Рунная магия

Мэдди коснулась последней руны. Та вспыхнула опаловыми цветами, словно зимнее солнце. Девочка проговорила заклинание:

— Асы всем повелевают…

Склон холма разошелся со скрежетом, и там, где было Око, открылся узкий неровный тоннель, уходящий под землю.

Пятьсот лет назад, на рассвете Нового века, не многие цитадели были мощнее крепости на холме Красной Лошади. Построенная на крутой насыпи, возвышавшейся над долиной, она доминировала над всей равниной, и ее пушки неизменно были нацелены на перевал Хиндарфьялл, единственное место в горной цепи Семи Спящих, где мог попытаться прорваться враг.

На самом деле жители Мэлбри понятия не имели, почему крепость в конце концов пала, если только не обошлось без мора или измены, ведь из разрушенного каменного круга было видно все, от Фарнли-Тьяс на севере до Фоджес-Пост, что у подножия гор, на юге.

Дорога была как на ладони, едва прикрытая дроком и редкими кустами. К тому же склоны холма были слишком крутыми, чтобы мужчины в доспехах могли взобраться по ним.

Но доспехов у Адама Скаттергуда не было, пушки давным-давно переплавили, и прошло добрых пятьсот лет с тех пор, как на холме Красной Лошади стоял дозор. В результате мальчишке удалось незаметно залезть на холм, проползти сквозь зайцехвост-траву на подветренную сторону Лошади, затаиться за упавшим камнем и подслушать, о чем беседуют ведьма и одноглазый прохвост.

Адам никогда не доверял Мэдди. От фантазеров он нервничал, а в мире, в котором они обитали, — странном темном мире, где Адама не замечали и не ждали, — ему было и вовсе не по себе. Но в чем он не желал себе признаваться, так это в том, что Мэдди пугала его. Какая нелепость! У нее же дурная кровь, верно? Она никогда никому не понадобится с такой-то руинной меткой на руке. Она никогда никем не станет.

Адам Скаттергуд (хвала Законам) был красивым мальчиком с блестящим будущим. Он уже служил подмастерьем у пастора; капелька удачи (и материнских сбережений) — и его даже могут послать в Край Света, учиться в Универсальном городе. Короче говоря, Адам принадлежал к сливкам Мэлбри — и все же вот он, следит за девчонкой и ее дружком, как какой-то проныра, один, без друзей. Эта мысль ему не понравилась. Он подполз немного ближе к основанию камня и навострил уши, чтобы узнать что-нибудь тайное, что-нибудь важное, что-нибудь, чем он сможет потом изводить Мэдди.

Услышав о сокровище под холмом, Адам усмехнулся. Обширное поле для издевок! Он скажет: «Гоблинша! Ну как, нашла золотишко? Купи себе новое платье, гоблинша. Достань волшебное колечко».

Перспектива показалась Адаму столь приятной, что он чуть не покинул укрытие в тот же миг. Но он был один, и поэтому девчонка и чужак показались совсем не такими смешными, как если бы Адам был с друзьями. Вообще-то они выглядели почти опасными, и Адам порадовался, что сидит в укромном месте за большим камнем.

Когда он услышал о Шепчущем, то еще больше обрадовался, что его не видно. Адам не хотел иметь ничего общего с реликвией Древнего века, ему плевать было на ее ценность — все равно она наверняка проклята или захвачена демоном. А когда дело дошло до открытия холма, Адам готов был расцеловать самого себя от радости: хотя он до жути боялся всего сверхъестественного, было понятно, что на этот раз Мэдди и ее одноглазый дружок переступили черту дозволенного.

Открыть в холме путь в Подземный мир! Нат Парсон найдет повод, что об этом сказать. Даже Мэтту Ло, который пастора терпеть не может, придется признать, что на этот раз Мэдди зашла слишком далеко. Нельзя игнорировать столь вопиющее нарушение Законов, установленных в Хорошей Книге.

А это, возможно, значит, что ведьме раз и навсегда придет конец. Ради отца Мэдди жители Мэлбри долго терпели ее выходки, но подобное колдовство — тяжкое преступление, и, когда Нат Парсон узнает (а Адам решительно намерен поставить его в известность), Мэдди светит Экзамен, а то и Чистка.

