Обитель драконов

И, не дожидаясь ответа, зашагал прочь по коридору.

Следующий день преподнес негаданный — и одновременно столь долгожданный! — подарок. В Бельверус наконец вернулся Конан.

Палома встретилась с ним у Лиланды.

Усталый, похудевший, с волчьим блеском в глазах, северянин с жадностью расправлялся с огромным куском мяса, запивая вином из лучших запасов гостеприимной хозяйки. Завидев наемницу, он пристал ей навстречу и стиснул девушку в объятиях.

— Ох, отпусти! — засмеялась она. — Ну, как ты? Я уж начала беспокоиться.

— Не спрашивай лучше, — отмахнулся он. — На обратном пути повстречал старых приятелей, встряли в одну заварушку…

Только сейчас она заметила свежий шрам у него на предплечье, вопросительно подняла брови. Но киммериец, похоже, был не расположен посвящать ее в свои дела, и она почла за благо не настаивать.

После недолгой болтовни о том, о сем, Палома наконец перешла к главному:

— Ну, выяснил ты что-нибудь в Цере?

— Еще бы, — хмыкнул варвар.

План наемницы сработал на ура. Теренций и в самом деле пользовался услугами факельщика, которому пара монет без труда развязали язык. Он отвел северянина к дому, куда ходил незадачливый парнишка накануне своей гибели, и поклялся, что больше тот ни с кем не встречался — а стало быть, там и следовало искать убийцу.

Дальше, однако, начиналось самое интересное.

Хозяином дома оказался некий Бестон, почтенный старец лет семидесяти, бывший жрец, ушедший на покой. Проживал он там один, как перст, если не считать нескольких слуг, не менее преклонного возраста.

— Как же так?! — Палома была потрясена.

— Вот и я ничего не мог понять, — согласился киммериец. — Честно скажу, мне не терпелось забраться туда и потолковать с этой развалиной по душам — но ты просила этого не делать, и я решил не портить тебе игру. И тут мне повезло.

Утомившись от бесцельной беготни по городу, северянин заглянул в таверну по соседству с домом месьора Бестона — и не преминул разговориться с тамошней служанкой. Она-то и рассказала киммерийцу о гостях старика.

— Ей это запомнилось, потому что жрец всегда держался особняком, никого не принимал, да и сам носу из лома не казал. А тут явился, вина у хозяина купить самого лучшего. Мол, для столичного гостя ничего не жалко… Причем важный такой, от гордости раздулся. Конечно, девчонкам любопытно стало. И одна этого самого гостя прекрасно разглядела.

— Столичного?

— Вот-вот. Стоит ли говорить, что явился он дня за три до нашего приезда — а уехал ровнехонько на следующий день, как Теренций отдал Митре душу…

Палома затаила дыхание.

— Твоя подружка сказала, как его звали?

— Нет. Этого они не узнали. Но описала в подробностях. Лет сорока, невысокий, почти коротышка, а голова крупная, с залысинами. Одет скромно, весь в черном, но видно, что к власти привык. Губы тонкие, улыбается все время, но взгляд острый, холодный. И самое главное — на левой руке нет мизинца. Вот так-то.

Палома молчала так долго, что под конец, не выдержав, варвар тряхнул ее за плечо.

— Эй, что с тобой.

— Все в порядке. — Она постаралась, чтобы голос ее звучал нормально. Гертран!..

Знал ли Гертран все это время, что она — это она? И как ей теперь поступить? Хватать таинственную шкатулку и уносить поскорее ноги?

Ну уж, нет, жестко сказала себе наемница. От опасности она никогда не бегала! И пока не разберется во всей этой истории — с места не сдвинется!

Однако теперь возникла новая угроза. Если советник видел ее, то видел и Конана, а это означает, что киммериец в опасности. К ней самой ему будет не так просто подступиться, а вот у северянина нет никаких высоких покровителей; с его-то возможностями Гертрану не составит труда добиться, чтобы Конана схватили, бросили в темницу, пытали, да и вообще… страшно подумать, на что он способен, если решит, что это может помочь ему добыть драгоценную Реликвию.

Вот только для Ордена ли он старался? Палома в этом сомневалась. Ведь, самое главное, он ни слова не сказал Естасиусу!

