ИСТОРИЯ ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ

В тот день с северо-запада дул сильный ветер. Для руководства тушением пожара из замка была направлена группа офицеров-мэцукэ под предводительством младшего советника Яматоноками Иноуэ. И вот, в самый разгар работы появляется живущий неподалеку Тоуэмон, порядком перебравший сакэ, и начинает, как было сказано в представлении на наказание, «чинить препятствия тушению пожара».

Прежде чем вынести окончательный вердикт, мэцукэ подробно расспросили начальников, сослуживцев и родственников Тоуэмона Исигуро о том, как он обычно себя ведет, о его привычках и характере. Кадзикава тоже попал в число опрашиваемых. При этом он даже не пытался заступиться за Тоуэмона, за что навлек на себя гнев не только его самого, но и всех его родственников. Обо всем этом Матахатиро услышал от одного самурая по имени Тёдзо Мория.

Как и следовало ожидать, помолвка между старшим сыном Исигуро, Сигэнодзё, и Тикой была расторгнута. Впоследствии пути двух хатамото разошлись окончательно: Тоуэмон, который к тому времени уже давно был вынужден снимать жилье, заболел и умер, а Кадзикава, отличившись во время инцидента в замке, стал получать дополнительные пятьсот коку риса в год, что еще сильнее подхлестнуло злобу Сигэнодзё.

Его тоже можно понять, думал Матахатиро, но нельзя же так упорно обвинять в своих бедах одного только Кадзикаву. Если бы у них с Хосоей были хоть какие-то доказательства того, что слуг хатамото убил именно Исигуро, его следовало бы незамедлительно передать в руки правосудия, но пока все ограничивалось лишь предположениями Тики. А Кадзикава до сих пор верил, что на него напали ронины из клана Асано.

И Матахатиро, и Хосоя не сомневались в том, что Тика была права. По их представлениям, поведение Сигэнодзё Исигуро явно переходило пределы допустимого. Однако они пока не спешили докладывать об этом ни Кадзикаве, ни уж тем более своему работодателю Янагисаве. Для начала телохранители решили оберегать Кадзикаву от грозящих ему напастей, покуда не выйдет условленный срок, ведь главной их задачей было сполна получить причитающееся жалование.

Заявить сейчас о том, что все дело не в ронинах Асано, а в безумных выходках отпрыска разжалованного хатамото, потерявшего и дом, и любимую женщину, было бы равносильно признанию собственной бесполезности. Совершать подобную глупость напарникам не хотелось. Вслух они об этом не говорили, но мыслили примерно одинаково, поэтому в ближайшие несколько дней им оставалось только сдерживать зевоту.

Хосоя еще раз зевнул так широко, что казалось еще чуть-чуть, и он вывихнет себе челюсть, после чего промолвил:

— Да! Я сегодня встретил одного человека, который служит в усадьбе у князя Хатисуки, так он мне сказал, что Кира наконец-то съезжает из Гофукубаси… Вроде бы ему пожаловали старую усадьбу хатамото Нобориноскэ Мацудайры за храмом Эко-ин. Конечно, в доме Хатисуки у всех просто камень с души свалился.

— Понятно… — безразличным тоном ответил Матахатиро.

В этот момент в комнату заглянул один из слуг Кадзикавы по имени Сасити и сказал, что хозяин вызывает их к себе.

По длинному извилистому коридору слуга провел их в дальние покои. Кадзикава был один. «Располагайтесь поудобнее», — пригласил он. Высокий и широкий в плечах, хатамото выглядел весьма внушительно. Но вот холод он переносил плохо, и поэтому возле его колен стояла маленькая жаровня с углями, к которой он то и дело подносил зябнущие руки.

Сасити принес чай и удалился. Кадзикава жестом предложил ронинам угощение, а сам не спеша набил табаком тонкую трубку и с удовольствием затянулся.

— Благодарю вас за службу, — сказал Кадзикава мягким голосом, который совершенно не вязался с его могучим обликом. Ронины молча поклонились.

— Хотя, насколько я знаю, за эти дни так ничего и не произошло, — лицо хатамото тронула еле заметная улыбка. Когда, только прибыв в усадьбу, телохранители пришли отрекомендоваться своему новому хозяину, Кадзикава выглядел очень изможденным, но сейчас от усталости не осталось и следа: щеки его снова округлились, а лицо дышало свежестью и здоровьем.

— Да. Пока… ничего не произошло… — ответил Матахатиро. Как всякий наемный телохранитель, он хотел внушить хозяину, что сегодня они ручаются за его безопасность, но вот что будет завтра… Стоит хозяину вообразить, что ему более нечего опасаться, работа телохранителя мгновенно теряет ценность, и тогда — получай расчет и уходи.

