Неожиданный звонок

«Почему он счел нужным сообщить мне это?» — подумала я. Купер, похоже, автоматически занял оборонительную позицию по вопросу, порождавшему в прошлом трудности. Мои мысли вернулись к Джине, и я внезапно спросила:

— Как, по-вашему, кто-то из Янсенов может знать, где сейчас Джина? Я очень беспокоюсь о ней.

Купер, похоже, удивился.

— Правда? Почему? Думаю, она так наслаждалась Лондоном в течение уикэнда, что решила задержаться там еще на несколько дней. В конце концов, она — свободная фотомодель и может поступать так, как хочет. Если Эрик предложил Джине свести ее с людьми из шоу-бизнеса, она, очевидно, осталась там до встречи с ними.

Я кивнула. Поскольку я не сказала ему всей правды насчет истерического звонка Джины, я не могла рассчитывать на то, что он разделит мою тревогу.

— Вы звонили в агентство, с которым она работает? Может быть, у них есть вести от нее.

— Кэнди-Анна говорила с ними сегодня, им ничего не известно.

Они рассердились на Джину за то, что она не связалась с ними. У них была для нее работа.

— Хм.

Гарт помолчал.

— Завтра я спрошу у Янсенов, знают ли они, что с ней случилось.

Я чуть было не сказала, что сама собираюсь в Лондон, но в последний момент прикусила язык. Было бы неразумно слишком доверяться ему. Я знала лишь с его слов о том, что он не видел Джину с субботы, и подозревала, что он преуменьшает степень своей близости с ней. Внезапно меня охватила депрессия, я почувствовала себя усталой. Легкое опьянение прошло, очарование вечера испарилось. Вдруг Купер положил свою кисть на мою руку; я не ожидала от него такого жеста. Он тихо произнес заботливым и все же невозмутимым тоном:

— Знаете, вам не стоит беспокоиться. Я уверен, что с ней все в порядке.

На мои глаза навернулись слезы, в горле застрял комок. Я поняла, что он пытается проявить участие.

— Хотите еще кофе?

— Нет,— я попыталась отогнать беспокойство.— Нет, спасибо. Обед был восхитительным, я получила большое удовольствие.

— Хотите выпить еще где-нибудь?

— Нет, нет, правда, я не могу, большое спасибо.

Меня снова охватила тревога за Джину, я испугалась, что расплачусь в присутствии Купера и скажу ему больше, чем следует. Он посмотрел на часы.

— Ну, еще очень рано,— небрежно обронил Гарт.— Еще нет и полуночи. Вы позволите мне отвезти вас на Монмартр? Мы поднимемся к Сакрэ-Кер и полюбуемся огнями города. Или хотите немного прогуляться по Елисейским Полям? А может быть, вы устали и предпочитаете вернуться домой?

Я едва не произнесла: «Да, если вы извините меня...», но все же не сделала этого. Посмотрев на Купера, я забыла о своей депрессии и боязни потерять голову. Это уже не имело значения. Важно было лишь то, что я с ним и нахожусь в Париже. Я хотела запомнить этот вечер навсегда и не портить его внезапным завершением.

— О, я с удовольствием посидела бы в одном из открытых кафе на Елисейских полях и посмотрела бы на прохожих! — невольно вырвалось у меня.

Засмеявшись, он сказал:

— Почему бы и нет? Отличное предложение!

Он небрежно положил несколько купюр поверх счета и, не дожидаясь сдачи, повел меня из зала мимо почтительно кивающих ему официантов. Провожая Купера, метрдотель пожелал ему всего доброго. На улице было тепло, казалось, будто в небе отражаются миллионы огней. Я с трудом зашагала на высоких каблуках по булыжной мостовой.

Следующие три часа смутно запечатлелись в моей памяти не потому, что я очень устала,— они пронеслись так стремительно, что я смогла запомнить лишь отдельные моменты. Я запомнила дым, тянувшийся вверх от сигареты Гарта, когда мы сидели в кафе на Елисейских полях; пламя спички блестело в его светлых глазах, рука отбрасывала тень на стол. Я помню шум машин, ехавших в нескольких метрах от нас, голоса пешеходов, непривычное навязчивое звучание французского языка, доносившееся со всех сторон. Однако в моей памяти не остались наши голоса, я забыла, о чем мы беседовали. Потом мы отправились на такси в какой-то ресторан на Монмартре, немного потанцевали, снова выпили; я не чувствовала усталости, однако впоследствии не смогла бы описать, как выглядели места, которые мы посещали. Наконец под утро мы оказались на ступенях Сакрэ-Кер; перед нами под летней луной простирался Париж.

