Страница 12 из 45
— Я хочу взглянуть на твою школу, — сказала я.
Гарри облокотился на руль:
— А ты сейчас в форме? В смысле — поплавать.
Я ущипнула его за дряблую кожу под бицепсом:
— Да уж получше тебя!
Гарри вспыхнул от смущения:
— А ты что, покрасила волосы?
— Ты помнишь, когда я была рыжая? Это что, допрос?
— Красиво смотрятся, — пробормотал он куда-то вниз, и я почувствовала себя неловко, а машина продолжила путь.
Какое-то время мы ехали молча. Гарри опустил свое окно, я тоже, и в машину ворвались ароматы: морская соль, сырая трава, сладкий запах гардении, чересчур сильный, точно неподалеку сгорела парфюмерная фабрика. К воздуху Ланайи, оказывается, можно привязаться, впасть в зависимость, как от сигарет. Забываешь, что можно дышать, не вдыхая при этом аромат.
Мы объехали еще один автобус, миновали редкие дорожные знаки, ржавеющие, раскачивающиеся на океанском ветру. Белые домики торчали на склонах холмов, точно вставные зубы. Наконец Гарри, развернувшись, притормозил у рытвины на дороге, вышел и закрыл машину.
Я тоже собралась выходить, и тут он заглянул внутрь через окно.
— Переоденься, — велел он.
Я секунду пыталась понять, к чему это было сказано. Потом спросила:
— Тут?
— Я буду на холме. — Он махнул в сторону зеленой возвышенности неподалеку от машины.
— Этот остов тут?
— Я же сказал, — ответил он, выпрямившись, и его голос отнесло ветром. — Надо, чтобы ты встретила это как положено. Надо, чтобы ты это почувствовала. Так тебе будет легче понять, что к чему.
— Это что, вопрос веры? Ты обрел Иисуса в душе?
Пожав плечами, Гарри захлопнул дверь, выгреб из машины два комплекта для подводного плавания, каждый с ластами и маской, и направился к холму. Ниже белых холщовых шорт мышцы на его ногах то напрягались, то расслаблялись, словно корабельные канаты. Не такой уж он хлюпик, подумалось мне. И он вправду показался настроенным более дружелюбно, чем когда-либо, если бы только не был так печален. В комнате для свиданий в калифорнийской тюрьме, в Ланкастере, куда мама дважды разрешила мне пойти, он бормотал что-то непонятное, какую-то чепуху, ему просто нечего было сказать. Наверное, этот остров, или это солнце, или этот его священный корабль чем-то стали для него. С ним что-то случилось.
Мне пришлось выбираться из машины и вытаскивать сумку с одеждой, чтобы расстегнуть молнию, а потом забраться обратно и надеть купальник. Мои ноги выглядели не длиннее обычного. Ни карате, ни плавание им не помогли.
— А волосы, — сказала я вслух, мельком заметив свое отражение в зеркале на солнцезащитном козырьке, — все-таки рыжие.
Я ожидала, что увижу океан у своих ног, белый песок, гладкий, словно лед, но горячий, развевающийся под ветром во всех направлениях. Взобравшись на холм, я действительно увидела океан, но — футах в шестидесяти под собой, обрыв был настолько крутым, что, стоя вместе с Гарри на каменистой площадке, я ощущала дрожь в коленях. Уставившись на него, я спросила:
— Это что, испытание?
Он покачал головой:
— Скорее разогрев.
— Физический или духовный? — Я, конечно, издевалась, но мне было интересно.
Гарри сунул руки в карманы и шагнул на тропинку, спускавшуюся к скалам. Пляжа внизу не было, но Гарри даже не замедлил шаг. Просто, дойдя до конца тропинки, бросил свою рубашку и мои ласты на землю и шагнул с уступа в полосу прилива. Я торопливо последовала за ним, приостановившись прежде посмотреть, нет ли там, куда я собиралась прыгнуть, кораллов или скалы. Всплески на поверхности воды больше напоминали какие-то складки на смятой простыне, чем волны, — не было белопенных барашков, вода с размаху налетала на утес.
