Друзья Эдди Койла

- А не наследишь? — спросил юнец.

- Разве медведь срет около своей берлоги? — спросил Диллон.

Как только они проехали мост через реку и оказались в Кеймбридже, на улицах сразу стало мало машин. Они мчались на север, по шоссе номер 91. Когда они проехали мили три, стрелка спидометра показывала шестьдесят пять миль.

- Тебе скоро сворачивать, — напомнил Диллон.

- Да знаю, знаю, — сказал юнец.

Когда их «форд» остался на автостраде в одиночестве, Диллон поднял револьвер и приблизил ствол к голове Койла. Ствол был нацелен в нижнюю часть черепа, под левое ухо. Диллон оттянул курок. Первая пуля вошла куда надо. Диллон продолжал стрелять. Наконец, револьвер щелкнул: барабан опустел. Койл лежал, уткнувшись головой в раму между стеклами. Спидометр показывал восемьдесят пять.

- Сбрось скорость, болван! — приказал Диллон.

- Ты что, хочешь, чтобы нас арестовала дорожная полиция?

- Я волнуюсь, — признался юнец. — Ты так много стрелял.

- Девять раз, — сказал Диллон. В машине воняло порохом.

- Я чуть не оглох, — сказал юнец.

- Потому-то я и использую «двадцать второй», — сказал Диллон. — Если бы я тут стал палить из «тридцать восьмого», тебя бы сдуло с шоссе.

- Он мертвый?

- Если нет, то уже никогда не умрет, — сказал Диллон. — А теперь давай — сбавляй скорость и сворачивай куда-нибудь.

На аллее было темно. Юнец припарковался позади серого «форда» с откидным верхом.

- Слышь, а он при таком освещении выглядит точь-в-точь, как наша тачка, — сказал юнец.

- Ну наконец-то ты допер. В том-то весь смысл. Легавые видели тут этот «форд» весь вечер. А теперь они увидят вот этот, почти такой же. И не будут его шмонать еще часа два. Помоги-ка мне загрузить.

Они стащили тело Койла на пол под правое заднее сидение и вылезли из «форда-галакси».

- Запри машину, — распорядился Диллон. — Чтобы любопытные нос не совали.

Они забрались в серый «форд» с откидным верхом. Тот завелся с пол-оборота.

- Классная тачка, — сказал юнец.

- Неплохая, — согласился Диллон. — Теперь поезжай по Мемориэл-драйв и потом через мост на Массачусетс-авеню. Надо мне скинуть эту пушку.

Глава тридцатая

Джеки Браун, парень двадцати семи лет, с непроницаемым видом сидел на скамье подсудимых в зале номер четыре федерального окружного суда Массачусетса.

Секретарь выкликнул номер слушающегося дела: семьдесят четыре-сто двадцать один-Д, «Соединенные Штаты Америки против Джеки Брауна». Судебный пристав попросил Джеки Брауна встать.

Вместе с Джеки Брауном встал также мужчина, сидевший в зале.

- По настоящему делу оглашается обвинение, ваша честь, — сказал он. — В зале присутствует адвокат подсудимого.

Секретарь сказал:

- Джеки Браун, вам предъявляется обвинение в хранении пяти автоматов, не зарегистрированных за вами в национальном реестре огнестрельного оружия, находящегося в личном пользовании. Что вы скажете на это обвинение — признаете вы себя виновным или не признаете?

Теперь со своего места чуть привстал Фостер Кларк, адвокат подсудимого.

- Не признаю, — прошептал он хрипло.

Джеки Браун с раздражением взглянул на Фостера Кларка и сказал:

- Не признаю.

- Под залог, — сказал судья.

- Обвиняемый освобождается под залог в десять тысяч долларов под личную ответственность, — заявил прокурор. — Правительство рекомендует оставить сумму залога без изменения.

- Возражения? — спросил судья.

- Нет, — ответил Фостер Кларк.

- Дело готово к судопроизводству? — спросил судья.

- Правительство готово, — сказал обвинитель.

- Обвиняемый, — сказал адвокат, — просит дать ему отсрочку в двадцать дней на подготовку особого ходатайства.

- Принимается, — сказал судья. Он сверился с календарем. — Слушание дела назначается на шестое января. Как долго, по мнению правительства, продлится этот процесс?

