Страница 133 из 151
А как смотрят ныне на дело те, кто оказался в выигрыше, чьи столь далекоидущие планы стали известными уже в момент приобретения Цзяочжоу? К стыду нашему, следует признать, что в Японии и России было намного больше, чем в Центральной Европе, умов, которые уже на рубеже веков представляли себе эту картину, эту возможность и внесли свою лепту. Как мы знаем из истории первого образования англо-японского союза — который Англии был гораздо выгоднее, чем Японии, — восточное островное государство испытывало чувство, будто оно вступило в сделку со львом [т.е. в безрассудную сделку]. Обеспокоенная такой ситуацией, Япония позаботилась при содействии Германии установить противовес двойной мощи британского флота. Два года шли переговоры с неизменной попыткой вовлечь и Германию в союз, ибо Япония понимала, что в одиночку она не сможет возобладать над тогдашним британским морским могуществом, а это создаст одностороннюю напряженность.
“Если германский и японский флоты будут действовать совместно с русскими сухопутными силами, морская договоренность с Англией станет не сделкой со львом, а договором inter pares”. Такую точку зрения высказывали дальновидные японцы, с которыми я обсуждал эту тему, но она была доказана гораздо раньше. Озабоченный комбинацией Япония — Россия — Германия, японский князь Ито отправился в путь через Петербург, но — чтобы помешать его континентальным планам — с ним сыграли неприятную шутку, изменив в его отсутствие шифровальный ключ (код), и он не мог получать новости с родины. Во Фридрихсру хотели подложить во время этого визита контрмину под англо-японский союз. Уже оттуда в 1901/02 г. [с.375] картина возможностей была ясна, и она основательно изучалась в Японии. В 1909 и 1910 гг. об этом говорили уже довольно открыто. Нашим отличным посредником в установлении контактов с высокопоставленными японскими кругами — с князем Ито, с наиболее разумным членом свиты графом Гото, с тогдашним премьер-министром Кацурой, с наиболее влиятельными и авторитетными лицами в кругах генро — был личный врач японского двора Эрвин фон Бельц из Вюртемберга, превосходный знаток Дальнего Востока, пользовавшийся особым доверием. Но когда он захотел выступить на конгрессе немецких врачей с докладом о психических и физических особенностях японцев, председатель конгресса заявил, что подобная тема не представляет интереса! По-иному обошлась бы Англия с человеком, принадлежавшим к личным советникам микадо. Однако для нас беседы на такие темы обычно заканчивались ссылкой на то, что германский императорский дом испытывает, к сожалению, непреодолимую неприязнь к сотрудничеству с Дальним Востоком. Это всегда означало: европейцы, храните свои священные блага. Ведь свободе и равенству прав европейцев желтая раса угрожала меньше, чем представители находившейся рядом с нами белой расы.
Важнейшим промежуточным звеном в этой большой политике была Россия. Здесь был главный носитель замыслов, имевший немецкие корни, Витте — создатель Транссибирской железной дороги, один из выдающихся русских министров финансов. Во время [первой мировой] войны он ратовал за сепаратный мир с Германией и затем в 1915 г. умер или был умерщвлен при загадочных обстоятельствах. В России всегда существовало направление, понимавшее пользу и возможности германо-русско-японского сотрудничества. И когда после войны один из наших наиболее значительных и страстных политических умов, Брокдорф-Ранцау, захотел вновь ухватиться за нить и я был причастен к этому, то с русской стороны такую линию распознали две личности, с которыми и пытались готовить для нее почву. Итак, надо было переломить в себе многое, желая сблизить политические интересы японцев и русских в поисках благоразумного пограничного урегулирования и через него обеспечить свободный тыл на других направлениях политической деятельности. Тот, кто участвовал в этой игре, должен был смириться с обстановкой: ночами напролет находиться в помещениях, усеянных окурками сигарет и залитых чаем, вести изощренные дискуссии в духе древних каверз, которыми изобиловала каждая такая беседа. Казалось, еще два-три часа дискуссии — и суть дела будет ясна, но диалектика снова брала верх, и снова три часа подряд противник, прибегая к тому же способу обсуждения, утомлял и усыплял.
