Страница 31 из 75
2
Дом Хосои Матахатиро нашел без труда. Нырнув в калитку, ведущую во двор длинного жилого барака, он увидел колодец, возле которого стояли три женщины, судя по виду, здешние домохозяйки. Забыв про недомытый рис, женщины увлеченно болтали друг с другом, не обращая внимания на холод. Матахатиро спросил у них про бородатого ронина и тут же был препровожден до нужной двери.
Дом, перед которым он остановился, выглядел получше, чем его собственная трущоба на задворках храма Дзюсё-ин. Правда, основные преимущества заключались лишь в том, что в отличие от дома Каэмона опорные столбы здесь стояли прямо, а наклеенная на стены бумага, как можно было увидеть через дверную щель, сохранила остатки белизны. Карниз крыши, нависающий над самой головой, холодно чернел под облачным, предзакатным небом.
«Тоже, видно, не хоромы».
Представить только, восемь человек в таком тесном закутке… Тут уж как ни крути, а любому на месте Хосои пришлось бы трудиться, не покладая рук.
Открыв дверь, Матахатиро тут же услышал детские голоса. Один из них декламировал «Лунь Юй», старательно выговаривая «Конфуций сказал…», другие визгливо ссорились, так что слов было не разобрать. Плакал младенец. К этому гаму примешивался голос женщины, пытавшейся урезонить детей. Не слышно было только Хосою.
Поначалу Матахатиро смутился, но тут же взял себя в руки и позвал хозяев. С первого раза никто его не услышал, поэтому пришлось крикнуть во второй, а потом и в третий раз. После этого все голоса разом смолкли, сёдзи раздвинулись, и перед ним появилась женщина. Несмотря на тесноту, женщина приняла почтительную позу и, касаясь пола тремя пальцами каждой руки, низко поклонилась, произнеся «Добро пожаловать». Хоть это без сомнения была супруга Хосои, Матахатиро снова растерялся. Наслушавшись жалоб приятеля на то, что его без устали рожает и рожает, Матахатиро представлял себе изможденную бедностью женщину средних лет с нездоровым цветом лица и постоянной головной болью.
Однако сидящая перед ним женщина являла собой прямую противоположность образу, созданному воображением Матахатиро.
Супруга Хосои была настоящей красавицей и выглядела совершенно здоровой. Небольшого роста, румяная и черноглазая, она была еще совсем молода — не старше двадцати пяти, так что с Хосоей их разделял добрый десяток лет. При этом выглядела она отнюдь не бедно: одета была в простое, но очень опрятное — без единого пятнышка — кимоно.
— Вы хозяйка? — спросил Матахатиро.
— К вашим услугам, — ответила женщина.
— Меня зовут Аоэ, я приятель вашего мужа.
— Я очень много наслышана о вас, сударь. Спасибо вам большое за все, что вы делаете для мужа, — приветливо улыбнулась женщина и, обернувшись назад, крикнула в комнату: — Дети, что за манеры! А ну-ка, поприветствуйте гостя.
Тут же из-за полуоткрытой сёдзи, словно куклы в театре марионеток, высунулись пять детских головенок и с любопытством уставились на Матахатиро.
— Пожалуйста, проходите, — снова улыбнулась жена Хосои.
Из глубины комнаты послышался недовольный голос хозяина дома:
— Кого еще принесло?
— Это к тебе. Господин Аоэ, — с улыбкой глядя на Матахатиро, весело ответила женщина.
— О! — голос Хосои вмиг стал приветливее. — Заходи, заходи. Не смотри, что тесно.
Матахатиро вошел в гостиную. Дети, выстроившись в ровную линию, приветствовали его поклоном. Всего у Хосои было шестеро детей. Сейчас перед Матахатиро сидели три мальчика и две девочки. Самому старшему сыну было около восьми лет. Наверное, это он и читал вслух «Лунь Юй». Младший ребенок — вроде бы тоже мальчик — был еще младенцем. Но очаровательнее всех выглядела младшая дочь Хосои: она еще толком не умела ходить, но уже кланялась со всей подобающей благовоспитанностью, в подражание братьям и сестрам, опираясь ручонками о татами.
Глядя на усевшихся рядком детей, которые, не отрываясь, смотрели прямо на него, Матахатиро почувствовал себя учителем в храмовой школе тэракоя.
— Ладно, поиграйте во дворе, — сказала жена Хосои. Дети, привыкшие к тому, что при появлении гостей их всегда выпроваживают на улицу, послушно вышли из комнаты. Осталась только малышка.
