Благородный защитник

– Он стал хозяином замка, лишь когда ему исполнился двадцать один год, – объяснил Каллум. – А до этого замок принадлежал какому-то его кузену. Некоторые люди этого кузена до сих пор служат в Тейнскарре, но если даже им и известно о тайных ходах, Родерику они ничего не скажут.

– Хорошо. Итак, наш план будет прост. Но прежде всего, – Пейтон посмотрел на юного Саймона, – скажи, не слышал ли ты, случайно, каких-нибудь разговоров о том, что эти люди собираются делать с леди Кирсти?

– Джиб спросил милорда, не намерен ли он посадить ее в клетку, но милорд сказал, что это невозможно. – Саймон нахмурился. – Он сказал, что в данный момент слишком много глаз обращено на его особу.

– Он не уточнил, куда именно собирается ее поместить?

– Сказал, что поместит ее туда, где ей и положено быть. А Уотти заявил, что это не годится, потому как она и прежде сбегала оттуда. Милорд объяснил, что на сей раз ей это не удастся, потому что на проклятой двери уже будет засов.

– Значит, он поместил ее в ее спальню, – сказал Каллум. – Он и раньше запирал ее там, но однажды я увидел ее, когда она собиралась потихоньку вернуться в свою спальню, и понял, что она умеет подбирать отмычки к замкам. Это одна из причин, поэтому он и решил ее убить. Понял, что она слишком много знает: успела походить по замку, увидела то, чего ей не следовало видеть.

Пейтон кивнул. Сам процесс выработки разумного плана помог ему успокоиться.

– Итак, Каллум проведет меня и Йена внутрь. Мэлки, ты, Йен, Дональд и Ангус будете сторожить лаз, чтобы никто его не обнаружил. – Он улыбнулся Саймону, у которого слипались глаза. – А ты, Саймон, отправишься в постель.

– Простите меня, сэр, – сказал Саймон, медленно вставая из-за стола. – Это все из-за меня.

– Нет. Ты ведь держался стойко, пока угрожали только тебе, били только тебя. Ты поступил мудро, когда рассудил, что этот человек не шутит, угрожая убить твою маленькую сестру. Ты был прав, что пытался ее защитить. А теперь иди отдыхай. – Как только Саймон вышел, Пейтон, вскинув бровь, многозначительно посмотрел на Каллума: – Надеюсь, ты хорошо расслышал, что я сказал.

– Да, – с невинным видом ответил Каллум. – Теперь у нас есть план. Я все хорошо расслышал.

– Я имел в виду то, что сказал Саймону, и ты, надеюсь, понял меня. Перестань называть его трусом и предателем. Они угрожали его сестре, и он должен был думать прежде всего о ней. Он не мог не поверить их угрозам, особенно после того, как они сообщили ему, что убили его отца.

Каллум кивнул:

– Я больше не буду называть Саймона трусом и предателем. Ведь они вышли на него по моему следу, так что и моя вина тут есть. Когда же мы пойдем выручать Кирсти?

– Ждать осталось недолго. Я хочу проделать все под покровом ночи. Родерик ожидает нас, но я предпочел бы, чтобы наше появление все же оставалось незамеченным хотя бы до тех пор, пока остановить нас станет уже очень трудно.

– Да мы прошмыгнем внутрь в один момент и так же обратно, никто и не заметит.

– Да, мальчик, именно так. Родерик думает, что близок к победе, но очень скоро поймет, что ошибся.

Кирсти медленно открыла глаза, и сознание стало к ней возвращаться. Панический страх охватил все ее существо, но она тут же взяла себя в руки, чтобы не дать ему возобладать над рассудком.

Челюсть болела так, что слезы навернулись на глаза, голова раскалывалась. Очень осторожно она принялась ощупывать челюсть и вскоре с облегчением поняла, что челюсть не сломана. Один зуб немного шатался, но она по опыту знала, что это заживет само по себе, если она будет осторожна и если Родерик какое-то время не будет бить снова именно в это место. Как можно медленнее она приподнялась и, наконец, села на краю постели. И сразу же вцепилась в толстый резной столб, поддерживавший балдахин, пытаясь справиться с головокружением и тошнотой.