Уловив смысл сдержанной реплики своего товарища, Хосоя важно добавил:

— Совершенно верно. Пока ничего не случилось, но кто знает, что будет дальше…

— Мне кажется, вы зря беспокоитесь. Видимо, я и сам в последнее время несколько сгущал краски, — сказал Кадзикава. — В самом деле, если спокойно поразмыслить, с чего бы вассалам князя Асано меня ненавидеть? Во время того происшествия в замке любой бы на моем месте поступил точно так же.

Утром четырнадцатого числа третьей луны Кадзикава пришел в замок немного раньше обычного, на исходе первой трети часа Дракона,[46] и сразу же направился в Средний зал. Через некоторое время от посланников императора и государя-инока доставили дары для Кэйсё-ин, матушки сёгуна Цунаёси. Как поверенному в делах Кэйсё-ин во время ее отсутствия, Кадзикаве следовало получить аудиенцию у посланников, дабы засвидетельствовать им свою признательность.

Прежде всего, нужно было разыскать главного церемониймейстера Киру и условиться с ним о времени встречи с посланниками. Для этого Кадзикава направился к Большому залу, предоставленному посланникам для отдыха. Но Киры нигде не было видно, поэтому Кадзикава изложил свою просьбу князю Асано Такуминоками, который ожидал начала церемонии перед входом в Большой зал. Как только хатамото собрался уходить, в конце Сосновой галереи со стороны Белого кабинета показался Кодзукэноскэ Кира. Остановив его посередине галереи, Кадзикава повторил ему все, что только что говорил князю. А через мгновение случилось страшное.

Первый удар Такуминоками нанес сзади. В испуге Кира обернулся и получил второй удар, на этот раз по лицу. Князь не переставал размахивать мечом, даже когда Кира упал, но в это время Кадзикава уже крепко обхватил его сзади.

Под возбужденный галдеж присутствующих Кадзикава потащил князя из Сосновой галереи в сторону Большого зала, а затем через внутренний дворик до галереи перед Ивовым павильоном. Чтобы преодолеть такое значительное расстояние, удерживая другого человека, требуется недюжинная физическая сила.

Пока Кадзикава волок князя, тот, ругая Киру подлым и малодушным, беспрестанно повторял, как он жалеет, что ему не удалось убить своего обидчика. Он требовал, чтобы Кадзикава отпустил его, обещая, что ни на кого больше не будет набрасываться, но хатамото не ослаблял хватку.

Дойдя до этого места, Кадзикава неожиданно понизил голос до шепота:

— Я вам сказал, что любой на моем месте поступил бы так же, но в том-то и дело, что тогда никто и пальцем не пошевелил.

Это было сказано очень тихо, но по лицу Кадзикавы было видно, что он очень доволен и гордится своим поступком. Заговорщическим тоном он продолжил:

— Даже когда господин Кира упал, ни одна живая душа к нему не подбежала. Все застыли, как громом пораженные. Только когда я схватил его светлость Асано, тогда уж все, конечно, бросились к Кире.

— Да уж, — поддакнул Хосоя, — такие нынче людишки пошли. А ваши действия поистине заслуживают высочайших похвал.

Матахатиро заметно помрачнел. Он подумал, что одно только бахвальство, с которым Кадзикава рассказывал о своем поступке, уже могло бы служить достаточной причиной для мести со стороны ронинов Асано.

Словно заметив ледяной взгляд Матахатиро, Кадзикава поспешил вернуться к прежнему оправдательному тону.

— Многие говорят, что я совершил деяние, постыдное для самурая. Хорошо им так говорить, когда уже разобрались что к чему. Да тут еще и эта прибавка к жалованию… Поймите, это произошло в замке сёгуна, и произошло так внезапно! Остановить человека, который в такой ситуации решился обнажить меч — разве это не в порядке вещей? Да если бы оружие вынул Кира, я бы и Киру схватил… Конечно, мне очень жаль, что поступок князя привел к уничтожению всего рода Асано, но еще раз повторю: как верный слуга рода Токугава я всего лишь пресек бесчинство в доме моего сюзерена. Это вовсе не означает, что я благоволил какой-либо одной из конфликтующих сторон. Надеюсь, что ронины покойного князя тоже это понимают… Как вы полагаете, у них ведь нет причин охотиться за мной? — вопросительно взирая на телохранителей, Кадзикава набил еще одну трубку.

46

Первая треть часа Дракона — время с семи часов до семи часов сорока минут утра.