Зеркальное время

Глава первая ЯРМАРКА

Конечно, Юлиан был несправедлив ко всем этим людям. Он и сам понимал, что злиться на них не стоит. В конце концов, они всего лишь делали свое дело, и, кстати, не зря старались: вокруг действительно царило праздничное настроение. Всюду, куда ни посмотришь, сверкали цветные огни, улыбались люди; веселые голоса перемежались с громкой музыкой; несколько мелодий наперебой рвались из дюжины динамиков, силясь пере­крыть одна другую.

Нет, с посетителями этой ярмарочной площади все было в порядке. Не вписывался в общее настроение только он, Юлиан. И даже знал почему.

Мальчик свернул с пути, чтобы не столкнуться с какой-то парочкой — они шли рука об руку, излучая эту нестерпимую для него радость, — засунул руки по­глубже в карманы, а потом пнул подвернувшуюся под ноги банку из-под колы. Пустые банки тем и хороши, что на них можно сорвать зло — ведь они не ответят тебе тем же. А Юлиана просто распирало от злости. Он-то рассчитывал, что праздничная сутолока поможет ему успокоиться или хотя бы отвлечься, но ничего не вышло. Напротив, он только что понял: хуже нет, чем очутиться среди беззаботных, веселых людей, когда у самого кошки скребут на душе. Нет, идея прийти сюда была не самая лучшая. Его привлекли яркие огни и музыка, но совершенно напрасно. Тем более что он никогда не питал пристрастия к таким развлечениям. Теперь Юлиан ненавидел всех этих людей за то, что ему здесь стало еще хуже, а ведь это было не только несправедливо, но и вызывало угрызения совести, что в свою очередь еще больше портило настроение.

Он был очень расстроен. Эти проклятые репортеры вечно все переврут — если вообще тебя выслушают, — а то и напишут отсебятину! А отец всегда так: толком не разобравшись, сразу начинает орать. И потом... Нет, об этом он сейчас вспоминать не хотел. Еще будет время, когда он вернется домой и скандал пойдет по второму кругу. В том, что так и случится, Юлиан не сомневался. Ведь он знал своего отца не первый день.

Вообще-то он даже ладил с ним, и гораздо лучше, чем большинство его школьных товарищей со своими отцами. Но бывали дни, когда он торопил окончание каникул, лишь бы скорее вернуться в интернат. Сегодня как раз и был один из таких дней.

Он пнул еще одну банку, но промахнулся и ушиб большой палец так, что слезы выступили на глаза. Мальчик вскрикнул и чуть не запрыгал на одной ноге. И разъярился еще сильнее, услышав за спиной злорадный смешок.

Он резко обернулся, встретил широкую ухмылку и почувствовал, как сжимаются его кулаки. Но сдержался и не замахнулся в эту наглую рожу, потому что противник был не только шире его в плечах, но и выше на целую голову.

А кроме того, гнев Юлиана внезапно куда-то испарился, как не бывало. Его смутило то, что противника совсем не задела такая ярость. Даже наоборот: улыбка незнако­мого подростка стала еще радостнее.

— Ничего смешного! — фыркнул Юлиан и отступил на шаг, потому что тот, тихо посмеиваясь, двинулся в его сторону.

Парень был действительно рослый и сильный. Под старой хлопчатобумажной рубашкой бугрились мышцы — почти как у заправского боксера. У него было грубоватое, но симпатичное лицо и светлые, подстриженные ежиком волосы.

— Да я не смеюсь, — с улыбкой сказал белобрысый. Он остановился и смерил Юлиана с головы до ног долгим, полным любопытства взглядом. — А ты кто?

Юлиан не ответил, враждебно глядя на него в упор.

— Я за тобой уже давно наблюдаю, — продолжал бе­лобрысый. — У тебя что-то случилось?

Юлиан отмалчивался, но это не остановило незна­комца, он приблизился еще на шаг и все так же радостно продолжал допрос:

— Так что же случилось? Поссорился? С родителями?

Юлиан продолжал молчать, но белобрысый почему-то воспринял его молчание как подтверждение и продолжал:

— И ты сбежал?

— Нет, — ответил Юлиан. Но тут же поправился: — Или, наверное, да. Но не так, как ты думаешь.