Потом океан принял меня, и я не могла ни о чем думать — только о том, как дышать. Я даже не поднимала глаз первые три минуты, просто плыла вперед. Рот жгло от соленой воды, а ноги отчаянно работали, пока я рвалась сквозь волны — одну за другой. Течения океана, борясь друг с другом, обвивали мои лодыжки под водой, то увлекая за собой, то вновь отпуская. Наконец, подняв взгляд, я увидела, где мы: каменный столб искривленного бурого утеса, видневшийся из полосы прибоя, словно гигантский подманивающий палец, был, казалось, не ближе, чем когда я только прыгнула в воду с уступа.
Когда я почувствовала, что выплыла из бурлящего котла приливной полосы, то наконец еще раз оторвала взгляд от волн, сплюнула и оклик-пула брата:
— Ты точно хотел, чтобы мы тут поплавали?
Далеко впереди меня Гарри приостановил свое скольжение по водной глади, перевернулся на спину и приложил ладонь к уху, прислушиваясь. Как обычно, он прощался со всей своей неуклюжестью, оказываясь у воды, становился ловким и юрким, точно выдра.
— Подожди меня! — снова крикнула я.
— Здесь, на Ланайи, никто никого не ждет, — отозвался он.
— Плыви сюда.
Гарри усмехнулся:
— Ты и вправду рыжая.
Потом он снова нырнул, вынырнул невдалеке передо мной, и я поплыла за ним следом так быстро, как только могла.
Следующие минут десять я делала то, чему он учил меня несколько лет тому назад, когда подныривал под набегающие волны или поднимался на них. Порой казалось, что он возникал там, стоя в полный рост на гребне волны, будто желая водрузить на ней флаг; я опустила голову, никуда не глядя — ни вперед, ни назад, и упрямо гребла, пока всеми своими нервными окончаниями не начинала чувствовать водную стихию.
Иногда я уворачивалась от течения, иногда опережала его, опираясь на него спиной, как парус, наполняемый ветром, опирается на его силу. Когда я позволила себе снова поднять взгляд, скала оказалась настолько близко от меня, что можно было разглядеть — подплыть там некуда, никакого места для отдыха. Тяжкие пласты чистой зеленой воды вдребезги разбивались об нее, точно фарфор.
— Ты как, нормально? — спросил Гарри, показавшись из воды около меня.
Я кивнула и с облегчением почувствовала, что действительно в норме. Мои плечи расправлялись и точно пели, кожа на бедрах становилась литой, а воздух через легкие освежал кровь, делая меня все легче и легче, я ощущала покалывание во всем теле, все во мне будто просыпалось. Даже занятия карате не давали мне такого ощущения собственной силы.
— Нам здесь не вылезти, — сказала я, и Гарри кивнул.
— Мы просто взглянем. Я тебе историю расскажу. Хочешь?
Я неуверенно подплыла ближе к нему. Ладно, была одна история, которую я хотела послушать — и которую мне было нужно услышать, — но не ту, что он собирался рассказывать. И я просто подплыла к нему и спросила:
— Как это случилось, Гарри? Объясни мне, пожалуйста.
— Скала?
— Рэнди Линн, Гарри. Тюрьма, Гарри. Как ты туда вляпался? Что на тебя нашло, черт подери?
Он погрузился с головой под воду, и на миг мне почудилось, будто он бросил меня тут, нырнул, спасая свою ложь или что-то, что он, вполне очевидно, успел придумать в свое оправдание. Но он снова показался на поверхности. Легко, как пробка. Без усилий.
— Ты уж прости, — сказала я, — но сколько я ни думала, ничего в твоей истории не поняла.
— Я тоже, — мягко отозвался Гарри, внимательно разглядывая скалу и пустынную водную гладь рядом с ней.
— Плохо было в тюрьме?
Как только я спросила об этом, почувствовала себя дурой. Я знала, что он мне сейчас скажет.
— Это было мое место, — пробормотал он куда-то в сторону. И затих, совершенно замер, словно собирался пойти ко дну.
— Гарри, слушай, ты идиот хренов, но я с тобой согласна. Но попробуй взглянуть правде в лицо. Ты делал то же, что и все. По крайней мере, многие. Просто тебя поймали.
Голова Гарри возникла из воды так молниеносно, что я подумала — кто-то ужалил его, и рванулась было к нему, но потом решительно себя остановила. В его взгляде и закушенной губе было что-то совершенно новое. Это, подумалось мне, похоже на ненависть.
— Тот парень умер, — сказал он.
Я почувствовала, что не могу смотреть на него, и отвернулась к скале.