Страница 19 из 40
23 сентября у Рогожской заставы в Москве постовой милиционер остановил странного велосипедиста.
– Ваши документы, — произнес он традиционную фразу, поднося руку к козырьку.
Раскрыв протянутую ему книжку в кожаном тисненном переплете, страж порядка впал в недоумение.
– Вы с Камчатки?… И все на велосипеде?…
– Да, почти год, как оттуда.
– Куда же направляетесь?
– На Чукотку.
– На Чу-кот-ку?… Прошу извинить за задержку — благожелательно пошутил милиционер и опять-таки традиционным жестом дал Глебу "зеленую улицу", перекрыв дорогу транспорту.
В Высшем совете физической культуры, куда Глеб заехал, чтобы представиться и зарегистрировать проделанный маршрут, замысел камчатского спортсмена — пройти северным путем вызвал улыбки.
– Я этого не представляю, — заключил товарищ, ставивший печать в паспорте. — Зачем такой сверхсложный переход? Какая польза от него? Да и сумеете ли?..
Глеб зло посмотрел на пробор говорившего, подумав: "Вот же чиновник от физкультуры".
– Вы говорите так, точно я приехал сюда не с Камчатки, а из Тулы. И второе — какая польза от того, что Анисим Панкратов объехал на велосипеде весь земной шар? Или зачем Ивану Поддубному надо было швырять на всех аренах мира зарубежных чемпионов?.. Спросите еще у Знаменских, чего они носятся по стадионам, ходили бы шажком по Тверской… Вы, надеюсь, знакомы с таким понятием, как честь советского спорта?
– Но, согласитесь, что велосипед совсем не пригоден для подобного путешествия.
– Главное, по-моему, в том, чтобы человек был пригоден…
Были и другие, так сказать, деловые разговоры.
– "Автодор" организует автомобильный пробег "Москва — Владивосток". Пойдут три "форда". Для связи намечено взять еще мотоцикл. Может быть, попробуете договориться?
– Нет, — решительно отклонил предложение Глеб. — Я попрошу у вас металлические обода для колес. Если можно, выручите.
Глебу были выданы и обода, и комплект запасных покрышек… Через два дня вдали показался Псков.
И вот он едет по Петропавловской улице. И вот блеснула река Великая.
"Почти как на Камчатке, — невольно улыбнулся он, вспомнив раздумья в Тихом океане на палубе "Астрахани".
Он едет, и не улицы развертываются перед ним, а годы детства, отрочества, юности.
…Ботанический сад, с остатками древней крепостной стены. "Стена раздора", — вспоминает Глеб. Традиционное место, где сводили счеты реалисты, гимназисты и учащиеся духовной семинарии. На этой стене в феврале 1918 года он наклеил по заданию Якова Никандровича листовку с ленинским декретом о защите Советской республики от интервентов. "Социалистическое отечество в опасности!.. — так начинался этот исторический документ.
…Здание бывшего кадетского корпуса. Сюда в те тревожные дни шли записываться в Красную гвардию рабочие, солдаты, железнодорожники, а затем, уже с оружием в руках, направлялись занимать оборону на крутых берегах Череха и Многи — притоков Великой. Тут он в последний раз видел своего учителя — Якова Никандровича. Этот глубоко мирный человек стал комиссаром отряда и умер, как герой, защищая подступы к колыбели революции — Ленинграду.
Словно это было вчера. Глеб до мельчайших подробностей помнит, как он, узнав, что Яков Никандрович ранен, бежал в госпиталь, чтобы повидать его. Госпиталь тогда размещался в реальном. Классы, превращенные в палаты, напоминали о прежнем своем назначении только черными ученическими досками на стенах. На узких койках лежали раненые.
– Комиссар?.. Шестая палата. — Юная девушка, в косынке с красным крестом показала ему, как пройти. — Хотя, погодите. Его уже нет в шестой.
– А где же он?
