Обитель драконов

Из дворца она вернулась довольно поздно — королева нынче устроила для своих дам что-то вроде женского рыцарского турнира, с бросанием колец, метанием дротиков и стрельбой из лука… Паломе ценой невероятных усилий удалось, дабы не привлекать к себе ненужного внимания, занять «почетное» пятнадцатое место…

Однако нескончаемая суета этого дня, под завязку наполненного событиями, вызывала у девушки единственное желание — поскорее остаться одной. Нужно было еще придумать, под каким предлогом она сможет на полдня покинуть дом советника, чтобы съездить к Агамо за таинственной шкатулкой, и к тому же решить, что, собственно, теперь с этой шкатулкой делать.

На этот счет у Паломы не было никаких идей. Мелькнула даже шальная мысль вручить ее Марициусу — пусть вертрауэнские мастера ломают голову, но… обидно для самолюбия. Ладно. Сперва забрать ларец — а там видно будет!

Особняк Гертраиа, как обычно, казался вымершим. Утренняя беготня челядинцев мнилась теперь чем-то нереальным, словно морок. Может, и не было никакого гостя? Уж очень невероятное дело — чтобы сам Великий Мастер, Старейшина Ордена, которого еще именовали Небесным Старцем спустился из своей горной обители и приехал сюда, в столицу, почти без эскорта, без всякого предупреждения… Хм-м. Скорее Солнцеликий Митра заглянет в один из своих храмов распить по кувшину вина со жрецами — даже это было бы не столь удивительно. На памяти Паломы, Естасиус последние лет двадцать не покидал уединения Тангарских отрогов.

…Неожиданно пожилой слуга окликнул девушку, спешившую по коридору в свои покои.

— Госпожа, вас просили дождаться в Парадном Зале. С вами желали поговорить…

Он не сказал — кто. Да в этом и не было нужды. Благоговейный тон ясно указывал, от кого исходило приглашение. Паломе и в голову не пришло ослушаться.

— А там найдется для меня бокал вина? — спросила она слугу. Тот склонил голову.

— Я принесу, госпожа.

— Тогда подогрей и добавь специй. Вечер нынче зябкий…

С горячей кружкой в руках она переступила порог, озираясь; гулкое эхо разнесло звук шагов по пустынному залу. Нет, пока ее еще никто не ждал. Тут не было ни души. У камина по правую руку стояли несколько кресел и низенький табурет — похоже, не столь давно кто-то был здесь. И, значит, скоро вернутся.

Но занимать чужое место Паломе не хотелось. Оглядевшись, она пересекла огромный зал.

…Дом Гертрана, похоже, выстроили не меньше трехсот лет назад — по крайней мере, эту, центральную его часть. Как и во всех подобных замках, стены здесь были очень толстыми, не меньше шести локтей, и в оконных проемах помещались уютные скамеечки — самое замечательное место для человека, которому хочется посидеть в одиночестве, предаваясь своим мыслям за бокалом горячего вина и наслаждаясь видом сумерек, окутывавших город.

Там, снаружи, было очень тихо, лишь порой доносились шаги запоздалых прохожих и городской стражи, да стучали копыта по мощеной улице. Ни тебе истошных воплей возмущенных жен, ни перебранки, ни пьяной драки, как в бедных кварталах… она наслаждалась спокойствием. И в то же время оно раздражало ее. Живя здесь, в этом роскошном дворце, легче легкого позабыть о том, что есть настоящая жизнь!..

…Неожиданно для себя самой, Палома задремала. День все же выдался хлопотный, да еще вино на голодный желудок… Разбудили ее мужские голоса.

— …Во имя Митры, мой господин! Этот дом — ваш, и всякий человек здесь — ваш покорный слуга; вам нет нужды объяснять…

— Так ли, Гертран? А может, ты просто предпочел бы не знать? Мои объяснения могут оказаться опасны, нарушить твой покой, течение твоей такой славной размеренной жизни? — Голос Естасиуса звучал сварливо, но не зло; так мог бы наставник распекать любимого, но слишком своевольного ученика. — К хорошему быстро привыкаешь, не правда ли? И когда к тебе приходят напомнить о старых долгах…

— Мейстер! — Гертран был преисполнен праведного возмущения. — Разве я когда-либо давал повод усомниться…

Ого… Палома ощутила острую неловкость. Она совершенно не собиралась подслушивать. Если ее обнаружат — это будет позор до конца жизни! Но, с другой стороны, показаться им сейчас — и Гертран никогда ей не простит, что она слышала, как отчитывает его Естасиус.

