Страница 23 из 62
– Южный деликатес, – сказал Восьмерка. – Потопали в мои погреба! – усмехнулся он, направляясь вдоль забора во дворик с сараями по периметру.
– Голубчик, расскажи Мартину, как ты ее делаешь, – попросила Шерри-Ли.
«Голубчик», видите ли… Я насторожился.
– Выбираешь самый большой арбуз, вырезаешь сверху клин, наливаешь внутрь водку, вставляешь клин на место и убираешь арбуз в холодильник. Ничего сложного! – Восьмерка достал из-под куста большую сумку-холодильник. – Ну что, отведаем арбузной настойки?
Восьмерка явно был раздосадован: женщина, которую он желал, как оказалось, встречалась с другим. Я ему сочувствовал, потому как встречался с той самой женщиной, которую он желал.
Шерри-Ли, похоже, не догадывалась о нашем незавидном положении – она держалась в равной степени мило с нами обоими. Мы расположились в высокой траве у подножия пологого холма, откуда открывался приятный глазу вид на пастбища со стадами коров и поросшие кустарником берега реки Киссимми.
Шерри-Ли лежала на животе и жевала травинку.
– Мы с Восьмеркой почти родственники. Правда, Восьмерка? – Не дождавшись ответа, она продолжала: – Мой отец, пастор Льюис, тоже был проповедником. Когда мама от нас с папой сбежала, папа привез меня сюда. Он хотел, чтобы я росла на природе. – Шерри-Ли приподнялась и посмотрела мне прямо в глаза. – Кроме того, он еще мог брать меня с собой, когда разъезжал с проповедями, потому что мне было тогда всего шесть лет.
Над нами вились пчелы и мухи, когда мы по очереди прикладывались к арбузу и передавали его друг другу. Жидкое содержимое арбуза уменьшалось с каждым глотком, а досада Восьмерки, наоборот, все увеличивалась. Наконец его прорвало.
– Это твой новый хахаль? – заплетающимся языком спросил Восьмерка, махнув здоровенной ручищей в мою сторону.
– Нет, дорогой, – улыбнулась Шерри-Ли, – Мартин всего лишь мой друг и сосед.
– Он что, твой клиент?
– Повторяю, он мой друг, а если ты будешь продолжать в том же духе, я уйду.
Крошечной частью разума, не замутненного алкоголем, я понимал, что она, называя меня другом, пытается сохранить мир, а сердце подстрекало к немедленным действиям. Я встал, окинул взглядом склон холма и снова сел. Восьмерка, пошатываясь, поднялся на ноги и швырнул арбуз вниз, в стадо коров.
– Везет коровам, – усмехнулся он. – Жаль, что я не корова. Может, выпьем бражки?
Я повернулся к Шерри-Ли.
– Что Восьмерка имел в виду, упомянув про какого-то клиента? – спросил я, прищурившись.
Шерри-Ли вскочила, одернула платье и, глядя на меня в упор, отчеканила:
– Он абсолютно ничего не имел в виду. Он пьян, вот и все! И ты тоже, между прочим.
В полном молчании мы вернулись к коровнику.
– Слушай, Восьмерка, нам пора ехать, – заявила Шерри-Ли. – Путь долгий, завтра понедельник…
– А мне без разницы! – прервал ее Восьмерка.
Радуясь, что мы уезжаем до начала «боевых действий», я надумал прислониться к стене коровника, но не рассчитал и промахнулся всего на каких-нибудь полметра.
– Шерри-Ли, твой новый хахаль рухнул в коровье дерьмо! – закричал Восьмерка.
Я с трудом поднялся на ноги, взглянул на Шерри-Ли. Она покачала головой:
– Оставайся-ка лучше тут, а я подгоню машину. Пастор Захария огорчится, если увидит тебя – вас обоих – пьяным-пьяными. Не показывайтесь никому на глаза. Я мигом…
Восьмерка пожал плечами и поплелся в сарай. Я последовал за ним.
– Вон там, под брезентом, «бьюик», «восьмерка»… – сообщил он, помочившись на дверной косяк. – Моего деда тачка. «Восьмерка» – это вещь!
– Ты, Восьмерка, приглядывай за ней, не то твою «восьмерку» какие-нибудь бродяги угонят, – посоветовал я.
– Кроме тебя, пацан, других бродяг здесь нет.
Я тоже решил помочиться на дверной косяк; как только я расстегнул ширинку, он пихнул меня. Я ударился о косяк, повернулся к нему, но промолчал. Зачем нарываться, если мы, так сказать, в разных весовых категориях.
– Знаешь, сколько у нее было таких, как ты? – процедил он, толкая меня в грудь.
