Обладание

— Ты сделаешь это?

— Да, я сделаю. Во имя дружбы моей сестры с тобой, и так как ты пожертвовала частью своей жизни, чтобы спасти моего племянника, я должен тебе помочь. Ты что, не подождешь его, чтобы увидеться с ним напоследок? Чтобы попрощаться?

Если бы она увидела его снова, то, возможно, не захотела бы уезжать, даже ощущая разочарование и опасения, заполнившие ее сердце.

— Я уже попрощалась с Аддисом, которого я любила.

Глава 22

Она не заметила, выглядывая из маленького окна, как он зашел в комнату. Золото света послеполуденного солнца озаряло ее покрывало и заливало тело. Тонкая шерсть платья притягательно облегала округлые бедра. Стоя в дверном проеме, он видел ее профиль и молча наблюдал, как ее блестящие глаза пристально разглядывали что-то вдалеке, а красивая улыбка, играющая на губах, оживляла лицо. Она подняла одну руку с подоконника и помахала кому-то, затем выпрямилась и встала неподвижно, как часовой.

Она казалось ему оазисом мягкости в этом грубом мире, лучом света, озарявшим комнату ярче, чем солнечные лучи. Обе половинки его души уже начали приспосабливаться друг к другу, но ее присутствие вызывало в нем старое чувство безмятежности, и он с радостью принял ее успокаивающую грацию, усиливаемую воспоминаниями, связанными с ней.

Она не двигалась, но он точно знал, когда она поняла, что была не одна. Но даже тогда ее пристальный взгляд не оторвался от предмета ее наблюдения.

— Как ты меня нашел?

Он подошел к ней.

— Тебя не было в Лондоне, и твои люди не видели тебя с того момента, как мы уехали оттуда вместе весной. Тебя не было в Дарвентоне, и Рэймонд в конце концов убедил меня, что он не прячет тебя в Хоксвуде. Потом я вспомнил, что ты жила в Солсбери, когда была замужем, и я предположил, что, может быть, ты разгадала, что Брайан тоже здесь.

Он посмотрел в окно. Дом примыкал к стене аббатства, и с этого места был виден его двор. Группа мальчиков пинала друг другу мячик. Белокурые волосы самого младшего из них светились на солнце.

— Монахи не позволяют мне говорить с ним, но каждый день я смотрю на него из этого окна. Он знает, что я сейчас здесь, и высматривает меня, когда выходит во двор поиграть. Его маленькое лицо сияет улыбкой, которая говорит, что он знает, что он уже здесь не один.

Аддис взглянул вниз на ребенка, чье существование символизировало для него предательства намного худшие, чем то, как он был зачат. Сейчас это действительно не имеет никакого значения. И ничто с того времени уже не имело значения, за исключением любви, верности и силы, которую самоотверженно дала ему Мойра.

— Дело не в ребенке, Мойра. Я не наказываю Клер, отрекаясь от него. Рэймонд обвинил меня в этом, но это неправда.

— Да, это не так. В нем нет ничего твоего, сейчас я это вижу. На Саймона он тоже мало похож, коли на то пошло. Он весь — сын Клер. Она солгала мне о нем. О тебе. Она сказала, что ты потребовал… прежде чем идти в крестовый поход, и ты…

— Принудил ее. И ты поверила в это?

— В то время в это было не так трудно поверить. Ожесточенный парень, которого они забрали в Барроуборо вместе с такой же злой на весь мир девушкой. Я полагаю, ты ненавидел ее тогда, даже если сейчас не помнишь.

Он помнил. Такие вещи никогда не забываются.

— Я знал Клер с момента ее рождения. Да. Я ненавидел ее, но не из-за того, что она отвернулась от меня как жена и женщина. Она отвернулась от меня, как от друга.

Эти годы должны были оставить нас, по крайней мере, друзьями.

— Она была молода и испуганна.

— Она была легкомысленна и тщеславна и могла любить только саму себя. Женщина с такой проницательностью и сердцем, как у тебя, по-видимому, не сможет понять, что люди могут быть и такими. Я заметил это, только когда вышел из детского возраста. Ее великолепие не смогло навеки ослепить меня. Ее поведение, когда я был ранен, только заставило меня столкнуться лицом к лицу с тем, о чем я уже некоторое время знал.