Прошло несколько мучительных минут, прежде чем она почувствовала, что в состоянии двигаться, и медленно поднялась. Шажок за шажком подошла к окну. По положению солнца и тишине во дворе замка было ясно, что дело идет к ночи. Видимо, Родерик действительно ударил ее очень сильно, так как она пробыла без сознания около четырех часов, а может, и больше. Если ей удастся выбраться отсюда, сгущающиеся ночные тени помогут ей скрыться.

Вдруг до слуха ее донесся звук, заставивший ее похолодеть. Это был звук отодвигаемого засова – с наружной стороны двери. Родерик превратил ее спальню в весьма надежную темницу. Окно было слишком высоко, чтобы пытаться бежать через него. Никаких тайных выходов из комнаты не было – только тайный вход, и чтобы открыть его, требовался сообщник, находящийся с другой стороны. Похоже, Родерик принял все меры, чтобы ей не удалось с помощью какого-нибудь подручного средства в качестве отмычки отворить замок своей двери или же двери, ведущей в его спальню. Да, побег потребует от нее много сил, которых у нее сейчас просто нет. О том, что ей не удастся бежать, Кирсти даже думать не хотела – надежда умирает последней.

Родерик вошел в комнату, и по спине ее пробежал озноб. С деланным равнодушием она присела в кресло возле камина, не без удивления отметив, что кто-то удосужился разжечь в камине огонь. Родерик подошел и заслонил огонь, так что тепло почти перестало доходить до Кирсти. Кирсти поймала себя на мысли, что ей очень хочется, чтобы какая-нибудь случайная искра прожгла его пышный наряд. Прежде, до того как она увидела элегантный и сдержанный наряд Пейтона, она не осознавала, что Родерик склонен к чрезмерному франтовству.

– Полагаю, ты уже попробовала отомкнуть замки, – заговорил Родерик.

«До чего же он доволен собой», – подумала она.

– Нет, пока не успела. Я только что очнулась после ласковой оплеухи, нанесенной твоей любящей рукой. – И она коснулась пальцами челюсти. Челюсть, что неудивительно, основательно опухла, и скоро, надо думать, появится синяк.

– Не стоит тратить время на замки.

– Это я уже поняла, когда услышала звук отодвигаемого засова, перед тем как ты вошел. Совершенно ясно, что ты тщательно продумал все детали моего пребывания здесь. Напрасно старался. В мои намерения не входит гостить здесь долго.

– Ах, Кирсти, неужели ты до сих пор не поняла? – Родерик сокрушенно покачал головой. – Ты никогда не выйдешь из Тейнскарра живой. Твое последнее предательство переполнило чашу моего терпения, а ты предавала меня постоянно, начиная с нашей первой брачной ночи и кончая той гнусной клеветой, с помощью которой ты тщетно пыталась замарать мое доброе имя. Ну и, разумеется, изменила мне с сэром Пейтоном Мюрреем.

Кирсти предпочла бы, чтобы как раз на последней теме Родерик особо не задерживался. Она не нужна ему в качестве жены, ему вообще не нужна женщина. Но доказать это она уже была не в состоянии – даже если. бы получила такую возможность. А если Родерик решит заклеймить ее как прелюбодейку, ей несдобровать – в том случае, конечно, если ей удастся выбраться из неприятностей, которые грозят ей в данный момент. Поскольку она провела месяц в доме почти легендарного сэра Пейтона Мюррея, ей никто не поверит, что она не стала его любовницей, что бы она ни говорила. Кирсти не понимала, почему Родерика вообще беспокоит, занималась она чем-то с Пейтоном или нет; разве что он собирался использовать прелюбодеяние как предлог убить ее. Но в этом также не было особого смысла, потому что мужчина, убивший свою жену, заслужит всеобщее осуждение. Так что же за игру затеял Родерик?

– Гнусная клевета? – насмешливо протянула Кирсти. – Да это же чистая правда, о которой наконец осмелились заговорить. – Она заметила, как сжимаются его кулаки, и подобралась, готовясь к нападению. – Ты калечишь детей, Родерик. Можешь отнекиваться сколько угодно, приукрашивать свои поступки лицемерным враньем о пище и теплой одежде для бедных мальчиков, но правда останется правдой. И в один прекрасный день, – добавила она жестко и холодно, – я докажу, что твои руки обагрены невинной кровью, что ты убил нескольких детей.