Девушка посмотрела в глаза и повторила: — Его нет, совсем нет, понимаете, товарищ…
…Любимый учитель! С годами память теряет постепенно одного человека за другим, знакомых, близких — они уходят в сумерки прошлого. И только он — любимый учитель, тот, кому ты подражал во всем, от манеры носить фуражку до взглядов на жизнь, незабываем. Яков Никандрович — замечательный натуралист — на всю жизнь вложил в руки Глебу планшет с картой и компасом, научил любить, понимать живую географию Родины…
Сколько лет прошло с той поры? Меньше десятка. Глеб и улыбается, и чуть-чуть грустит, вспоминая недавнее прошлое… Юность…
Но и сейчас, даже более страстно, чем в школьные годы, он говорит себе:
– Как хорошо идти и идти, вперед и вперед.
***
Псков, Луга, Гатчина, Ленинград…
Автор предвидит недовольные возгласы некоторых читателей:
– Хорош гусь! Как быстро проскочил весь участок маршрута от Ростова-на-Дону до Ленинграда. Что!.. Он уже вытолкнул своего велосипедиста за ленинградские заставы?!..
Автор готов принести любые извинения за эту торопливость, которая (и это еще усугубляет его вину перед любителями обстоятельных описаний) допущена сознательно. Но погодите винить. Вспомните, читатель, сколько раз вы слышали и читали о Харькове, Курске, Орле, Туле… да нет, пожалуй, такого пункта на автомобильной магистрали Москва-Симферополь, который не описан подробно. Конечно, в 1929 году трасса выглядела иначе, но и об этом говорилось сотни раз.
А столица наша — Москва! А чудесный Ленинград! Тома займет рассказ об этих городах…
И, конечно же, Глеб Леонтьевич Травин, за те короткие часы, что провел в Москве, успел побывать на Красной площади у мавзолея Ленина и, конечно же, любовался чудесной панорамой Кремля, испытывая, как всякий истинный сын России, радостный трепет сердца в груди…
Но почему в таком случае он не задержался в Москве?
Причин было две. Первая — это то, что переходы по степям и пескам Средней Азии заняли значительно больше времени, чем предусматривал жесткий график пробега, выработанный Травиным еще в Петропавловске. Попросту говоря, он опаздывал на два месяца.
Вторая же причина более тонкого свойства. Дело в том, что проезжая по столичным улицам, ловя на себе изумленные взгляды деловито спешащих москвичей, спортсмен, может быть, впервые почувствовал излишнюю экзотичность своего облика. Он посмотрел на себя как бы со стороны и подумал: "Диковато ты, брат, выглядишь. Тарзан в Охотном ряду! Ну, что же, — переодеться, остричь волосы? Жалко, привычка… Пусть все остается так, как есть, до самого финиша.
***
Карелия. Последний этап к Полярному кругу. Узкая дорога огибает громадные, гладко отесанные древними ледниками валуны — "бараньи лбы", крадется вдоль до сказочности голубых холодных озер, кружит по гатям, проложенным через зыбкие болота. Шумят над ней высоченные сосны, хранители удивительных тайн русской вольности, смелости и прозорливости людей, двигавшихся первыми к берегам Студеного моря.
Спеша, Травин, где можно, спрямляет путь. Во всю использует замерзшие озера, форсируя их с ходу по молодому льду. Между озерами тропы пролегают по гористым, поросшим лесом, сухим перемычкам, по-местному — "тайболам".
Знакомство состоялось прямо на улице…
В Мурманске, куда путешественник прибыл в конце ноября, он неожиданно услыхал легенду о самом себе: по Карелии, мол, едет голый человек с железным обручем на голове, не боится ни болот, ни чащоб, ни лесного зверя.
Из городка Колы в Мурманск специально приехал старый врач, пожелавший взглянуть на феномена, пересекшего зимой Кольский полуостров. Знакомство состоялось прямо на улице. Спортсмен, в куртке и трусах, с неизменной двухколесной машиной, и маленький толстый доктор, в фуражке с огромным козырьком, вели оживленную беседу, Так их и заснял подвернувшийся фотограф.
Врач, с согласия спортсмена, тщательно обследовал его и от удивления только развел руками: