Прах и безмолвие

— Это когда было? — спросил Дэлзиел и явно притворно зевнул.

— Это было в тот вечер, когда она встречалась с Грегом. Она говорила мне, что он должен был позвонить. Вы знаете, как мне нужно было встретиться с ним…

— Зачем это? — перебил Дэлзиел.

— Чтобы он пришел к вам, конечно. Я тогда еще не знал, что Грег уже написал заявление, в котором с меня снимались все подозрения. Я понимаю, у вас трудная работа, и все же было бессмысленной жестокостью заставлять меня так долго мучиться.

Дэлзиел на минуту закрыл глаза, будто молился, а может быть, просто в раздражении.

— Значит, вы попросили Арни проследить за миссис Уотерсон? — спросил он. — А почему вы сами не поехали?

— Она знала меня в лицо. И Грег, конечно, тоже. Я отлично понимал, что такой человек, как он, увидев меня, тут же сбежит. Я лишь хотел узнать, где он живет, чтобы прийти к нему и поговорить с глазу на глаз. Поэтому я попросил Арни, чтобы он проследил за миссис Уотерсон, и он согласился.

— А на какой машине он поехал? — вклинился в разговор Уилд, невзирая на грозный взгляд Дэлзиела.

— Не знаю. Наверное, пикап. Я его в тот вечер не видел. У меня была назначена встреча неподалеку от Дарлингтона, и я приехал домой поздно.

Он замолчал и отпил глоток остывшего кофе из стоявшей перед ним чашки. Уилд ожидал, что Дэлзиел будет расспрашивать о деталях встречи в Дарлингтоне, но толстяк молчал, и Свайн продолжил свое повествование.

— На следующее утро я приехал сюда на стройку. Работа близилась к завершению, если вы помните. Арни, как выяснилось, в тот день принялся за работу раньше обычного. Я спросил его, что произошло накануне вечером. Он сказал, что доехал за миссис Уотерсон до пивной «Приют пилигрима» и стал ждать снаружи. Она вышла одна. Он околачивался там до самого закрытия в ожидании Уотерсона, но, видимо, просмотрел его.

— А в пивную он не зашел? — спросил Дэлзиел.

— Он сказал, что нет. Он не одобрял таких мест, — пояснил Свайн. — Так что это выглядело убедительно. Только, ну, в общем, даже для Арни он говорил обо всем этом слишком резко и грубо.

— А почему вы заподозрили, что он говорит неправду? — ухмыльнулся Дэлзиел.

— Так прямо и не скажешь! Но я помню, что перед отъездом в Америку я сказал Арни, что вовсе не горю желанием туда ехать, а он ответил, что все будет хорошо, что, когда я вернусь, все образуется. Я возразил, что ничего не образуется до тех пор, пока не появится Уотерсон, и Арни ответил, что я могу не волноваться на этот счет, потому что он сомневается, что этот мерзавец еще будет мне докучать. Я вспомнил его слова уже в самолете, в голову мне стали приходить самые разные мысли. Но в Калифорнии я, конечно, обо всем этом забыл, там было слишком много дел, о которых приходилось думать. И я больше не вспоминал об этом. До сегодняшнего дня. Господи! Неужели это все произошло лишь сегодня утром?! Кажется, уже вечность прошла!

— Это потому, что вы нам тут сказки рассказываете, — пробурчал Дэлзиел.

— Извините, — совершенно невозмутимо ответил Свайн и продолжал: — Сегодня утром, как я уже говорил вам, Арни только о своем зяте и думал. Мы присели потолковать. Потом приступили к работе, но я видел, что он себе места не находит. И я из кабины бульдозера сказал ему: «Ради Бога, Арни. Перестань есть себя поедом, пойди и признайся во всем, если тебе это необходимо, и пусть все решит закон. Но не бери на себя большей вины, чем есть. Ты повинен лишь в том, что умолчал об ужасном несчастном случае. И все! О несчастном случае!» А он ответил больше себе, чем мне: «Ну да, это был действительно несчастный случай. — А как быть со вторым прелюбодеем?!» И, прежде чем я успел спросить его, о чем он, он вернулся к работе. Я тоже. А потом, вскоре после этого… Господи, наверное, мы оба были заняты мыслями о другом и не смогли сосредоточиться на работе. Никогда себе этого не прощу!

Голос его дрогнул.

Дэлзиел рыгнул и спросил:

— Я все-таки никак не пойму, с чего это вам пришел на ум Уотерсон?