Я удержал равновесие и толкнул его в ответ.
– И чего ты этим добьешься? Думаешь, изметелишь меня, и она после этого сильнее тебя полюбит?
– Ты чё несешь, ваще? – хохотнул Восьмерка. – Я врежу тебе по сусалам, потому что ты ей не пара! Штаны обоссал, надрался так, что стоять не можешь! У тебя даже тачки нет! Ты просто фраер позорный! – Он шагнул вперед, но я уже приготовился. – Скажи, чё ты можешь для нее сделать? А?
– Я спасу ее. Понял? Спасу…
– Он ее, видите ли, спасет! – снова хохотнул Восьмерка. – Хотелось бы знать, от кого ты собираешься ее спасать?
– Да хотя бы от тебя, – процедил я. – От тебя с твоей арбузной настойкой, с твоими гантелями и твоей «восьмеркой». – Я сделал паузу. – От прозябания в трейлере, да и вообще от всего плохого в жизни и за ее пределами.
– За какими такими пределами? Ты чё несешь?
– Я избавлю ее от Лукавого… От Дьявола, стало быть…
– Ты, по-моему, стебанутый через всю голову! Этого не удалось сделать ни ее отцу, ни моему…
– Да, выискался… Представь себе!
– Тогда вперед! – гаркнул Восьмерка и с силой толкнул меня в грудь.
Я ударился о деревянный ящик и сразу услышал, как внутри его ворохнулось что-то объемистое и громоздкое. Восьмерка схватил метлу, а я вскинул руки, чтобы защититься от удара. Однако он попятился и ударил палкой по ящику. В ящике поднялась какая-то возня.
– Слышишь? – спросил он погодя. – Вот где Дьявол-то!
– Будет тебе! – огрызнулся я, направляясь к выходу из сарая.
– Вот, взгляни! – прошептал он, хватая меня за руку и открывая крышку ящика.
Я заглянул внутрь и обомлел. Две змеи, свернувшиеся в клубок, смотрели прямо на меня, приподняв громадные головы.
– Какая из них Дьявол? – спросил я.
– И та и другая… Обе они – воплощение Дьявола. Ну что, насмотрелся?
Я пожал плечами.
– Между прочим, смотреть на Дьявола – далеко не то же самое, что помериться с ним силой, – добавил Восьмерка. – Если ты собрался спасти нашу Шерри-Ли от Дьявола, тебе надо хотя бы прикоснуться к змее. Евангелие от Луки, читал? Может, напомнить тебе стих девятнадцатый, глава десятая?
– Напомни…
– Я дал вам власть наступать на змей и скорпионов и над всею силою врага, и ничто не повредит вам.
– Хочешь сказать, у вас тут и скорпионы водятся?
– Нет, не водятся. А ты что, обделался со страху? Ну, протяни руку, положись на веру, – подначивал меня Восьмерка. – Или Шерри-Ли того не стоит?
Он сильно ударил по ящику – раз, другой, третий – и сунул внутрь палку метлы. Я раздумывал не больше минуты, а затем подошел к ящику и сунул внутрь левую руку.
Показалось, будто меня со всего маху ударили бейсбольной битой. Я выхватил руку, отшатнулся от ящика и улыбнулся Восьмерке.
– Ё-мое! Сдурел, что ли? – заорал Восьмерка, роняя метлу. – Ну-ка, покажи!
Я протянул ему ладонь.
– Ё-мое! Насквозь прокусила!.. Знаешь, кто ты? Придурок скребаный, мать твою…
Ладонь уже начала распухать. Кровь тяжелыми каплями падала на грязный пол. Во рту пересохло, а мозг пронзили вспышки сильной и резкой боли. Я прислонился к «восьмерке», возле которой стоял ящик, и тут я понял, почему жулики обходят этот сарай стороной.
Неожиданно мышцы руки свело судорогой. Дышать становилось все труднее.
– Ну, что теперь делать? – покосился я на Восьмерку.
– Наверное, ангелов ждать, – ответил он, пожав плечами.
Я услышал, как хлопнула дверца машины. Спустя минуту в сарай вошла Шерри-Ли.
– А вот и мы! – сказал я.
Шерри-Ли посмотрела на Восьмерку, потом на меня:
– Вы что, подрались?
– Его змея укусила, – сообщил Восьмерка. – Покажи ей!
Я протянул Шерри-Ли окровавленную руку, ладонь которой уже раздулась и стала напоминать надутую резиновую перчатку. При этом я оскалился, как пес, ожидающий похвалы.
– О господи! – вскрикнула Шерри-Ли. – Как это произошло?