— Хорошо у вас тут, весело, — сказал Матахатиро.
В это время, отодвинув перегородку фусума, в гостиную вошел Хосоя, закутанный в несколько теплых кимоно, из-за чего он казался еще толще, чем был. Опираясь на плечо быстро подбежавшей к нему жены, он тяжело прохромал через комнату и уселся напротив Матахатиро, вытянув вперед левую ногу.
— Тебе можно вставать-то? — спросил Матахатиро.
— Пустяки. Все равно лежать уже невмоготу, — ответил Хосоя и, дождавшись, пока жена уйдет на кухню, быстрым шепотом добавил: — Ты это видел? С этакой-то оравой не расслабишься.
— Зато, — Матахатиро тоже понизил голос, — у тебя жена такая красавица.
— Да брось ты. По молодости еще ничего была, а сейчас уже пообтрепалась. Я женился, когда ей пятнадцать лет было. Тогда, конечно, думал, ну и невеста у меня — загляденье! Кто же знал, что она еще и рожать будет, как крольчиха…
Покуда Хосоя ворчал, в комнату вернулась его жена с чаем, поэтому Матахатиро, кашлянув, решил сменить тему.
— Китидзо рассказал мне, что случилось. Куда тебя ранили?
— В ногу. Ну, и в плечо немного, — Хосоя показал рукой на бедро и потянулся к шее. Подоспевшая жена помогла ему ослабить воротник.
— Плечо почти не пострадало, а вот на ноге ужасная рана. Он вообще крепкий, но тут даже температура поднялась, — сказала жена Хосои, глядя на Матахатиро широко раскрытыми глазами. Она продемонстрировала ему белую повязку на плече мужа, а затем заботливо поправила воротник. Однако глубокой тревоги в ее голосе не чувствовалось — скорее какое-то детское сожаление о том, что она не может показать ему рану на ноге.
Несмотря на ее беззаботный тон, Матахатиро стало жаль Хосою, который сидел перед ним, скорчившись, словно раненый медведь.
— Долго еще не пройдет? — спросил Матахатиро.
— Лекарь сказал, что полмесяца, не меньше.
— Тяжело тебе, наверное, придется, — Матахатиро взглянул на Хосою, беспокоясь, сможет ли его приятель на это время обеспечить себе пропитание. Но вопреки ожиданиям Хосоя оставался невозмутимым.
— О том, на что жить, можно не беспокоиться. Порезали меня на второй день работы, и поначалу я, конечно, переживал, что будет дальше, но, в конце концов, мне выплатили не только жалование за два дня, но еще и возмещение за увечье. Верно? — Хосоя посмотрел на жену.
Слегка подавшись вперед, она подтвердила:
— Да, мы и не думали, что так много получим. Вот давеча только говорили, насколько все-таки лучше работа в солидных усадьбах.
— При умеренной жизни нам всем этого месяца на три хватит. Верно?
— Конечно, хватит.
— Так что, когда раны затянутся, я еще с месячишко погуляю. Работать не буду.
— Вот и правильно. Телохранитель не телохранитель, а отдыхать всем нужно.
Матахатиро с изумлением глядел на супружескую пару. Мало того, что главной темой их разговора было не ранение Хосои, а неожиданно свалившиеся на них большие деньги, так они еще и вели себя так, как будто им крупно повезло. Воспользовавшись тем, что жена Хосои, взяв с собой младшую дочь, вышла в соседнюю комнату успокоить внезапно расплакавшегося малыша, Матахатиро вновь вернул разговор в прежнее русло.
— Кстати, об этой усадьбе… Китидзо опять скрытничает, не говорит даже, где она находится. Может быть, ты мне расскажешь?
— Хм, — с сомнением промычал Хосоя и пристально взглянул на Матахатиро, — вот ты о чем хочешь узнать.
— Хочу. Жалование приличное, гарантированное. Просто мне не нравится, когда имя заказчика держат в секрете.
— Ну, заказчик-то надежный.
— Это я уже слышал от Китидзо. Да только я привык сам решать, надежный заказчик или нет.
— Понимаешь, мне ведь тоже запретили говорить об этом… Впрочем, ладно, — решительно сказал Хосоя. — Только не вздумай проболтаться, что это я тебе сказал. Усадьба принадлежит господину Огасаваре. Находится недалеко от замка, за воротами у моста Токива.