— Очень просто, это из-за тех слов, которые Арни сказал перед смертью. «Фил не виноват. Воля Божия. Только хотел помочь другу. Был мне добрым другом». Сначала я подумал, что он говорит о несчастном случае, который произошел сегодня с нами. Потом я решил, что он про Эпплярда. Но кому пришло бы в голову обвинять меня в убийстве Эпплярда? И вдруг до меня дошло. Что, если бедняга Арни, чувствуя себя вечно обязанным мне, ненавидя Уотерсона не только за то, что он мне сделал, но и за то, что тот погряз в таких грехах, как страсть к наркотикам и прелюбодейство, счел себя вершителем воли Божьей, призванным уничтожить Уотерсона за все его грехи?

Он с тревогой посмотрел на двух полицейских, будто моля их опровергнуть его ужасное подозрение.

— Ах вот как? — процедил сквозь зубы Дэлзиел. — И что, по вашему мнению, он мог сделать с телом?

— Понятия не имею, — ответил Свайн. — Но вы будете его искать? Я прошу вас, сделайте все, чтобы его найти!

Во дворе стих шум отбойных молотков.

Это, несомненно, был Уотерсон, причем отлично сохранившийся. Он был зацементирован под будкой при въезде на автостоянку. К несчастью для автостоянки, рабочие начали долбить не с того конца, в результате чего образовалась траншея футов двенадцать в длину.

Дэн Тримбл, печально глядя на этот уродливый шрам, сказал:

— Полагаю, могло быть и хуже.

— И будет хуже, — лаконично ответил Дэлзиел.

— Что?!

— Мы же девушку еще не нашли. Беверли Кинг.

— Ты считаешь, она тоже здесь?

— А где же еще? Она была на яхте вместе с Уотерсоном, а после этого о ней ни слуху, ни духу уже; Бог знает сколько времени. Раз он убил этого беднягу, то ее он бы тоже не оставил в живых, правда?

— Стринджер? Эндрю, ты уверен? Из того, что ты говоришь, я могу заключить, что, убивая Уотерсона, он вообразил себя орудием в руках Божьих, но надо быть совершенным психом, чтобы убить еще и девушку.

— Стринджер? А кто говорит о Стринджере? — удивился Дэлзиел. — Вы что, думаете, я так и проглотил всю эту туфту? Нет, я о том мерзавце, который там, наверху, сидит. Господи, он думает, он такой умный! Поправочка, он действительно умный. Этого у него не отнимешь. Он соображает быстро, как крыса, загнанная в угол. Он услышал, что отбойные молотки опять заработали, и догадался, к чему я клоню. Поэтому он с такой скоростью выдал нам объяснение, прежде чем ему показали бы труп и попросили бы все объяснить!

На Тримбла слова Дэлзиела не произвели никакого впечатления.

— Это одна точка зрения, — заметил он. — Но есть и другая. И заключается она в том, что Свайн говорит правду. Я хочу, чтобы тщательнейшим образом были рассмотрены обе версии. Как я понял, Свайн тебе сказал, что ездил по делу в Дарлингтон как раз в тот вечер, когда Уотерсона видели в «Приюте». Ты проверил это?

— А куда торопиться, если я результат наперед знаю, — проворчал Дэлзиел. — Это будет хорошая история. Но не окажется хороших свидетелей.

— Мистер Паско, — раздраженно проговорил Тримбл, — не могли бы вы проверить правильность прогнозов господина начальника уголовно-следственного отдела? Но даже если эти прогнозы оправдаются на сто процентов, это все равно ничего не доказывает.

— Труп Бев Кинг все докажет, — уверенно заявил Дэлзиел. — И нам не придется долго искать. Они должны рядышком лежать.

— Хорошо бы ты оказался прав, Эндрю, — сказал Тримбл, пытаясь смягчить свой тон. — Эти отбойные молотки, они мне словно в сердце вгрызаются. Ты меня понимаешь?

— Ну, тогда они должны быть особенно прочными, — ответил Дэлзиел.

Когда Паско вошел в комнату для допросов, отбойные молотки снова заработали, но Свайн никак не отреагировал на возобновившийся шум.

Следующие десять минут показали, что Дэлзиел со своим прогнозом набирал очко за очком. Свайн рассказал, что он поехал на север взглянуть на старый дом, который предстояло снести, рассчитывая купить кирпич и кое-какую фурнитуру из этого дома. Но подрядчик не явился, а когда Свайн позвонил ему домой, оказалось, что кто-то из них перепутал день. Поскольку этот человек не мог тогда вечером с ним встретиться, Свайн сам посмотрел дом, выпил пива с бутербродом в пивной в Дарлингтоне, которая называлась «Корона» или еще как-то, но название было связано с королевским домом, вышел на улицу, обнаружил, что у него спустило колесо, долго провозился, меняя его, и добрался до дома уже за полночь.