Жена Зимы

Но вот весна пришла, а поскольку у нас на самом деле не было денег заплатить Зиме за все это, он приставил нас убирать обрубленные сучья. Так что таскали мы их, то и дело прихлопывая мошку. Коди готов был уже заявить, что он пошел делать уроки — соврать, потому что нам ничего не задали, — но тут появился Зима в своем пикапе, он высунулся из окна и заорал нам:

— Эй, ребятня, хотите посмотреть на настоящую работу?

Сначала мы с Коди заспорили, кто поедет на переднем сиденье рядом с Зимой, а потом — кто поедет в кузове, на самом деле это куда прикольнее. Мы препирались так долго, что Зима рявкнул на нас и загнал обоих в кузов.

Так мы и приехали на место, где Зима должен был работать. На этом поле когда-то стояла молочная ферма, но дела у нее шли неважно, и хозяину пришлось ее продать. Миссис Уиттон, преподавательница в старших классах, собиралась поставить тут небольшой блочный дом. Но несколько лет назад была сильная засуха, и куча источников пересохла. У Миссис Уиттон не было особых денег, чтобы рыть вокруг, выискивая источник наугад, поэтому она наняла Зиму — найти точное место.

— Джастин! — обратился ко мне Зима, выпрыгнув из грузовичка. — Дай-ка мне вон ту ножовку…

Я протянул инструмент, потом мы с Коди пошатались по округе некоторое время, пока Зима бродил по краю поля среди кустов и тощих деревьев. Через несколько минут он спилил ножовкой длинный, тонкий побег.

— Есть! — крикнул Зима и затопал обратно на поле. — Если мы хотим найти воду — первым делом нужно найти иву.

Была ранняя весна, и на деревьях еще не было листьев, так что спиленный побег был покрыт серыми пушистыми «котиками». Зима счистил сережки-«котики», и у него осталась раздвоенная вилкообразная палка. Он взялся за два конца, как за велосипедный руль, и принялся кружить по полю.

Выглядело это странно. Потому поначалу мы с Коди ржали — мы не хотели, но просто не могли удержаться. Смешно было смотреть, как Зима ходит взад-вперед с этой палкой в руках. Он смахивал на Франкенштейна. Даже миссис Уиттон улыбалась.

Но потом все вокруг словно застыло. Не стихло — слышно было, как ветер шуршит в ветвях деревьев, как птицы щебечут в лесу, где-то далеко кто-то заводит бензопилу, — но все равно, чувство было такое, будто ты очутился в фильме, где сейчас что-то должно произойти. Солнце пригревало; пахло землей, навозом и таволгой. Коди отгонял от себя мошку и ругался. У меня закружилась голова — но не по-плохому, а как бывает, когда школьный автобус подпрыгивает на ухабе и ты подлетаешь на сиденье. В нескольких футах от нас Зима продолжал идти по очень прямой линии, держа ивовую палку точно перед собой.

И внезапно палка начала клониться. Не в том смысле, что Зима ее стал сгибать. Я имею в виду саму палку: будто она стала резиновой, и ее кто-то схватил и рванул к земле. Только палка была не резиновой, а самой что ни на есть деревянной, и рядом никого не было — но она все равно согнулась и указала на пятно мха между комьями земли.

— Ой, блин, — произнес я.

Коди заткнулся и уставился на Зиму. И миссис Уиттон тоже.

— О господи! — пробормотала она.

Зима остановился, вертя палку так, словно он с ней борется. Потом палка нырнула вниз, Зима воскликнул: «Оп-па!» — и выпустил ее из рук. Мы с Коди помчались к нему.

— Вот оно, — удовлетворенно заметил Зима.

Он вытащил из кармана розовую геодезическую мерную ленту и отрезал кусок. Я недоверчиво посмотрел на ивовую палку, почти ожидая, что та сейчас вскинется, как змея, но она не шевелилась. Секунду спустя я ее подобрал.

— Как вы это сделали? — тут же спросил Коди.

— Я этого не делал, — невозмутимо сказал Зима.

Он забрал у меня палку, отломал раздвоенную часть и бросил в сторону. К тому, что осталось, он привязал ленту и воткнул палку в землю.

— Это сделало дерево. Дерево говорит с тобой, если умеешь слушать.

— Что, правда? — удивился я. — А можете мне как-нибудь показать, как это у вас получается?