Наемницу охватило пугающее ощущение, что отпущенное им с Конаном время утекает стремительно, точно песок сквозь пальцы. Досадно, что не удастся отправиться за шкатулкой вдвоем — она-то рассчитывала на помощь киммерийца, — но ничего не поделаешь. Она справится и в одиночку. Сейчас самое главное — вывести друга из-под удара.

— Ну, и что теперь? — В голосе северянина звучала тревога, он явно почуял неладное.

Палома замешкалась с ответом. Ей очень не хотелось произносить эти слова, ибо знала, какая реакция воспоследует — и все-таки выбора не было.

— Ты должен немедленно вернуться в Коршен.

— Что-о? Скажи мне, что я ослышался! А как же ты?

— Со мной все будет в порядке.

— Но Грациан — что я должен передать ему?! Такого она не ожидала — точнее, старалась не думать об этом. Однако сейчас, чтобы он поверил и сделал то, что необходимо, придется быть резкой. Даже солгать. Притвориться. Лишь бы он поверил — и согласился уехать.

И еще… Эта мысль причинила ей боль, но — на этой струне также придется сыграть. У Конана слишком развито чувство долга. Он никогда не бросит товарища, если решит, что тому грозит опасность. Значит придется выступить совсем в иной роли — чтобы он решил, что ничем не обязан Паломе!

— С чего ты взял, что должен что-то передавать? Грациану до меня дела нет. Он мне никто — как и я ему!

— Вот как? — Он процедил это сквозь зубы; получилось зловеще, Палому невольно передернуло, но она заставила себя смотреть северянину в глаза. В конце концов, она пошла на это сознательно. Хотя боль от этого не стала меньше…

— Да. Так.

Тот несколько мгновений молчал, словно силился сказать что-то но слова не шли с языка. И наконец треснул кулаком по столешнице, едва не разломив надвое.

— Кр-ром! А я-то смотрел на тебя и думал — вот, бывают женщины, непохожие на других, такие, о которых мужчина может только мечтать. Годные не только в постели развлекаться, по и в бою прикрыть спину, и на пирушке здравицу поднять, и… А, да что говорить! Ты оказалась такой же, как все остальные!

Вот оскорблять себя она ему права не давала! Чтобы успокоиться, Палома стиснула рукоять кинжала.

— Кто — позволил — тебе — судить — меня?

— А что тут судить? — Он отмахнулся. — Ты можешь себе это объяснять как угодно, придумывать тысячи возвышенных причин, как это водится у вас, в цивилизованных краях… Но от правды никуда не денешься. Ты струсила. Тебе не нужен калека, увечный. Куда лучше найти молодого, здорового… Да, не прячь глаза, Лил мне уже нашептала, что ты тут зря времени не теряла!

Наемница скрежетнула зубами. Это надо было так все вывернуть наизнанку! Ей что — оправдываться теперь?.. Она испугалась, что в своей игре зашла слишком далеко. Но было слишком поздно что-то менять. Придется пройти этот путь до конца.

— Ты мне не нянька, и Лиланда — тем более. А с Амальриком — это совсем другое… — Неожиданно резкая боль обожгла пальцы — вместо рукояти она схватилась за лезвие ножа! Но была слишком распалена, чтобы обращать внимание на такие мелочи, даже на кровь, струйкой стекающую по руке. — Конан, ты, как верный пес, готов встать на защиту своего друга. Но, скажи, ты не задумывался — почему он послал тебя со мной?

— Зубы-то не заговаривай! Охранять тебя, тысячу раз повторял…

— Нет, я не о том. Почему именно тебя, не кого-то из кровников?

— Ну?

Палома попыталась усмехнуться, но улыбка получилась скорее похожей на оскал. Не в первый раз она, благодаря остроте ума, проникала в хитросплетения замыслов Грациана — но впервые это не вызывало у нее никакой гордости.

— Он выбрал самого привлекательного. В надежде, что за время путешествия либо ты соблазнишь меня, либо я сама в тебя влюблюсь. — Она засмеялась. — Согласись, это решило бы все проблемы!

Киммериец покачал головой. И после долгого молчания вдруг заговорил бесцветным, невыразительным голосом. Совершенно о другом.