет зависть!

– Может быть. Хотя, думаю, ты не знаешь, действительно ли он любит тебя или просто не может нарушить свою клятву. И несмотря на сделанный им выбор, я не исчезну полностью из его жизни, как ты хотела бы. Нет, я в его крови, в его мыслях и частично уже в его сердце. О, я не сомневаюсь, Кормак долго будет помнить обо мне, и ты никогда не узнаешь, когда и почему я возникну в его памяти. Он будет постоянно сравнивать тебя со мной.

Из уст Изабель вырвался короткий и холодный смешок.

– И ты рассчитываешь выиграть в этом сравнении?

– Да, вот увидишь, потому что я дала ему то, чего у тебя никогда не было и не будет.

– Если ты думаешь, что между мной и Кормаком была чисто платоническая любовь, то глубоко заблуждаешься.

– Я говорю не о страсти, а о настоящей любви. Я действительно любила его, не предъявляя никаких требований и не выдвигая никаких ограничений. Он знает о моей любви, и именно поэтому ты проиграешь в сравнении со мной – ведь ты никогда не любила его. В течение десяти лет ты злоупотребляла его любовью, и за это я презираю тебя.

По выражению лица Изабель было видно, что она ничего не поняла.

– Прекрасная речь, – медленно произнесла она, со злостью сузив свои голубые глаза, – однако, надеюсь, ты немедленно уедешь отсюда?

– Да, Пейтон ждет меня. Полагаю, ты знаешь моего кузена, сэра Пейтона Мюррея?

Конечно, упоминание о Пейтоне было не совсем приличным, однако Элспет испытала большое удовольствие, заметив, как расширились глаза Изабель и побледнело се лицо. Любовные связи Изабель были так широко известны, что Элспет удивляло, как Кормак мог оставаться глухим к слухам о распутстве этой женщины. По-видимому, он просто не верил им.

Элспет неприязненно посмотрела на Изабель, когда та наконец овладела собой и снова приняла самодовольный вид.

– Значит, Пейтон находится при дворе? – спросила она, нагло глядя на Элспет. – Он замечательный любовник.

– Поосторожнее, Изабель. Тебе следует быть более осмотрительной и умерить свои сексуальные аппетиты. Если ты не перестанешь то и дело раздвигать свои ноги, во всей Шотландии не останется мужчины, кому Кормак сможет смотреть в глаза.

Не обращая внимания на злобное шипение Изабель, Элспет повернулась и ушла. Ей было очень плохо, она тяжело переживала свое поражение, однако Элспет распрямила плечи и гордо подняла голову. И хотя ей трудно было скрыть свою боль от проницательных глаз Изабель, она старалась показать этой женщине, что Элспет Мюррей не будет долго страдать.

Когда она приблизилась к Пейтону, тот встал, внимательно посмотрел на нее, а затем молча протянул руки. Элспет шагнула в его объятия, однако не позволила себе слишком долго выслушивать его сочувствия. Еще чуть-чуть – и она разревелась бы, как ребенок.

– Я готова вернуться в Донкойл, – вздохнула Элспет, высвобождаясь из его объятий.

Взглянув на двух ее спутников, Пейтон улыбнулся.

– Было бы удивительно, если бы мы вернулись без какого-нибудь беспризорного существа. – Он взъерошил густые темные волосики ребенка, затем почесал за ухом кота.

– Кто-то оставил этого младенца у дороги умирать, и ни один из жителей ближайшей деревни не захотел взять его. Я назвала ребенка Аланом. А кота мучили гадкие мальчишки, и, после того как я спасла его и залечила раны, он решил не покидать меня. Его зовут Мадди. – Элспет улыбнулась и погладила большую голову кота, на что тот ответил громким урчанием, а Пейтон рассмеялся:

– Значит, ты покинула этого глупца?

– Да, он сделал свой выбор.

– И ты не хочешь остаться, чтобы предпринять еще одну попытку?

– Нет. Я уже сделала все, что могла, но это ничего не дало. Пока Кормак не поймет, что Изабель использует его благородство против него самого, он не нарушит слова, данного ей.

– Думаешь, со временем он пожалеет о сделанном выборе и обратится к тебе?

Элспет пожала плечами:

– Я не говорила ему, что буду ждать.

– Это разумно, – одобрил Пейтон, помогая ей погрузить веши на одну из своих лошадей.

Элспет села в седло, вздохнула и посмотрела на Пейтона, который с тревогой наблюдал за ней:

– Боюсь, я наговорила ему лишнего. – Она покачала головой. – Я сказала, что, возможно, прощу его, если он приползет ко мне на коленях. – Элспет не удивилась, заметив, что Пейтон содрогнулся. – Не сочтет ли он эти слова за некое обещание принять его? Как ты считаешь?

– Нет, дорогая, это не похоже на обещание радушного приема. Однако когда мы вернемся в Донкойл, может быть, со временем… – начал он, но, не договорив, пошел созывать своих людей.

Поскольку они выехали довольно поздно, через несколько часов пути им пришлось остановиться на ночлег. Вместе с сопровождающими их мужчинами Пейтон и Элспет молча сидели у небольшого костра, ужиная хлебом, сыром и вином. Элспет подозревала, что она явилась причиной мрачного настроения мужчин, однако не знала, как исправить положение. Она уже и так призвала все свое мужество, чтобы не расплакаться, хотя к горлу подступал болезненный ком.

Элспет пора было позаботиться об Алане, хотя тот вел себя удивительно спокойно. Мадди исчез, очевидно, в поисках какой-нибудь добычи, а когда Алан заснул, вернулся и улегся рядом со спящим ребенком. Элспет помогла вымыть посуду, затем расстелила свою постель рядом с постелью Пейтона и, свернувшись клубочком, помолилась о том, чтобы уснуть.

Но сои никак не приходил. Элспет слышала, как мужчины, загасив костер, решали, кому стоять на часах. Затем они стали укладываться спать. До нее доносилось сопение ребенка, затем раздалось громкое урчание Мадди. Она услышала голос мужчины, похвалившего кота за то, что тот хорошо охраняет маленького Алана.

К тому времени когда Пейтон улегся в свою постель, Элспет поняла, что ей едва ли удастся уснуть в эту ночь. Она слышала, как он почесался, затем несколько раз перевернулся с боку на бок, отыскивая удобное положение, зевнул и, наконец, затих. Однако Элспет чувствовала, что он наблюдает за ней, и не хотела смотреть в его сторону.

Чуть позже она легла на спину, глядя на звезды, и принялась изучать луну. Потом поправила одеяло и снова обратилась к звездам. Казалось, этой ночи не будет конца.

Ей хотелось плакать от боли и обиды, и горло сжимало так, что она почти задыхалась. Но Элспет не хотела проявлять эмоции перед мужчинами, так как это смутило бы их. Она боялась также, что, дав однажды волю своим чувствам, она будет плакать всю дорогу до Донкойла.