Шелк и сталь

— Так, значит, ты думала, что я женат? — переспросил Нат.

Уинни кивнула.

— Я очень сожалею по поводу Эммы, — произнесла она со слезами в голосе. — В это время я почти постоянно находилась за городом. Должно быть, это случилось до того, как заболел Ричард. Возможно, он слышал о ее смерти, но ничего не сказал мне. Думаю, он всегда немножко ревновал меня к тебе.

— И ты решила, что я хочу завести с тобой интрижку?

— Да.

Нат взял руки Уинни в свои.

— Боже… Уинни, прости. Какие ужасные вещи я говорил тебе.

По ее щеке скатилась слезинка.

— Это не твоя вина, Натаниел. Во всем виновата я. Мне не следовало делать столь поспешные выводы. Может быть, даже хорошо, что ты заставил меня почувствовать себя женщиной. Я не испытывала этого многие годы и потому испугалась. Я ненавидела себя за то, что хотела быть с тобой, зная, что ты принадлежишь кому-то еще.

Уинни не поняла, как это произошло. Только что она стояла, глядя на Ната со слезами на глазах, как вдруг в следующую секунду оказалась в его объятиях.

— Я едва не потерял голову, когда увидел тебя в замке Раннинг, — признался он, шепча ей на ухо. — Казалось, не было стольких лет разлуки и снова вернулось то время, когда мы были молодыми и я любил тебя.

Уинни прижалась к Нату, млея от его слов.

— Я тоже была потрясена, увидев тебя, Нат. Мне очень хотелось встретиться с тобой, и я чувствовала себя ужасно виноватой.

Он посмотрел ей в лицо:

— Значит, ты позволишь видеться с тобой? Хотя, я понимаю, это будет не просто для нас обоих. Твой племянник является моим нанимателем, и он может отнестись неодобрительно к нашим встречам, так же как и большинство других представителей твоего класса. И все же, думаю, мы найдем способ, как разрешить эту проблему.

— Я взрослая женщина, Нат, и меня мало волнует то, что могут подумать люди.

Он коснулся ладонью ее щеки. Уинни показалось, что Нат отнесся с недоверием к ее словам, но со временем она заставит его поверить ей. Нат наклонился и очень нежно поцеловал Уинни. Ее, как прежде, охватило теплое чувство, но теперь оно было совсем иного рода. Нат оторвался от ее губ и с нежностью в голосе сказал:

— Я заеду за тобой сегодня вечером. На окраине города есть небольшая тихая гостиница, где никто не увидит нас…

— Нет, — прервала его Уинни, хотя сердце ее трепетало от радости. — Сегодня вечером мы пойдем в театр, если, конечно, ты не возражаешь.

Нат понял, что Уинни действительно не беспокоится по поводу того, что кто-то может увидеть их, и широко улыбнулся:

— Что ж, театр так театр. А перед этим мы поужинаем в каком-нибудь тихом местечке, где можно будет спокойно поговорить.

— Хорошо, — согласилась Уинни, чувствуя тепло его ладони, сжимавшей ее руку. — Мне это очень нравится, Нат. — «Гораздо больше, чем ты можешь предположить», — добавила она про себя.

Наконец-то у них появилась упущенная много лет назад возможность соединить свои судьбы, и на этот раз никто не сможет помешать им.

— Ой! — воскликнула Кэтрин, слизнув капельку крови с кончика пальца и посмотрев на наволочку, которую вышивала. Стежки были маленькими и ровными, как те, что она наложила на раненую руку Люсьена. Однако работа с пациентом существенно отличалась от вышивания цветов на куске материи. Вышивание никогда не привлекало Кэтрин, и она считала это занятие скучным и утомительным.

Вздохнув, Кэтрин отложила наволочку в сторону, затем встала, не спеша подошла к окну и устремила свой взгляд в сторону ручья, бежавшего между деревьями. С того дня, когда Люсьен застал ее в коттедже, между ними установилось хрупкое перемирие. Маркиз занимался своими поместьями, а Кэтрин, скучая, слонялась по замку, мечтая вернуться к своему любимому делу.