— Хочешь сказать, ты просто вышел прогуляться, чтобы голова проветрилась, — сказал белобрысый. — Ты не собирался удирать, так ведь? Я имею в виду, побега ты не замышлял.

Юлиан не был уверен, что правильно его понимает. Но на всякий случай кивнул.

— И правильно. Это только в кино хорошо получается и в книжках. На самом деле полиция поймает тебя самое позднее через два дня и отправит домой, а то еще засунет в приемник-распределитель. — Он достал из кармана пачку сигарет и протянул Юлиану: — Хочешь?

— Нет. — Юлиан помотал головой. Он уже курил од­нажды, полгода тому назад, в порядке испытания на мужество. Вкус у той сигареты — первой и пока что единственной в его жизни — был отвратительный, и его затошнило. — Меня зовут Юлиан.

— Юлиан? — Белобрысый щелкнул дешевой пласти­ковой зажигалкой. Его лицо озарилось красным светом, и на миг в нем промелькнуло что-то жуткое, почти нечеловеческое — такие лица бывают у призраков из папье-маше в комнатах страха. Он сделал глубокую за­тяжку, закашлялся, сощурил глаз и еще раз переспро­сил: — Юлиан? Как сын Леннона?

— Точно, — сдержанно подтвердил Юлиан. Ему не хо­телось разговаривать с этим парнем. Вернее, ни с кем не хотелось разговаривать. Но тот намеренно не замечал его настроения.

— А меня зовут Рогер, — сказал белобрысый и выпус­тил в сторону Юлиана облако вонючего сигаретного дыма. Он произнес не «Роджер», а именно «Рогер». Должно быть, это имеет для него особенное значение, подумал Юлиан. Он уже знал таких типов: они готовы расплющить тебе нос, если после второго предупреждения ты все еще путаешь их имя.

— Рад познакомиться, — буркнул Юлиан. Он отмахнулся, отгоняя от лица дым, и демонстративно закаш­лялся — не добившись этим ничего, кроме еще более широкой ухмылки Рогера. Мальчик повернулся и зашагал прочь, но успел сделать ровно два шага. На третьем Рогер через букву «г» преградил ему путь. Юлиан остановился.

— Чего тебе надо? — спросил он. — Отстань от меня.

— Я хотел только поговорить с тобой, — сказал Рогер. — Мне показалось, что тебе бы это не повредило. Выгово­риться иногда помогает, почти всем.

— А может, я не хочу, — ощетинился Юлиан.

Рогер ответил на это еще одной наглой ухмылкой, и Юлиан впервые почувствовал, как в нем тихо поднимается страх перед этим рослым крепышом.

— Отстань, — сказал он, от испуга чуть запальчивее, чем следовало, и сделал шаг к Рогеру.

Тот не шелохнулся, и Юлиану пришлось снова ос­тановиться.

Легкий испуг перерос в настоящий страх. А ведь Рогер не сделал ровным счетом ничего угрожающего. В его глазах поблескивала насмешка, но она была скорее дружелюбной, да и в позе его не выражалось никакой угрозы. Но нетрудно было представить, что он мог бы сделать, если б захотел.

Юлиан же не отличался силой, большинство его ро­весников выглядело покрепче. Он был довольно высоким мальчиком и очень уж стройным, если не сказать то­неньким. В первые школьные годы ему доставалось больше синяков, чем другим. После нескольких попыток дать сдачи — все они кончились плачевно — он постепенно научился избегать драк и вообще всяких споров, а в интернате развил это умение до совершенства.

Но тут у него не было выхода. Юлиан только теперь заметил, что забрел в переулок между ярмарочными киосками и очутился далеко от общей сутолоки, так что уже не мог рассчитывать на чью-либо помощь. А Рогер не производил впечатления человека, на которого можно подействовать уговорами.

— Тебе что, больше нечего делать, стоишь тут и пя­лишься на людей? — спросил Юлиан.

Но и этот вызывающий вопрос не вывел Рогера из равновесия, он только шире ухмыльнулся.

— Нечего, — подтвердил он и засмеялся, заметив рас­терянность Юлиана. — Нет, правда нечего. Вот уже не­сколько дней. И похоже, еще какое-то время придется побездельничать.

Он вздохнул, снова поднес сигарету ко рту, но сле­дующей затяжки так и не сделал, бросил сигарету на землю и загасил ее своим тяжелым башмаком.