Страница 88 из 105
— Но как мое письмо попадет к Гисхильде? Ты отправишь послов?
Оноре негромко рассмеялся.
— Нет, любовные письма так не посылают. Поверь мне, оно дойдет к ней. В течение месяца. Однажды вечером она обнаружит его лежащим на своей постели. Или на столе, на котором она пишет всякую всячину, относящуюся к ежедневному бремени правителей. Оно окажется там словно по мановению волшебной палочки.
— Но…
Оноре оперся на палку.
— Не спрашивай, Люк. Я не скажу тебе. Ты ведь знаешь, что я многие годы был заместителем начальника торговой конторы. Я руководил шпионами нашего ордена. Наша сеть раскинута широко, Люк. Твое письмо попадет к Гисхильде!
У молодого человека возникло нехорошее чувство. Мысль о том, что какие-то мужчины или женщины, повиновавшиеся приказам Оноре, были настолько близко к Гисхильде, что могли подложить письмо в ее покои, испугала его. Но если он согласится на план примарха, то Гисхильда будет, по крайней мере, вне опасности! Все, сказанное Оноре, казалось умным и продуманным. Брату нужны были Гисхильда и он, чтобы достичь цели всей своей жизни.
— Думаешь, она тоже сможет писать мне?
Примарх беспомощно развел руками.
— За нее я говорить не могу. Но если она умна, то найдет какой-нибудь способ. А мы оба знаем, что Гисхильда умна.
Сердце Люка забилось быстрее. Он представил, как будет держать в руках письмо от нее, узнает, как живет его принцесса. Тогда он не будет с дрожью в сердце прислушиваться к вестям из далекой Фьордландии и ночами ломать голову над тем, что из услышанного близко к правде.
— Я твой, брат.
— Дай руку!
Люк хлопнул ладонью. И был удивлен тем, насколько сильна хватка примарха Оноре, казавшегося таким слабым.
— Существует еще кое-что, что ты можешь сделать для меня. Не слоняйся так, как ты делал это на протяжении последних недель. Ты был украшением послушников, хотя некоторые твои магистры, возможно, придерживаются другого мнения. Ты был мальчиком, о котором много говорят. Думаю, все в Валлонкуре хоть раз слышали твое имя. Ты должен снова встать в строй. Учись! Будь хорош во всем, что делаешь. Или, по крайней мере, пытайся делать все от тебя зависящее, так, как ты делал, когда Гисхильда была здесь. Будет легче сделать церковную карьеру, если ты заслужишь свой сан. В моей власти было бы дать тебе важный пост, даже если бы ты не был особенным. Но власть сильна только тогда, когда она основывается на уважении. Заслужи его — и однажды ты будешь сидеть за столом переговоров, выступая от имени всего ордена. Никто не сможет выполнить эту задачу лучше тебя. Пусть эта цель всегда будет перед твоими глазами. Стань снова тем молодым многообещающим послушником, каким ты был до того, как эльфы пришли в Валлонкур.
Хроники Фирнстайна
…Когда же вернулась Гисхильда, все стало так, словно по стране прошла буря, и все мы были взбудоражены. Некоторые ненавидели ее, вроде тех, кто в душе уже смирился с поражением, или те, кто вырвал скипетр из рук королевы, чтобы править вместо нее. Но иные, и их было большинство, вновь обрели мужество. Для них это было подобно первым теплым весенним дням, когда широко распахиваются окна и двери, чтобы из домов ушел запах долгих зимних ночей. Всего день, как она вернулась, и вот уже она сделала заявку на свой первый мужественный поступок. Она сделала то, что никто не делал со времен Альфадаса: она повела воинов из страны фьордов по тропам альвов во тьму. То было место, где даже у храбрейших сжималось сердце. Так они прошли вглубь Друсны, в неприметную рощу, глубоко в лесах, о которых забыли даже люди-тени. Оттуда эльфы провели ее по тайным тропам через леса к тому месту, где находилась могила короля Гуннара Дуборукого. И я, который пишет эти строки, стоял там и видел короля, лежащего на ложе из стволов пушек и сломанного оружия. А над ним висели разорванные знамена врага. То была воистину могила воина. Я не знаю, что сделали эльфы. Но эта могила отличалась от всех, что мне доводилось видеть. Там не пахло разложением и смертью. В скрытой могиле, казалось, был заперт аромат весны. И хотите — верьте, хотите — нет, но тело короля выглядело так, словно его только что положили на место последнего приюта.