По ночам Люсьен приходил в ее спальню, и тогда она забывала о своей работе и научных изысканиях. Достаточно было одного его жгучего поцелуя и прикосновения нежных умелых рук, чтобы Кэтрин перестала думать о чем-либо, кроме удовольствия принадлежать ему. Эти свидания длились почти до самого утра. Тогда Люсьен вставал и уходил, а Кэтрин засыпала, мечтая, чтобы поскорее наступила следующая ночь.

В течение дня Люсьен никогда не искал Кэтрин, и у нее складывалось впечатление, что она нужна ему только в постели, и не больше.

От этой мысли сердце ее болезненно сжималось. Ей хотелось, чтобы их отношения не ограничивались только любовным общением, а чтобы интересы и заботы у них были общие. Кэтрин с тоской думала о бесцельном времяпрепровождении в будущем. Конечно, она не могла отрицать, что брак с Люсьеном обеспечил ей необходимую защиту. Теперь ей не грозило снова оказаться в руках дяди и в сумасшедшем доме, но оставаться без любимого дела многие годы было слишком тяжелым испытанием.

Кэтрин удалось узнать через служанку Фанни, что маркиз собирается демонтировать ее лабораторию, и решила вмешаться. Она приказала нескольким слугам, которым в свое время помогла вылечиться, тайно припрятать все принадлежности из ее лаборатории.

Каждый день Кэтрин думала о растениях, которые должны засохнуть, и о старательно приготовленных снадобьях, которые теперь никому не могут принести пользы. Она отказалась от своего увлечения, чтобы спасти маленького Майкла, и мысль о том, что он вскоре будет в безопасности, утешала ее. Ради этого стоило пожертвовать многим.

Благодаря усилиям маркиза завтра ребенок прибудет в Лондон, а как только Майкл окажется в замке, в полной безопасности, она найдет способ вернуться к своим занятиям.

Стоя у окна, Кэтрин смотрела на ручей и туда, где он исчезал среди деревьев. Она скучала по безмятежному спокойствию среди книг, которые читала в маленьком коттедже, и по охватывающему ее волнению, когда кто-то приходил к ней за помощью. Она не могла всю жизнь заниматься вышиванием и играть на клавесине.

Даже присутствие в доме маленького Майкла не могло заменить Кэтрин любимого дела. После смерти родителей она поклялась, что посвятит свою жизнь лечению больных и помощи страждущим.

Глава 18

Люсьен наклонился, опершись на перила каменной лестницы, ведущей в фойе. Там, внизу, Кэтрин стояла рядом с маленьким мальчиком — Майклом Бартоломью, который вцепился в ее руку, как будто боялся потеряться в этом огромном замке.

Майкла привезли в карете в сопровождении лакея прошлым вечером из лондонского дома Люсьена, после того как Натаниел Уитли добился освобождения мальчика, приложив невероятные усилия и потратив значительную сумму денег.

Ребенок был маленьким, худеньким и светловолосым, с большими голубыми глазами, которыми он со страхом взирал на хрустальные люстры, блестящий мраморный пол и позолоту, украшавшую дом. Кэтрин говорила, что Майкл почти не выходил из Сент-Барта, кроме одного-единственного случая, когда одна из санитарок взяла его с собой за покупками. Мальчик производил впечатление абсолютно дикого.

Он указал пальчиком на расписной потолок:

— Это картины. Я никогда прежде не видел картин на потолке. Как же вы сумели заставить человека забраться туда, чтобы рисовать их?

Кэтрин рассмеялась и объяснила, что мастер, расписывавший потолок, был привезен из Италии несколько веков назад.

Маркиз спустился вниз.

— Доброе утро, Майкл, — приветливо сказал он. Кэтрин и Майкл повернулись к нему. Вчера вечером, когда Люсьен встретился с мальчиком, тот все время молчал, испуганно прячась за юбку Кэтрин и озираясь.

— Доброе утро, сэр, — ответил малыш, глядя на Люсьена почти с таким же изумлением, как на расписной потолок.

— Ты должен называть маркиза «ваша светлость», — объяснила ему Кэтрин. — Ты должен, например, говорить: «Добрый день, ваша светлость». Или «Добрый день, милорд».

— Добрый день, ваша светлость, — поправил себя малыш.

Люсьен улыбнулся:

— Надеюсь, ты хорошо спал, Майкл.

Мальчик улыбнулся, обнажив маленькие белые зубки.