Страница 9 из 10
— Его стараниями в Москве случился Соляной бунт. В сорок шестом, то есть в следующем году он резко поднимет налоги на соль, основной консервант продуктов, вот народ и взбунтуется. Когда он примет это решение теперь — неизвестно, однако ясно, что при ведущейся страной войне любая казна имеет свойство стремительно пустеть.
Недолго послушав встрявшего в разговор купцов князя Бельского, Брайан потянулся к кувшину с вином. Налив себе чашку, он только успел схватиться за неё, как услышал жёсткий, с холодцой, голос Грауля:
— Оставь-ка это пойло! И отойдём в сторонку.
Павел увлёк Белова к мутному оконцу и, глядя эзельскому наместнику в глаза, проговорил:
— В Новгород через осаждённую ещё Нарву на днях прибыло шведское посольство, они будут добиваться мира с Москвой. На Эзеле, насколько я понял, переговорщиков не было?
— Нет, — выдохнул наместник островов. — Это что же, сепаратные переговоры, в обход датчан?
— Да, — кивнул Павел, его глаза превратились в щёлочки, недобро смотрящие куда-то в сторону. — И в обход тебя. Те, кто сейчас у власти в Кремле вполне могут нас сдать, как разменную монету.
— Вот чего, — пробормотал Белов понуро. — Корабли шведские на Ригу ходят часто, но до нас им, похоже, сейчас просто дела нет. А коли будет?
— Ты духом-то не падай! — товарищ хлопнул его плечу. — Кстати, я тебе официальный приказ привёз. Ты теперь воевода Моонзундский, потом повесишь его в своём кабинете на стенку в рамке под стекло! — натужно рассмеялся Грауль.
— Лучше бы пушек привёз, — буркнул новоиспечённый воевода. — Коли такие дела у нас назревают печальные.
— Пушки тебе должен будет Датский батальон Саляева сдать. А я тебе винтовки привёз, боеприпасы, да ещё кое-что по мелочи. Бельский обещал людьми помочь, переселенцев из Пернова направлять.
— Немцев? — махнул рукой Белов. — У меня их и так навалом.
— Русских, Брайан, русских, — улыбнулся Грауль. — А что тебе немцы поперёк встали?
— Извини, герр Пауль!
— Ладно, тебе надо до конца весны дотянуть, когда Саляев свою кампанию закончит, — вздохнул Павел. — Ладно я спать буду. А с Бельским завтра переговоры будем вести — сегодня он разговаривать о деле не станет.
На самом деле приезд перновского воеводы князя Бельского в Вердер был тайным, с собою он взял лишь два десятка воинов-земляков, которым безмерно доверял ещё со Смоленской войны с ляхами. Сам князь Никита Самойлович считал для себя весьма полезным знакомство с людьми Рурика Сибирского. А после того, как его полковник всего лишь за несколько дней взял невские крепости Орешек и Канцы, да ушёл к Сердоволю, походя заняв полуразрушенную Корелу, уверенность его лишь укрепилась. Весть оную доставил ему человек Афанасия с берегов Ладоги, в письме же Ефремов восторженно описывал победы, которые дались удивительно малой кровью. За всё время лишь трое стрельцов погибло под Канцами, в посаде, да с десяток получили ранения и двое пораненных стрельцов оставили у корельского старосты. А ангарцам и вовсе убытку не было. С тем оружием, что имелось у сибирцев, возможно дела великие учинять и потому Бельский с радостью великой принял приглашение остановившегося в Пернове ангарского посла в Москве сопроводить его до Вердера, да поговорить там о делах насущных.
На следующий день, когда Грауль и Белов, ранним утром уехавшие на санях осматривать остров, возвратились к обеду обратно, то воеводу Бельского они застали в зале. Никита Самойлович сидел в креслице у разгорающегося огня камина и, прищурив глаза, смотрел на огонь. Укутавшийся в свою шубу, он молча потягивал из чашки горячий, исходивший паром и пахнущий чесноком, куриный бульон. Михаил Кузьмин играл с маленьким сыном в другом углу помещения. Савелий Игнатьевич, верно, ещё спал.
— День добрый! — Павел пожал мужчинам, привыкшим уже к этому ангарскому обычаю, руки. — Привет Глебушка! — сынишку Кузьмина Грауль потрепал по светлым вихрам.
— После обеда мы к Тимофею поедем, Павел? — спросил Михаил.
— Да-да, уже скоро, — ответил за товарища Белов.
Купец тут же пошёл наверх — поднимать родню, Глеб со смехом обогнал отца и устремился по лестнице первым. Вскоре на втором этаже застучали двери и затопали ноги — люди собирались к последнему переходу в их неблизком пути из Москвы. Ангарцы же присели поближе к огню, негромко переговариваясь. Грауль убеждал Брайана не усложнять строительство укрепления близ самого узкого места, где пролив отделял остров Вердер от побережья.
— Достаточно небольшого каменного форта с пушками и нескольких люнетов, Брайан! — говорил Павел. — Большего не нужно, это будет потеря времени и сил. Крупного отряда шведы против этого несчастного островка не бросят, а от мелкого отобьёшься стрелковкой.
— Бросят ли? А Россия разве не займёт эти земли? — удивился Брайан. — Я хотел восстановить замок…
— Лучше построй военное училище на Эзеле для молодёжи, — предложил Грауль и после некоторой паузы продолжил:
— А что насчёт Руси… Эстляндию шведы просто так не отдадут. Только после успешного для Москвы заключения мира можно быть уверенным в том, что твой тыл прикрыт. А пока — строй форт и забудь о замке.
— Чуден говор ваш, будто бы немцы по-нашему разговаривают, — усмехнулся вдруг Бельский, с гулким стуком поставив пустую чашку на стол.
Потягиваясь, он неторопливо прошёлся вдоль стола, словно раздумывал о чём-то.
— Гляжу я на вас, да на деяния ваши и удивление моё становится безмерным, — говорил воевода, глядя куда-то в сторону. — Будто иные вы люди, не от мира сего. Будто сверзились откуда-то к нам. Но зачем, для какого дела? — он повернулся и внимательно посмотрел на поражённых его словами товарищей.
Грауль заинтересованно посмотрел на князя, отметив его честность и прямолинейность:
— Во многом ты прав, Никита. И я рад, что ты сам сказал нам об этом, — Павел поиграл брелоком, сделанным из червонца, ожидая дальнейших слов Бельского, который очень уж явно хотел выговориться.
— Оно так и есть, — продолжил воевода, остановившись напротив ангарцев. — Нутром чую, как будто тянет к вам силком, будто нужда какая имеется у меня…
— Не это ли? — Грауль двумя пальцами поднял брелок-монету.
— Нет! — чуть ли не с брезгливостью отмахнулся князь и снова зашагал к концу стола, явно находясь не в своей тарелке.
Белов же, посмотрев на друга, покачал головой — ну куда ты, мол, ему злато-то кажешь?
— Дондеж всуе говорить о сём, — пробормотал Бельский и обернулся к собеседникам:
— Бранко, я молодцов своих привёл, как мы договор с Павлом учиняли. Обучить их надобно накрепко с мушкетом вашим обращаться, — присел, наконец Никита на лавку, — а то из прежних пару уже попортили, черти косорукие.
— Обучим! Дюжина мушкетов твоя, Никита Самойлович, — кивнул Белов. — А ты…
— Нешто я прелести[5] стану говорить?! — всплеснул руками князь и нахмурился. — Буду посылать к вам людишек, мне из Пернова оно сподручно будет. А коли с Литвы люд будет?
— Ничего, — улыбнулся Грауль. — Всё одно русские.
После обеда караван ушёл на Эзель. Белов проследовал вместе с ним, довольный пополнением русской колонии, долгожданным появлением картофеля, а также новой партией винтовок. К тому же у Брайана в арсенале появились и малые миномёты с ограниченным числом боеприпаса, в том числе и химического. Не востребованные в лесах Ангаро-Амурского региона и снятые уже давненько с производства, они могли помочь ангарцам на равнинных островах Балтики.
Бельский, распрощавшись с ангарцами, отправился обратно в Пернов, находясь всё в том же задумчивом состоянии. Он пообещал ещё раз прибыть в гости, как только просохнет земля. Никита оставил на островах дюжину своих ближних людей, из которых Грауль пообещал к лету сделать хороших солдат, по примеру ангарских стрелков. Таких воинов, чтобы князь был уверен, в том, что они и винтовку не испортят и другим не дадут оного сотворить.
5
Прелесть — ложь (устар.).