Страница 11 из 15
А.Н.Липский, умело подтасовывая факты, забивал первые гвозди в «здание», которое вскоре получит вывеску «В.К.Арсеньев как выразитель идеи великодержавного шовинизма.» Именно так будет озаглавлена статья Г.Ефимова, увидевшая свет после смерти путешественника. Пока же Альберт Николаевич так заканчивал свою рукопись: «Не вина, конечно, издательства этих сборников, что тот или иной автор окажется не на высоте предъявленных к нему требований. С этой стороны издательство можно еще оправдать. Но оправдание автора, выступающего более чем с легковесным материалом, едва ли возможно: мы вправе требовать и требуем внимательного отношения к сообщаемым фактам и серьезной проработки их.» Дальневосточный отдел Всесоюзной научной ассоциации востоковедов в Хабаровске переслал рукопись Липского Арсеньеву с предложением ответить, рассчитывая опубликовать оба материала в порядке дисскусии. В.К.Арсеньев и Е.И.Титов подготовили ответную статью, которую они закончили так: «Покончив с разбором вопросов, поднятых критикой Липского по предметам наших работ, мы ставим на суд читателей всю несостоятельность, выражаясь мягко, как самой сути этой критики, так в особенности приемов ее, не говоря уже о жалких потугах Липского перевести некоторые вопросы чисто научного характера на политику. Литературные выступления подобного рода ни в малой степени не способствуют обогащению наших знаний в области краевой этнографии, они только раздражают, сеют вражду и отнимают возможность спокойной творческой работы. Говорить о том, чего не знаешь, глупо, а выдавать заведомо ложные факты за правду — неблаговидно.»
Арсеньеву пришлось долго отмываться и после грязной сплетни о «продаже коллекций», которую припомнил ректор университета В.И.Огородников в своей борьбе против старых членов Общества изучения Амурского края, удаливший к тому времени В.К.Арсеньева из университета, где тот читал курс лекций. Владимир Клавдиевич, действительно, отправил в Венгрию коллекцию Балока Баратози, а в США — багаж С. Понятовского, и даже получил расписку американского консула. В благодарность американцы избрали В.К.Арсеньева членом Вашингтонского национального географического общества, чем путешественник очень гордился.
Окончательно сняла обвинение с В.К.Арсеньева газета «Красное знамя» 10 октября 1924 г., поместив по этому поводу небольшую заметку. Так были отведены от Арсеньева не только клевета А.Н.Липского, имевшая целью сведение личных счетов, но и более поздный выпад В.И.Огородникова, который, поливая грязью Арсеньева, хотел тем самым дискредитировать все Общество изучения Амурского края.
НА ПРИЕМЕ У ЧЕКИСТОВ
Как бывший царский офицер В.К.Арсеньев состоял на специальном учете в Госполитуправлении и был обязан раз в месяц являться вкомендатуру ОГПУ во Владивостоке, где в его книжке делали соответствующую отметку. Эта регистрация была необходима для контроля за передвижением бывших царских офицеров. Позже эта система помогла их физическому уничтожению. При каждом отъезде из города Владимир Клавдиевич получал специальное разрешение чекистов. В случае, если отметки о разрешении выезда за пределы города не было, то даже небольшая научная поездка считалась побегом. К сожалению, эта книжка-дневник посещений ОГПУ не сохранилась. Но осталось свидетельство, как бывший подполковник царской армии, прекрасно знающий край, помогал своим друзьям бежать из Красной России.
Одним из них был и тридцатипятилетний А.И.Митропольский (Несмелов). Бывший поручик, бежавший летом 1924 г. с друзьми в Харбин, оставил такое свидетельство о последней встрече с путешественником: «В канун явки в ГПУ я зашел во Владивостокский музей, — вспоминал поэт, — чтобы проститься с В.К.Арсеньевым, а кстати и порасспросить его о тех местах, по которым нам надлежало идти. Последнее мне было поручено моими друзьями. «Может быть, и карту у него достанешь, хоть какие-нибудь кроки», — говорил Саша Степанов, тоже хорошо знавший Арсеньева. Ибо все-таки к Антику (другой участник побега — прим. авт.) как нашему будущему проводнику, мы относились не особенно доверчиво. Человек, по глупости переломивший миноносец, мог и завести нас черт знает куда. Владивостокский музей, полный чучел, карт, каких-то географических макетов и Бог знает чего еще. Я нахожу Владимира Клавдиевича у огромного чучела великолепного уссурийского тигра и с места в карьер приступаю к изложению своего дела. — Я и несколько моих друзей, Владимир Клавдиевич, — говорю я, — решили бежать из Владивостока. Вы меня простите, что я вас посвящаю в это не совсем безопасное дело, но мы выбрали необычный путь, — через Амурский залив на юли-юли (китайская лодка — прим. А.Х.), а далее, до границы, на своих двоих.