И тем не менее был ужас, которого не могло сгладить даже искусство эльфов. Короля, покоившегося там, можно было узнать только по шрамам на руках и ногах, тех неизгладимых следах, которые оставила на нем жизнь, полная сражений. Голова Гуннара была отделена от тела. Пушечное ядро размозжило ее, так сообщила волшебница Юлифей. Она сказала, что стояла рядом, когда Лут оборвал нить жизни Гуннара. Эльфы подложили под шлем шелковый платок, который лежал там, где должна была быть голова Гуннара, так они скрыли от стороннего наблюдателя горькую правду. Но, конечно же, Гисхильда хотела еще раз взглянуть в лицо почившего. Она была удивлена, ведь король при жизни никогда не носил шлем с забралом. И когда она откинула стальное забрало и, наконец, взяла в руки шлем, то, что она увидела, потрясло ее до глубины души.
Никогда я не встречал женщину, подобную Гисхильде. В ней есть сила, которую не найдешь у иных мужчин. Только трижды за всю жизнь я видел ее плачущей. Первый раз — когда умер ее брат Снорри, а она была еще ребенком. Второй раз она пролила слезы у сокрытой могилы своего отца. В третий раз у меня у самого едва не разорвалось сердце. Но я забегаю вперед… Пока еще время дней славы.
Горе Гисхильды сменилось гневом. И ее гнев был подобен внезапной летней грозе, обрушивающейся на поле ячменя.
Этот гнев пал на Вилуссу, большую крепость с гаванью, принадлежавшую ордену Древа Праха, резиденцию эрцрегента, крупную гавань западной озерной равнины, зимнюю квартиру войск ордена. Существовала добрая дюжина причин, чтобы обойти этот город десятой дорогой. Ярлы и даже хладнокровные эльфы отговаривали Гисхильду. Но она хотела погребального костра в честь отца, огонь которого был бы виден до самых Златых Чертогов. Она и слышать ничего не хотела о том, что бессмысленно атаковать твердыню, в которой на каждого нашего воина приходится десять врагов. Но поскольку горячая кровь ее предка Мандреда была очень сильна в ней, Гисхильда не обращала на это внимания. Когда никто не захотел последовать за ней, она надела доспехи и на своей вороной лошади по кличке Полярная звезда отправилась туда тайком. Был вечер, когда из черных лесов, словно призрачное дыхание, выступил туман, когда Гисхильда подъехала к воротам св. Мишеля крепости Вилусса. Она была одета в белый плащ, как рыцарь ордена. И проехала ворота, потому что ее, вероятно, приняли за кого-то другого. Никто не знал, что сделала Гисхильда той ночью. Она об этом никогда не говорила. Но когда на следующий день она вернулась, над городом, сильным, как трон Господень, стояло облако черного дыма. Вспыхнули пороховая башня и склад в гавани. Семнадцать кораблей стали жертвой разрушения. С ней не было ни единого эльфа, все мы знали это. И если мертвые могут посмотреть из Златых Чертогов вниз, в наш мир, то Гуннар Дуборукий видел погребальный костер, который зажгла для него его дочь.
С того дня, казалось, Гисхильда заключила мир сама с собой и со смертью своего отца. Она слушала каждый голос в военном совете, вникала во все тревоги. Все мы забыли о том, что она — женщина. Она вела нас от зимы к лету. От победы к победе. И когда мы вернулись домой, после более чем восьми лун, она вернула Фьордландии ее гордость. Но вдали от полей битвы ярлы снова вспомнили о том, что Гисхильда — женщина. И началось то, что должно было принести несчастье.
Я помню это так, точно это случилось всего час назад. Это случилось тогда, когда приближалась годовщина возвращения Гисхильды. И снова все ярлы Фьордландии собрались в пиршественном зале королевского замка.