— Конечно, — кивнул головой Зима, — Только не сегодня, мне еще кое-кого отбуксировать надо. Но как-нибудь обязательно.

Они с миссис Уиттон заговорили о деньгах и о том, у кого самые выгодные расценки на бурение. Когда мама в следующий раз проезжала мимо этого поля, буровая установка уже вгрызалась в землю на том самом месте, где торчала палка Зимы. Еще позже я натолкнулся на миссис Уиттон в школьном вестибюле и выяснил у нее, что источник уже откопали и все готово для того, чтобы качать оттуда по сто галлонов в минуту, как только будет фундамент и привезут дом.

Вскоре после этого Зима объявил, что собирается в Рейкьявик.

Я уже был дома после школы, и Зима зашел к нам поболтать.

— А Рейкьявик — это где? — поинтересовался я.

— В Исландии, — ответила мама. Она распахнула окно и уселась за кухонный стол напротив нас с Зимой, — С чего вдруг тебе понадобилось ехать в Рейкьявик?

— Забрать оттуда жену, — пояснил Зима.

— Жену? — У меня глаза полезли на лоб. — Вы что, женаты?

— Не-а. Потому-то я и еду за ней в Исландию. Мы с ней познакомились в сети и решили пожениться.

Казалось, мама потрясена.

— В Исландию?

Зима пожал плечами.

— Где же еще искать жену — с моей-то фамилией?

И он отправился в Исландию. Я думал, он уедет самое меньшее на месяц, но прошла всего неделя, как зазвонил телефон, мама сняла трубку, и оказалось, что это Зима. Он сообщил, что благополучно вернулся и что супруга с ним.

— Невероятно, — Мама положила трубку и покачала головой, — Он пробыл там четыре дня, женился, и вот они вернулись. Прямо не верится.

Несколько дней спустя Зима представил ее нам. Учебный год уже почти закончился, и мы с Коди кидали всякую фигню в мой шалаш на дереве, используя окно в качестве мишени. Палки, летающие тарелки, сломанную игрушку йо-йо. Всякое такое.

— Зачем вы пытаетесь разрушить дом? — раздался женский голос.

Я обернулся. Позади стоял Зима, засунув руки в карманы джинсов и ухмыляясь; бейсболка была так сдвинута на затылок, что козырек смотрел почти в небо. Рядом с ним находилась женщина, едва достающая ему до плеча, такая тоненькая, что сначала я принял ее за подростка — подумал, может, какая-то девчонка заехала сюда на велосипеде или напросилась покататься в кузове грузовичка Зимы. Но фигура у нее была не детской, а глаза — и подавно.

— Джастин. — Зима расправил плечи и перешел на насмешливо-официальный тон, — Я рад познакомить тебя с моей женой. Вала, это Джастин.

— Джастин, — Она повторила мое имя так, что у меня мурашки побежали по загривку, она словно пробовала его на вкус, — Глеур миг ау кюннаст тер. По-исландски это значит «приятно познакомиться».

Вообще-то она говорила без акцента, хотя скорее на английский манер, чем на американский. И уж точно не походила ни на кого в штате Мэн, хотя и была одета вполне нормально: черные джинсы и черная футболка. На ней были какие-то странного вида синие ботинки на толстой подошве, и я подумал, что такие, наверное, носят в Исландии. И еще ярко-синяя ветровка. У нее были длинные, прямые черные волосы, собранные в два хвоста — единственное, что придавало ей сходство с девчонкой, — а также чуть раскосые глаза, небольшой рот и светлая кожа — я в жизни не видел никого настолько белокожего.

Вот от глаз меня в дрожь и бросило. Они были удлиненные, узкие и очень-очень темные, настолько темные, что зрачка не разглядеть. И не карие, а синие — темно-синие, почти до черноты. Я никогда прежде не видел глаз такого цвета, и теперь, когда увидел, не очень-то они мне понравились. Они были холодные — не то чтобы недоброжелательные или злые, а просто холодные. Или это я похолодел от взгляда на них.

И хотя она казалась молодой — потому что была худощава, и в волосах совершенно не было седины, а на лице морщин, — но отчего-то было ощущение, будто она притворяется молодой. Как когда кто-то притворяется, будто любит детей, а на самом деле это не так. Хотя у меня не сложилось впечатления, будто Вала не любит детей. Скорее у нее был озадаченный вид, как будто мы ей казались не менее странными, чем она — нам.