Адам никогда не видел настоящей Чистки. Такие вещи редко случались вне Края Света, но цивилизация наступает, как любил повторять пастор, и рано или поздно Орден дотянется и до Мэлбри. Давно пора, по мнению Адама. Магии придет конец, холм сроют, демонов спалят, и в долину Стронд вернется Порядок…

Но время шло, ничего не происходило, и Адама начало клонить в сон. Он прикорнул за камнем и, когда Мэдди наконец открыла Око Лошади, внезапно проснулся, разинув рот от изумления. Одноглазый посмотрел в его сторону, скручивая пальцы, и Адам сразу понял, что чужак прекрасно видит сквозь древний гранит упавшего камня, где именно он прячется.

Адама охватил смертельный ужас, он распластался по земле, ожидая услышать тяжелые шаги по склону холма.

Но ничего не случилось.

Адам немного расслабился, секунды шли, и к нему начала возвращаться уверенность. Конечно же, его не заметили. Все дело в холме с его привидениями и звуками, вот почему ему тревожно. Он не боится одноглазого прохвоста. И уж конечно не боится девчонки!

А кстати, что она делает? Мэдди, похоже, подняла руку; со своего места Адам видел только тень на траве. Он не мог догадаться, что она использовала Беркану и теперь тоже видела за упавшим камнем скрюченного мальчика с лицом, перекошенным от злобы и страха.

Мэдди не нужно было колдовать, чтобы сообразить, зачем сюда явился ее враг. В тот же миг она все поняла. По его цветам девочка прочитала, как он шел за ней, как шпионил за ней и Одноглазым, как собирался бежать в деревню с украденными сведениями и все испортить, как портил всегда.

Теперь ярость Мэдди нашла выход. Почти не думая, с горящей руной на ладони, она швырнула свою злобу и голос в Адама, точно камни, которые он так часто кидал в нее.

Это вышло невольно. Ее крик пронесся над холмом, и в тот же самый миг со вспышкой света и оглушительным треском стоячий камень раскололся надвое и гранитные крошки разлетелись по вершине холма.

За половинками сломанного камня лежал сжавшийся Адам Скаттергуд, лицо его побелело как мел, а по переду отличных саржевых штанов расползлось мокрое пятно.

Мэдди беспомощно засмеялась. Она ничего не могла поделать. Атака напугала ее едва ли не больше, чем Адама, и все же смех накатил и не проходил. Мальчик таращился на нее сперва со страхом, затем с благоговейным ужасом и наконец (как только понял, что не получил ни царапины) с черной и горькой ненавистью.

— Ты пожалеешь, ведьма, — запинаясь, проговорил он, нетвердо вставая на ноги. — Я всем расскажу, что ты замышляешь. Я всем расскажу, что ты пыталась меня убить.

Но Мэдди продолжала неудержимо хохотать. Из глаз ее текли слезы, живот болел, но все равно смеяться было так приятно, что она не могла остановиться, почти не могла дышать. Она смеялась так, что едва не задохнулась. Лицо Адама делалось все мрачнее, пока он, вырвавшись из каменного кольца, удирал вниз по холму Красной Лошади к дороге на Мэлбри. Ни Мэдди, ни Одноглазый не пытались остановить его.

Мэдди подошла к сломанному камню. Смех прекратился так же быстро, как и возник, она ощущала лишь усталость и легкую тошноту. Гранитная глыба была три фута в высоту и почти столько же в ширину, и все же она раскололась надвое. Девочка коснулась разлома: он был неровным и грубым, внутри его повсюду сверкали крупицы слюды.

— Итак, ты умеешь метать мысли-стрелы, — подытожил Одноглазый, который шел за ней. — Отличная работа, Мэдди. Если потренироваться, это может стать полезным умением.

— Я ничего не метала, — беспомощно сказала Мэдди. — Я всего лишь бросила… свой голос. Это не была руна — просто чепуха, бессмысленный крик, как сегодня в погребе.

Одноглазый улыбнулся.

— Смысл, — произнес он, — принадлежит Порядку. Язык Хаоса бессмыслен по определению.

— Язык Хаоса? — переспросила Мэдди. — Но я его не знаю. Я о нем никогда не слышала…

— Нет, знаешь, — возразил Одноглазый. — Он у тебя в крови.