Мойра не смотрела на него. Она все еще наблюдала за ребенком.

— Меня беспокоит, что всякий раз, когда ты смотришь на этого ребенка, ты видишь дитя, рожденное в результате насилия, что, вспоминая меня все эти годы, ты думала о мужчине, который причинил боль своей жене.

Она немного нахмурилась, и ее взгляд обратился в комнату.

— На самом деле, нет. Клер описала, как это произошло, но я не верила, что тебе пришлось применять силу. Она оставалась твоей женой, и я предположила, что ты потребовал от нее исполнить супружеский долг. По ее мнению, это было принуждение, но я думала, что это, возможно, происходило так, как у меня с Джеймсом.

— Это было даже не как у тебя с Джеймсом. Я знаю, он не мой сын, так как, несмотря на свадьбу, я не спал с ней после моего возвращения. Я не мог развестись, но она была мертва для меня, и я не хотел делить с ней ложе.

Она кивнула, как будто он только что подтвердил ее собственные мысли.

— Мне интересно, почему она солгала мне о таких вещах. Утверждать, что ребенок твой, имело смысл, конечно. Но зачем обвинять тебя в такой жестокости?

— Все домочадцы знали, как обстояли дела между нами. Возможно, она боялась, что если она не расскажет историю, подходящую их наблюдениям, то у некоторых появятся сомнения о происхождении ребенка. Конечно, мой отец тоже нашел бы это странным, так как знал, что мы мало общались и что я не прикасался к ней. Взбешенный муж, требующий своих прав накануне своего отъезда, объяснял возникновение ребенка, которое стало для всех неожиданностью.

— А как ты узнал, что это ребенок Саймона?

— Я стал подозревать его, когда стало очевидно, что он не искал Брайана. Он знал о Дарвентоне, даже если не знал о тебе.

Брайан сильно ударил по мячу. Мальчики погнались за ним до угла здания. Она наблюдала, как он исчез, а потом вернулся, ища своими ясными глазами встречи с Мойрой.

— Ты бы смог сделать это? Использовать мальчика, чтобы отомстить его отцу?

— По правде говоря, я не знаю. Если бы Саймон убил тебя, может быть, так оно и случилось бы. А что ты думаешь, Мойра?

— Я думаю, что нет. Но я тоже сомневаюсь. Ты сложный человек, Аддис. Однажды ты сказал, что в тебе живут две души, но иногда мне кажется, что их гораздо больше, и некоторые из них страшат меня. Бывают времена, когда я думаю, что я вовсе тебя не знаю и никогда не смогу узнать.

— Ты знаешь меня, Мойра. Если кто-то и знает меня, так это ты. Ты знаешь меня так же хорошо, как я знаю самого себя, хотя, следует признать, я знаком с собой довольно плохо.

Она опустила взгляд.

— Я рада, что ты пришел объяснить мне это, Аддис.

— Это не единственная причина моего прихода.

Она выглядела немного испуганной и затравленно окинула взором комнату, как будто он зажал ее в угол, не давая сбежать.

— В этой комнате очень жарко. Давай спустимся в сад и там поговорим.

— Я так не думаю, Аддис.

Он взял ее руку в свою. Нежное тепло заставило его сердце наполниться успокоением и любовью. Он так боялся, что никогда больше не сможет ощутить ее прикосновения!

Она осторожно воспротивилась ему. Ему удалось уговорить ее, только потянув за собой, готовясь к битве, более важной для его судьбы, чем битва в Барроуборо.

Ей не следовало идти. Ей следовало прогнать его и не слушать ничего, что бы он ей ни говорил. Здравый смысл монотонно повторял это, в то время как Аддис вел ее за собой вниз в небольшой огороженный стеной сад, в котором были посажены молодые растения.

Да, ей не следовало идти, но она смотрела на стройную сильную спину под коричневым плащом и на его совершенную загоревшую руку, тянущуюся к ее руке, на его красивое лицо, когда он оглядывался. Ее сердце застучало так, как это с ней случалось еще в детстве, и та часть ее сознания, которая давно отказалась от здравого смысла, не будет отказываться от этой последней, короткой встречи, невзирая на то, какие страдания это у нее вызовет вновь.