И пока наемница пыталась решить, как быть, мужчины продолжали вести разговор на повышенных тонах.

— Молодым всегда кажется, будто только им открылась Истина, доселе недоступная никому из смертных, — ворчливо говорил Старейшина Ордена. — Вы только и знаете что твердить: «Ах, мейстер, времена изменились! Ах, нынче все иначе, не так, как в ваши времена!..» Вам кажется, только вы знаете — как надо! На самом же деле, времена всегда одинаковы. Не меняется ни-че-го. Но лишь на пороге вечности понимаешь это…

— Да простят меня боги, но это все мистика и красивые слова, мой господин, — упрямо возражал советник. — Вам не хуже моего известно, что сейчас положение Ордена совсем иное, чем десять лет назад. Не говоря уж о временах более давних… Тогда мы были в силе. Вербовщики принимали в войска командерий лишь каждого третьего из желающих — больше не было возможности разместить в казармах. Монастыри и школы Кречета не знали отбою от послушников. Наши отряды были ядром немедийской армии, главнокомандующими также всегда назначались сыны Ордена. — Он вздохнул. — Что говорить… я и сам в детстве грезил подвигами Санториуса и Майнара.

— И что же изменилось?

— О, мейстер, вы смеетесь надо мной? Или…

— Нет, Гертран, вести в мою горную обитель доходят исправно. И все же я спрашиваю тебя: что изменилось с тех пор?

С грохотом упал стул — видимо, Гертран вскочил с места.

— Я… Мой господин, так оскорблять меня… я всегда был верен, вы не вправе… — Он задыхался.

Но старик словно и не обращал на него внимания.

— А что думает юное поколение, а, Амальрик? — Так значит, барон Торский тоже с ними?! — Не удивлюсь, если ты мне скажешь сейчас: «Кречет? Какой еще Кречет? Я и думать забыл о таком!»

Неприятно, что в словах этих была своя правда. Как же Амальрик выпутается? От волнения Палома прикусила губу. Ее больше не тревожил скандал, если ее обнаружат. Никогда прежде она не предполагала, что это так интересно — подслушивать!

Голос барона звучал холодно и рассудительно:

— Мейстер Естасиус, я не готов стать гласом поколения и говорю лишь за себя самого… Орден заменил мне отца и мать, ибо матери я никогда не знал, а отец мой и был для меня воплощением Ордена! — Лишь Палома могла оценить двусмысленную, горькую иронию в этих словах. — И если бы меня спросили, что надлежит делать сегодня, я ответил бы так: Кречет должен взять все то, что подвластно его когтям и клюву. Если это власть — пусть будет власть. Золото — пусть будет золото. Знания — пусть будут знания… Все, что доступно, мы должны сделать своим! Мы можем действовать открыто — но можем и тайно, ибо есть время хищнику охотиться

Наступило долгое молчание. Палома никак не могла понять, чего старец добивается от советника и чем он так недоволен. Все, что говорил Гертран, было совершенно логично и не нуждалось в комментариях. Лишь слепой мог не видеть, что нынче Орден жил лишь старыми заслугами. При дворе его потеснили иные влиятельные группировки, и Вертрауэн — не последний среди них. Большинство командерий закрылись, школы пустовали. Младшие сыновья даже самых бедных дворянских родов скорее готовы были идти в наемники или в городскую стражу, чем в орденские отряды… v

Конечно, это не означало, что Кречету совершенно подрезали крылья. Нет, ветераны еще крепко держали оборону. Вот только не было притока юных сил — а это означало неминуемый крах Ордена лет через тридцать, когда вымрет старшее поколение, ныне составляющее костяк организации.

Понятно, что все это не по душе Естасиусу — но глупо отрицать очевидные вещи!

Примерно то же самое повторил старику и Гертран. Тот возмущенно закашлялся.

— Да. Именно так рассуждаете вы все. А отсюда — логичный следующий шаг. Довольно с нас всей этой седой старины, забудем возвышенные слова, клятвы отцов, пролитую кровь… Пора жить в свое удовольствие! Этому научила тебя твоя молодая жена, Гертран? Или это пост советника помог тебе обрести столь утонченную мудрость?! — и есть время планировать охоту. Если Орден не воюет сегодня с открытым забралом — значит, он копит силы, чтобы выступить завтра. И потому правы и вы, мейстер, ибо времена всегда одни и те же, но прав и мой друг Гертран, ибо ныне единое время повернулось к нам ночной стороной…