Белый Паук

Вершина Мангарт и озеро

С этими воспоминаниями о старике с озера Weissenfelser, я и погрузился в глубокий и лишенный сновидений сон. Я не знаю, как долго я так проспал. Внезапно, во сне, я вновь увидел перед собой старика. Его лицо больше не было добрым; он сердился и пытался меня растолкать. Я пробовал избавиться от него, желая поспать еще, но не мог, настолько он был силен. Он схватил меня и хорошенько встряхнул.

Я пробудился ото сна лишь наполовину, но все еще чувствовал жесткое давление на грудь. Это была веревка. Во сне я соскользнул с моего выступа, и повис всей массой на веревке. Я уже понял, что был на «Рампе», на Северной Стене Айгера, и что я должен проснуться, подтянуться и снова занять сидячее положение; но я был слишком сонным.

Смутно я понимал, что нельзя ни на секунду дольше висеть на крюке, который забит в скалу лишь на один сантиметр; но хотелось еще немного приятно подремать до того, как исправить положение. В результате, я уснул снова…

Как только я забылся, мой сон вернулся. На сей раз, старик потряс меня настолько сильно, что я окончательно проснулся. Я встал в стременах и возобновил сидячее положение на той головокружительной высоте на небольшом выступе. Фриц пробормотал что-то во сне.

Тогда я услышал Андреаса и Людвига, разговаривавших надо мной. Фёрг казался взволнованным, и я спросил, что случилось.

«Андерлю нехорошо», ответил он.

«У него расстройство желудка из-за сардин, которые он съел вчера вечером».

К тому времени я уже полностью проснулся. Мне уже не было холодно. Рядом со мной, в нише, стояла плита. «Я заварю тебе немного чая, Андерль», сказал я. «Это всегда помогает». Чай — конечно, король всех напитков. Он помогает при холоде, он помогает сбить высокую температуру, против дискомфорта и тошноты, отлично справляется с усталостью и слабостью. И в нашем случае, чай также помог. Сардины успокоились в животе Андерля.

Мы дремали и спали, пока звезды не начали гаснуть, и свет нового дня стал пробиваться сквозь предрассветные сумерки. Ночь отступила; и она была не такой уж и плохой. Фёрг начал готовить около четырех часов утра. Как и все остальное, он делал это глубокомысленно, неторопливо и тщательно. Он приготовил много овсянки и кофе. Это приободрило нас и прогнало холод.

Выход с бивака

Было уже семь часов, когда мы, наконец, начали двигаться вверх. Справиться с трещиной в колодце ранним утром было тяжелым физическим испытанием для тел, еще не размятых после сидячей ночевки.

Утром маршрут не стал намного легче, чем вчера вечером, за исключением того, что водопад замерз. На его месте, на скалах, блестела тонкая корка льда. Даже Андерль, идущий впереди, казался озадаченным. Видимо он решил, что напрямик был лучший путь и шел прямо по колодцу, вбивая крюки везде, где это было возможно.

Один из них казался достаточно надежным. Андерль прокладывал свой путь все выше и выше, демонстрируя высший технический пилотаж, срубая лёд, и проходя нависающие участки. Он сильно нагружал крючья, чтобы испытать их, и они выдерживали нагрузку. Секундой или двумя позже наш друг благополучно повис на хорошем крюке, на отрицательном участке стены.

Так не пойдет, решил Андреас Хекмайер: навесы не должны нас задержать. Он действительно очень рассердился. Поэтому он надел свои знаменитые двенадцатизубые кошки. Потом он развлек нас показательным выступлением с элементами акробатики, которые мы прежде не видели.

Это была наполовину превосходная скалолазная техника, наполовину танец на льду. Он зацепился за скалу, придержался за лед, согнулся пополам и выпрямился, идя на передних зубьях кошек по льду. Они были длиной всего в несколько миллиметров, но этого было достаточно.

Хекмайер победил этот сложный участок маршрута, вырубил ступени и забил крючья в ледовый склон, а затем принял Фёрга. Мы все еще двигались двумя независимыми связками.

