Страница 15 из 78
Настал день, когда этот вопрос был поставлен в повестку дня на Политбюро. Пришел я на заседание и сижу себе на своем месте (места были не нумерованные, но за постоянными посетителями заседаний они как-то закрепились). Доклад делал секретарь городского партийного комитета. Первым секретарем был Сергей Миронович Киров, но не он делал доклад, а другой секретарь, с латышской фамилией. Я его мало знал. Но ведь он секретарь Ленинградского горкома; уже поэтому я относился к нему с должным уважением. Доклад он, с моей точки зрения, сделал хороший: ленинградцы тоже много поработали, обеспечили экономию и сократили много карточек к выдаче.
Был объявлен перерыв, народ повалил в "обжорку", а я как-то задержался. Сталин, видимо, ожидал, пока пройдут те, кто занимал задние места. И тут я стал невольным свидетелем, как Сталин перебрасывался фразами об этом секретаре с Кировым. Он спросил его, что это за человек.
Сергей Миронович что-то ответил ему, вероятно, положительно. Сталин же бросил реплику, унижавшую к оскорблявшую этого секретаря. Для меня это было просто страшным моральным ударом. Я даже в мыслях не допускал, что Сталин, вождь партии, вождь рабочего класса, может так неуважительно относиться к члену партии.
Помню, наступали мы и заняли у белых город Малоархангельск; пришел ко мне местный учитель, человек небольшого ума, и спросил, какой пост ему дадут, если он вступит в партию. Меня это возмутило, но я сдержался и сказал: "Самый ответственный пост". - "А какой?".
"Дадут винтовку в руки и пошлют бить белогвардейцев.
Это сейчас самый ответственный пост. Решается вопрос, быть или не быть Советской власти. Что может быть более ответственным?". "Ну если так, то я не пойду в партию".
Говорю: "Самое лучшее. Вы не ходите!".
Я отвлекся. А вот Сталин, вождь, у которого, казалось, я должен брать уроки доброго отношения к людям и понимания их, пускает такую реплику. Вот уже столько лет прошло, а его слова все еще сидят осколком у меня в памяти. Они оставили отрицательное мнение о Сталине. В его словах прозвучало пренебрежение к людям. Латыш, о котором шла речь, был простой человек, видимо, из рабочих. Тогда латышей вообще среди нашего актива было очень много. Вот встречался я, например, с одним латышом, он командовал 72-м полком 9-й стрелковой дивизии. И на партийных постах, и в хозяйстве, и в Красной Армии было много латышей, и я всегда относился к ним с большим уважением. Да и вообще не было тогда у нас деления людей по национальностям. Деление было по преданности делу: за революцию или против? Это было главным. Потом уже стало нас разъедать мелкобуржуазное отношение к людям: а какой нации? А раньше имело значение только социальное положение: из рабочих он, из крестьян или из интеллигенции? Интеллигенция была тогда, как говорится, на подозрении. Ведь в первые годы революции сравнительно мало людей интеллигентного труда состояло в рядах Коммунистической партии.
МОСКОВСКИЕ БУДНИ
В 1930 г. летом проходил XVI партийный съезд. На этот съезд я не был избран делегатом, ибо учился в Промышленной академии. Промышленная академия занимала нетвердую политическую позицию, и при выборах на съезд моя кандидатура не была выдвинута: во-первых, я был новый человек, неизвестный Московской парторганизации; во-вторых, я в Промышленной академии представлял новое руководство, которое стояло на позициях генеральной линии партии. Бауманский райком партии возглавлял тогда Ширин, а он был политически недостаточно зрелым и, видимо, имелись у него еще какието свои соображения. Одним словом, я не был избран, но в ЦК ВКП(б) дали мне постоянный гостевой билет на съезд.
Поэтому я присутствовал на отчетном докладе Сталина и на выступлениях, хотя и не на всех, так как было очень много людей, которые обращались ко мне с просьбой дать им гостевой билет, и я не мог отказать. Хотя и запрещалось передавать гостевой билет другим товарищам, но, каюсь, мы это делали. Правда, некоторых поймали и даже наказали, однако мне сошло. Товарищей, которые ходили с моим гостевым билетом, пропускали туда, и мы были довольны, что не только я, а и другие побывали на съезде по гостевому билету, который был выписан Центральным Комитетом персонально для меня.