— О! — произнесла я, вложив в это восклицание все испытываемые в тот момент чувства: радость от вечера, который превзошел мои ожидания, грусть по поводу его окончания и очевидной неповторимости, ощущение вины перед Джиной, про которую я забыла. Вздохнув, я обвела взглядом панораму города.

— Как долго вы собираетесь оставаться в Париже? — небрежным тоном спросил Купер.

Волшебство исчезло. Я не знала, что заставило его задать этот вопрос: то ли он хотел увидеть меня вновь, то ли узнать мои планы насчет поисков Джины. Я немного отодвинулась от него.

— Не знаю. Мои планы еще не определились окончательно. Помолчав, он спросил:

— Что с вами?

— Ничего! — выпалила я.— Почему вы спрашиваете?

— Мне показалось, что вас что-то тревожит.

— Нет. Я просто помечтала о других вечерах, подобных этому.

— Я не вижу препятствий к тому, чтобы он повторился. Я помолчала.

— К сожалению, я не могу отменить завтрашнюю поездку в Лондон, иначе я обязательно сделал бы это. Я проведу в Англии минимум пять дней, возможно неделю. Если вы собираетесь лететь туда...

— В данный момент у меня нет определенных планов,— резко произнесла я, отступив к призрачным белым стенам Сакрэ-Кер.— Я подумаю о них утром.

— А вы не могли бы сделать это сейчас?

Я услышала его шаги у себя за спиной.

— Я бы хотел снова увидеть вас. Мне кажется, нам нет смысла проводить эту неделю в разных городах.

— Ну, мы оба, без сомнения, это как-нибудь переживем.— Я попыталась говорить легкомысленным тоном, но мой голос про-звучал жестко и неестественно.

Я ожидала услышать в ответ какую-нибудь ироничную колкость, но он промолчал. Удивленная этой неожиданной реакцией, я повернулась и посмотрела на него. Лицо Гарта было неподвижным, рот находился в тени, светлые глаза, как всегда, казались непроницаемыми.

— Извините,— смущенно промолвила я, зная, что он огорчился, хотя и ничем не выдал этого.— Я сказала глупость. Пожалуйста, простите меня.

Он тотчас улыбнулся.

— Я это заслужил. Я не вправе указывать вам, как вы должны проводить свой отпуск. Это мне следует извиниться.

— Нет, я...

— К черту извинения! — нетерпеливо воскликнул он и в следующее мгновение обнял меня за талию; я почувствовала прикосновения его прохладных губ к моему рту.

— И за это тоже извини,— произнес он через секунду, отпуская меня,— если считаешь, что тут требуются извинения. Раз уж мы заговорили об извинениях, думаю, мне следует принести их все сразу... Ты не замерзла?

— Немного,— я ухватилась за эту возможность объяснить мою бледность и дрожь в теле,— не очень сильно.

— Вернемся на площадь и найдем такси.

Через двадцать минут такси остановилось возле дома Джины; Гарт попросил водителя подождать. Он проводил меня до входной двери. Когда я начала благодарить его за этот вечер, он достал бумажник и вытащил из него визитную карточку.

— Я получил не меньшее, чем ты, удовольствие. Вот мой адрес и телефон. Если ты передумаешь насчет поездки в Лондон, позвони мне, когда прилетишь туда, я тебя встречу. Если же останешься в Париже, я позвоню тебе, как только вернусь сюда из Лондона.

Гладкая визитная карточка холодила мои горячие пальцы; я рассеянно глядела на адрес и телефон. Я попыталась еще раз сказать «спасибо», но не смогла сделать этого.

— Ну, спокойной ночи, Клэр.

— Спокойной ночи, Гарт.

Он снова поцеловал меня и уехал. Я вошла в здание, закрыла за собой дверь, прислонилась к ней. Услышала, как кабина лифта спустилась на первый этаж; двери открылись и снова закрылись за мной, я стала подниматься вверх. Оказавшись в темной квартире, я замерла и задумалась о том, что осталось невысказанным нами в этот вечер. Через некоторое время я протянула руку и включила свет. Я тотчас увидела записку. Она лежала у телефона. «Когда вернешься, позвони Уоррену Мэйну. Срочно»,— написала Кэнди-Анна. Я тихо ойкнула. Порывшись в сумочке, я нашла нужную мне бумажку и принялась набирать номер дрожащей рукой.