— И по китайской границе до Санчагоу?
— Да.
— А почему не до Никольска сначала, а потом на Полтавку?
— Мы все на учете ГПУ, и дальше Угольной нам нет ходу. Если же поймают за Угольной, задержат, скажем, в вагоне, то все равно будут судить за побег.
— Да! — Владимир Клавдиевич берет меня за руку и подводит к большой, висящей на стене, карте Приморья. Масштаб карты велик, и вот передо мной — весь тот район, по которому нам предстоит следовать. Все дороги и даже тропы, и всего только две деревни на нашем пути, легко обходимые стороною.
— Чудесная для следования местность! — Тихо говорю я; в комнате мы одни.
— Не совсем! — и Арсеньев указывает мне на горный хребет, являющийся водоразделом для группы речек: одни с него текут в Китай, другие к нам в Россию.
— Вот это горное плато, видите? Я бывал там. Оно или заболочено или покрыто мелким кустарником, через который трудно продираться. Кроме того, там, по оврагам, в эту пору лежит снег. Трудное место!
— Ну, как-нибудь, Владимир Клавдиевич!
— Конечно! Что? Есть ли там тигры? Нет, в этих местах я их не замечал, вот разве пониже, вот тут, ближе к Занадворовке. Но барс, пятнистая пантера тут встретиться может. И, знаете, — взгляд мне в глаза, — она чаще нападает на человека, чем тигр. Вас много ли идет?
— Пять человек.
Н.Арсеньева и В.К.Арсеньев. Одна из последних прижизненных фотографий В.К.Арсеньева
— Ну, это лучше. Вы вот что… вы всмотритесь в эту карту, а я вам сейчас принесу соответствующий кусок двадцатипятиверстки. Видите, перед Занадворовкой этот вот ручей. Достигнув ручья, вы лучше всего следуйте по нему, к его истокам, Д этот путь как раз приведет вас к перевалу через хребет. На обрывке карты, которую я вам дам, ручей обозначен. Если вы воспользуетесь моим советом, вы не собьетесь с дороги, что иначе очень легко. Компас-то у вас есть?
— А ведь верно, нет у нас компаса! — ахнул я.
— Ничего, и компас вам дам. Пользоваться им умеете?
— Идут с нами два морячка, Владимир Клавдиевич. Они, наверное, умеют им орудовать.
— Должны бы!
И через десять минут я покидаю музей с компасом и драгоценным обрывком карты в кармане. Это была последняя встреча с Арсеньевым, которого я глубоко и нежно полюбил. Мы оба почувствовали, что нам уже не увидеть друг друга. Крепкое рукопожатие положило конец прощанию. Много моему сердцу сказал долгий взгляд Арсеньева, — им он пожелал мне и удачи в побеге и успеха в моей жизни в чужой стране: обоим нам в конце нашего свидания приходилось быть молчаливыми: из соседней комнаты выполз сторож с метелочкой и стал обметать пыль с чучела великолепного тигра. Тигр скалил свою страшную пасть и смотрел на меня зелеными стекляными глазами. О возможности встречи с этим кровожадным хищником в таежных местах, по которым мне с приятелями придется проходить, я в этот миг, конечно, и не думал. А на утро следующего дня я был в комендатуре ГПУ».
Арсений Несмелов, в последний раз отметившись с друзьми в органах, удачно бежал на чужбину. В.К.Арсеньев не мог бежать с друзьями. Семья, книги и память о прошлом крепко держали путешественника на русской земле. В книге регистрации лиц, стоящих на учете во Владивостокском ОГПУ за 1924 г., перед фамилией полковника В.К.Арсеньева появилась следующая запись: «30.03.1924 года комиссия постановила с особого учета снять как лояльного по отношению к Советской власти […]»