Кончились летние каникулы, и осенью мы опять приступили к учебе. Она протекала бурно. Мы много сделали для перестройки учебного процесса. В Промышленной академии училось немало бездельников, которые пришли туда не учиться, а отсидеться в период острой политической борьбы. Это был как бы политический отстойник. "Правые" свили там себе гнездо, окопались там... У нас было два выходных-воскресенье, как обычно, для всех, и еще один день для проработки пройденного. Я жил в общежитии и наглядно видел эту "проработку". Все уходили куда-нибудь с утра, а приходили - не знаю когда, просто бездельничали. И мы тогда поставили вопрос о том, что надо учиться: ведь мы прибыли сюда не для того, чтобы просто проводить время в Москве, а чтобы получить знания и вернуться в промышленность теоретически и практически подкованными и с большей пользой работать для партии, для блага народа в деле строительства социализма. И вот провели мы и это мероприятие, и многие отбросили то, что мешало лучшему использованию учебного времени.
Наша партийная организация вскоре приобрела большой авторитет в Московском партийном комитете и в ЦК.
Тогда возникало очень много политических ситуаций в ходе борьбы с оппозицией, когда нам надо было реагировать, и реагировать немедленно. Промышленная академия занимала тут как бы ведущее положение. Мы собирались по группам, проводили общие собрания, и наши резолюции о текущем моменте сейчас же публиковались в "Правде". Таким образом, они становились общим достоянием.
Одним из острейших был вопрос о коллективизации сельскою хозяйства. Мы считали, что известное выступление Сталина с письмом "Головокружение от успехов"[67] - это шедевр. Мы понимали его как смелость руководителя партии, который не боится признать ошибки.
Правда, он не взял эти ошибки на себя лично, а взвалил их на партийный актив. Хотя местный актив с азартом, грубо говоря, со звериным азартом проводил коллективизацию, но он все же находился под бичом "Правды". Если взять "Правду" за тот период, то она пестрела изо дня в день цифрами (у кого в районе какой процент крестьян уже объединен в колхозы), подхлестывавшими местные партийные организации. В 1929- 1930гг. у меня не было никакого прямого соприкосновения ни с деревней, ни даже с партактивом, который проводил эту кампанию. Я питался данными лишь со страниц "Правды" и радовался. Я стоял за колхозы всей душой и телом, поэтому меня радовали публикуемые цифры.
А когда разразился гром - письмо "Головокружение от успехов", я был несколько смущен: как же так, все было хорошо, а потом вдруг такое письмо? Но стало ясно, что это было необходимо, потому что угроза назревала или даже уже назрела. Уже вспыхивали отдельные восстания крестьян и назревали еще более крупные. Обстановка коллективизации хорошо отражена Шолоховым[68] в "Поднятой целине". Правда, в "Поднятой целине" дело нашло отражение именно так, как оно толковалось Сталиным. Иначе и быть не могло, Шолохов иначе не мог написать. Теперь же, когда выявились злоупотребления Сталиным властью, то при анализе пройденного нами пути требуется более аналитический, более глубокий подход.
Надо, все проанализировав, сделать правильный вывод из ошибок, прежде всего из ошибок, допущенных Сталиным, когда он лбом ударился о стену и не смог прошибить ее, изза чего вынужден был отступить. Но, отступая, свалил свою вину на других, и это очень дорого обошлось тем людям.
Помню, как Московская организация тоже обвинялась в том, что она допустила перегибы. Тогда Московскую парторганизацию возглавлял товарищ Бауман[69]. Я мало знал его, но он считался крупным руководителем. Потом, когда его освободили, на пост руководителя Московской организации был выдвинут Молотов. Однако Молотов мало проработал на этом посту, а на это место был выдвинут Каганович.
67
68 "Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения" - письмо И.В. Сталина в газету "Правда", опубликованное в ней 2 марта 1930 года. На его основе 15 марта 1930 г. ЦК ВКП(б) принял постановление "О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении".
68
69 ШОЛОХОВ М.А. (1905-1984) - писатель и общественный деятель, академик АН СССР с 1939 г., дважды Герой социалистического труда, автор "Донских рассказов" (1926), романов "Тихий Дон" (1928-1940) и "Поднятая целина" (1932-1960), неоконченного произведения "Они сражались за Родину" и мн.др.
69
70 БАУМАН К.Я. (1892-1937) - крестьянин, член РСДРП с 1907 г., активный участник Октябрьской революции 1917 г., с 1920 г. секретарь Курского губкома РКП(б), с 1923 г. работник аппарата ЦК партии, с 1928 г. член Оргбюро ЦК ВКП(б) и второй секретарь Московского горкома партии, с 1929 г. секретарь ЦК и первый секретарь Московского горкома ВКП(б), с 1931 г. первый секретарь Среднеазиатского бюро ЦК ВКП(б), с 1934 г. заведующий отделом науки, научно-технических открытий и изобретений ЦК ВКП(б), кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) в 1929-1930 гг.; с 1925 г. член ЦК ВКП(б), член ЦИК СССР. Репрессирован, реабилитирован посмертно.