- У нас есть девять свидетелей, — сообщил прокурор. — Два дня. Возможно, два с половиной.

- Объявляется перерыв, — сказал судья.

В коридоре перед залом судебных заседаний номер четыре Фостер Кларк догнал прокурора.

- Я вот что думаю, — сказал он. — А что, процесс и в самом деле состоится?

- Ну, это будет зависеть от него. Он же молчит. Его ничем не прошибешь, если ты это имеешь в виду. Он не хочет даже рта раскрыть.

- Я надеюсь, нам удастся прийти к чему-то взаимоприемлемому, — сказал Кларк. — У меня, правда, еще не было возможности поговорить с ним об этом, но я просто интересуюсь.

- Так поговори! — посоветовал прокурор. — Узнай, чего он хочет, чего от него можно ждать, и позвони мне.

- Предположим, он заговорит, — сказал Кларк, — что бы ты в таком случае мог порекомендовать?

- Слушай! Ты же прекрасно понимаешь: я не могу говорить о таких вещах. Я никогда не знаю наверняка, о чем меня попросит босс. Так что зачем дурачить друг друга. Мое предположение такое: он получит небольшой срок, если признает себя виновным, и большой срок, если не признает.

- Господи ты Боже мой! Да вы, ребята, готовы весь мир упрятать за решетку! Он же совсем еще молодой парень. У него нет судимостей. Он никому не хотел причинить вреда. Он и в суде-то еще ни разу не был за всю свою жизнь. Его, если уж на то пошло, дорожная полиция ни разу не штрафовала!

- Мне это все известно, — сказал прокурор. — Мне известно также, что он ездил на машине стоимостью четыре тысячи и что ему уже двадцать семь лет, и мы никак не можем установить его последнее место работы. Он самый обычный, самый отъявленный торговец краденым оружием — вот и все, и если бы он захотел, он мог бы заложить половину ребят из местной мафии и процентов сорок местных малин, но он этого сделать не захотел. Ладно. Он не раскололся. Ну что ж, те, кто не колются, обычно и отбывают срок.

- Значит, он должен заговорить, — сказал Кларк.

- Ничего подобного. Он ничего не должен, кроме как решить для себя, что для него важнее — рассказать нам о тех, кто нас очень интересует, или отправится в Дэнбери и пройти курс перевоспитания.

- Выбор очень суровый, — попробовал смягчить прокурора Кларк.

- Как раз по нему, — отрезал тот. — Послушай, давай не будем юлить. Ты же прекрасно понимаешь, что за фрукт тебе достался: он премерзкий парень. До сих пор ему просто везло. До сих пор ему все сходило с рук. И ты прекрасно понимаешь, что у меня есть против него: я взял его с поличным. Ты же с ним разговаривал. Ты с ним виделся и все ему объяснил: либо он расколется, либо будет трубить срок, а он послал тебя или предложил нечто подобное в более вежливой форме. В общем, теперь тебе придется проводить процесс, потому что он признает себя виновным только в том случае, если мы с ним договоримся и его отпустят на все четыре, стороны, а я не собираюсь договариваться с торговцем автоматами, который не хочет мне ничего рассказывать. Так что мы проведем этот процесс, и он займет у нас два — два с половиной дня. И парня осудят. Босс потребует от меня, чтобы я просил три года, а может и пять, а судья скажет: два, а может и три, а ты подашь апелляцию и потом, может быть, ко дню рождения Вашингтона, судебные исполнители возьмут его под белые руки и поведут отдыхать в Дэнбери. Господи, да он будет на свободе через год-полтора. Ему же влепят не «двадцатку» строгого режима.

- А еще через год-полтора, — продолжил мысль адвокат, — он снова попадется. Здесь или в каком-то другом округе, и мне опять придется уламывать какого-нибудь ублюдка, может быть, опять тебя, и мы опять встретимся в зале суда, и его опять отправят за решетку. Когда-нибудь это кончится? Когда? Что-нибудь вообще меняется в этом поганом бизнесе?

- Ну что ты, Фосс, — сказал прокурор, беря Кларка за рукав, — конечно, меняется. Не принимай ты это так близко к сердцу. Кто-то из нас умирает, кто-то стареет и выходит на пенсию, старые ребята исчезают с горизонта, появляются новые. Да каждый день все меняется!

- Только что-то не очень заметно, — стоял на своем Кларк.