Теперь была очередь Каспарека заняться трещиной в колодце. У него не было никаких двенадцатизубых кошек, но у него был абсолютно другой подход к маршруту. Он пошел прямо, избегая покрытых льдом скал. Показывая мастерское прохождение, он как будто бы занимался скалолазанием у себя дома, а не на большой Стене Айгера.

Харрер на стене

Я шел последним. Потом мы все четверо вместе собрались на льду, глядя вверх в недоверчивом удивлении, пораженные угрожающе нависающей стеной льда с карнизом, в которую упирается маршрут, льда, который преградил все дальнейшее продвижение по «Рампе».

Кто-то вообще мог бы подняться на него? Нависающий лед был больше 10 метров высотой. Я никогда не видел ничего подобного, и остальные тоже сначала казались изумленными. Пойдем слева? Нет. Справа? Нет. Прямо казалось наилучшим выбором: но действительно ли этот «лучший» вариант является реальным?

Хекмайер сделал попытку. Он начал забивать крюки в лед ниже отрицательного участка. Один из них вошел криво. Затем он осторожно стал пробираться вверх. Со стены свисали сосульки, на одной из них он навесил петлю и подтянулся вверх. Это выглядело ужасающе, но он пренебрег опасностью; сантиметр за сантиметром он двигался вверх, но как только он повис всем весом на сосульке, симпатичная блестяшка отломилась и он слетел…

Крюк выдержал.

Снова мы увидели ту же реакцию, что и прежде. Неудача привела Хекмайера в холодную ярость. Он немедленно занялся нависающим участком снова. На сей раз, он не доверял сосулькам, которыми Архитектор нашей могучей тюрьмы украсил ее. Была ли это действительно западня? Было ли это то место, на котором нам придется сдаться и повернуть назад? Нет, наш Андреас поднялся вверх и выбрался из западни, найдя «ледяную скобу». Сосулька, растущая сверху вниз, соединилась с выступом, покрытым льдом и стремящимся ввысь — сталагмит со сталактитом, оба изо льда, слились в одно целое. И этот предмет, изваянный природой, был призван стать ключом к нашей тюремной двери.

Хекмайер продел петлю через скобу, и, отклонившись в сторону почти горизонтально, сделал несколько зацепок своим ледорубом там, где лед выполаживался. Потом, схватившись за петлю, перешел на вырубленные зацепки. Я никогда не видел участка, который выглядел настолько рискованно, опасно и совершенно экстраординарно.

Фриц, который знает многие стены в Альпах, думал, что известная нависающая крыша на Столбе Мармолады была детской забавой по сравнению с этой преградой. Мы были все предельно напряжены. Фёрг крепко сжимал веревку, готовый в любой момент удержать Хекмайера, если тот снова сорвется.

Но он не сорвался.

Мы не могли понять как, но с какой-то щегольской манерой он сумел вставить ледовый крюк глубоко в трещину выше стенки и продеть веревку через карабин. Тогда он отдал приказ: «Выбирай!» Фёрг подтянул его веревкой, по стенке, до крюка.

Хекмайр воспользовался своим ледорубом еще несколько раз. Затем он сказал «Выдавай!» Фёрг ослабил веревку, так, чтобы Хекмайер мог встать, в то же самое время он все еще внимательно следил, на случай если тот сорвется.

Но Хекмайер был скоро на фирне, он прошел еще несколько метров по склону выше стены, срубил слой фирна и забил страховочный крюк глубоко в крепкий лед. После этого, в качестве финальной фразы к необычайно драматической сцене мы услышали долгожданные слова: «Поднимайтесь вверх!»

Перила готовы!

Наши тюремные ворота были открыты. Фёрг вырвался из западни. Северная Стена Айгера настолько обширна, настолько трудна и настолько опасна, что любая демонстрация человеческого тщеславия была бы неуместной. Без сомнения, Фриц и я могли бы подняться на ледовую стенку без какой-либо помощи сверху, но на это мы бы потратили драгоценные часы, которые пригодились бы позже.