Во времена Второй империи мы слишком лояльно противостояли британской колониальной политике, исходя из жестких и здравых геополитических возможностей союза с отдаленным зарубежьем и полагая, что они приведут к благополучному [с.376] концу. Они обусловливали необходимость двойного нажима. Вторая империя отказалась от этого. Здесь таилась огромная опасность.
Сегодня мы знаем: можно построить очень смелые конструкции из стали, если их фундамент устойчив и надежен, если важнейшие несущие опоры тоже из настоящей прочной стали, эластичной и упругой, но все же пружинящей на концах, а сама структура конструкции настолько устойчива, что ни один камень, ни один шарнир не тронется с места. Такая конструкция, естественно, обладает в условиях мировой бури совсем иной прочностью — если к тому же под нее будет подведен солидный фундамент, подобный новым мостам, сооружаемым нашим дорожным ведомством, представляя собой надежный блок, охватывающий пространство от Балтийского и Черного морей до Тихого океана.
Мы весьма трезво расцениваем шансы Германии в такой континентальной политике. Один из шансов был упущен во время контактов Ито с Бисмарком. Схожую попытку предпринял в отношении Тирпица начальник Генерального штаба Цусимского флота адмирал Като. В том же направлении шли и мои скромные попытки. Предпосылкой для всех нас, занятых этим важным делом на благо всего Старого Света, было германо-японское взаимопонимание.
Японский государственный деятель Гото говорил мне: “Вспомните о русской тройке. В ней над санями вы видите большую дуговую упряжь с бубенцами, а в центре идет крепкий, норовистый и вспыльчивый конь, выкладывающийся больше всех, но справа и слева бегут две лошади, которые сдерживают коня посредине, и такая тройка в состоянии ехать”. Заглянув в атлас Старого Света, мы отмечаем, что такую тройку образуют три окраинных моря. Одно из них, политически очень близкое к нам именно сейчас, — Балтийское море, его морское пространство; второе, гораздо более выгодное его сопредельным владельцам, чем нам Балтийское море, — Японское море; и третье, которым завладела Италия, — замкнутая с юга Адриатика с ее влиянием на восточное Средиземноморье. Все эти окраинные моря расположены перед важнейшими для России выходами в открытое море. Что же касается ее выхода на Крайнем Севере, то его использование зависит от капризов теплого атлантического течения Гольфстрим.
Обладающие надежным инстинктом японцы последовательно удерживали в тактике охвата моря регион пункта, пригодного для выхода русских, — Владивосток, оказывая едва заметное дружественное воздействие вокруг, т.е. поступали совсем иначе, чем германцы в Балтийском море — их расовой колыбели, их родовом пространстве.
Еще в 1935 г. мы предприняли в Швеции нечеловеческие усилия, пытаясь переубедить самоуверенные, убежденные в своей правоте социал-демократические правительства в Стокгольме и Осло, что их жизнь под эгидой Лиги Наций не столь уж безопасна, как это кажется, и что им самим следует кое-что сделать для защиты своего обширного пространства и в этом они [с.377] встретят полное понимание с нашей стороны. Однако наши усилия были напрасны. Предложенные пакты о ненападении не были приняты, и в таком смысле пространство Балтийского моря виделось немцам куда менее благоприятным, чем Японское море — японцам. Виновата в этом отчасти преимущественно социал-демократическая идеология северных правительств, которой недостает инстинкта безопасности в отношении жестких геополитических фактов. Разумеется, лишь немногие в Швеции полностью понимали грядущие угрозы и возможности. И когда немецкие политики осознали, что не найдут в этом направлении у авторитетных шведских и норвежских правительственных кругов взаимности, дабы смягчить или задержать ряд неприятных явлений, они по необходимости избрали курс большой континентальной политики, невзирая на то что были пущены по ветру все предпринимавшиеся дружественные попытки: ведь ради одиночного аутсайдера мы не могли угрожать “тройке”, способной вытащить Старый Свет из “петли анаконды”.