Страница 44 из 77
К полудню следующего дня девушка снова была на ногах, но теперь уже она заблудилась окончательно. Стало жарко, и она пошла прямо по реке, зная, что в воде невозможно будет распознать ее следы. Но вскоре речушка заметно сузилась, течение стало извилистым и опасным, и девушка была вынуждена продолжить «свой путь по берегу. Она перебралась на другую сторону и пошла в направлении заходящего солнца. Двигаясь вдоль реки, Пламя чувствовала себя более-менее спокойно, надеясь, что рано или поздно она набредет на какой-нибудь форт или укрепление белых. С этой мыслью она продолжала шагать дальше, даже когда вечерние тени окрасились в пурпур ночи.
Ночи были самой длинной и опасной частью ее путешествия — ее постоянно преследовал страх, что на нее нападут дикие звери. В эту, третью по счету ночь она, дрожа, свернулась в комочек. Только неимоверное самообладание задержало готовый вырваться из горла стон, когда под деревом, на которое она взобралась, зашевелились кусты. Она испугалась гораздо сильнее, чем днем раньше, когда чуть не наткнулась на группу индейцев, прошедших всего в каком-либо футе от дерева, за которым она, чуть дыша, успела укрыться. Она не успела разглядеть ни их лиц, ни знаков отличия, но к какому бы племени они ни принадлежали, ее жизнь была бы в большой опасности, обнаружь они ее сейчас.
Сидя на дереве, ветви которого слегка колыхались от дуновения ночного ветерка, Пламя старалась собрать в кулак всю свою волю. Без сомнения, за последние два дня, после ее удачного побега от торговца, она прошагала много миль, но ей трудно был определить, как далеко она ушла. Девушка надеялась лишь на одно — что она не блуждала все это время кругами, как обычно делают многие, когда теряются. О нет, конечно нет! И деревья, и земля стали постепенно меняться. Пламя все время шла вдоль реки, отходя от нее только когда это было крайне необходимо. Конечно, преследователям будет легче обнаружить ее, идя по следу, оставляемому на речном песке, но река оставалась ее единственной путеводной нитью, и девушка боялась потерять ее из виду.
Прихлопнув надоедливого москита, она подумала, что хорошо бы сейчас было разжечь небольшой костер, но боялась, что огонь могут заметить. И один только Бог знает, какие существа потянутся на этот костер — будь то животные или люди! Хотя, конечно, как это было бы удобно иметь небольшой источник света, чтобы разорвать эту непроглядную темень ночи. Те же самые звери населяли землю и днем, но днем, по крайней мере, она могла видеть их, а не только воображать.
Развернув остатки еды, Пламя принялась откусывать кусок за куском, размышляя о том, что же она будет делать, когда еда закончится. Как бы ни экономила она еду, к концу трапезы у нее осталась всего лишь одна маленькая порция на завтра на утро — потом ей придется искать другие способы добывания пищи. И об этом ей тоже надо будет подумать, прежде чем она доберется до форта. О Боже! Временами ей казалось, что она уже никогда больше не выберется из этих мест, навсегда останется среди этой дикой природы. Никогда в жизни она еще не желала так страстно услышать человеческий голос, никогда не боялась оставаться в одиночестве. И если бы сейчас ей попался на пути Ночной Ястреб, она встретила бы его с криком радости и распростертыми объятиями.
Утро сменило бессонную ночь. Пламя доела остатки своей пищи, облизав с пальцев последние крошки, и с беспокойством подумала о том, где она достанет себе пропитание в следующий раз. Ее силы были на исходе, мышцы ослабли, а чувство голода оставалось таким же стойким. Единственное, что она могла для себя сделать, — это продолжать путь.
Солнце уже стояло в зените, когда речка, которая сужалась все больше и больше, неожиданно оборвалась. Ее просто больше не существовало.» А как же я буду без нее ориентироваться? «— с отчаянием подумала Пламя. Кроме того, вместе с рекой исчезли и деревья. Перед ней лежала широкая, покрытая густой травой прерия. Пламя понимала, что, выйдя на эту равнину, она сразу же станет хорошо видна любому, кто будет проходить или проезжать мимо. В прерии совершенно негде было спрятаться ни от врагов, ни от преследователей. Но и возвращаться назад она тоже не могла. У нее был только один выбор — продолжать свой путь.
Однако уже ближе к вечеру удача покинула Пламя. Сначала ее душой овладело какое-то неясное чувство беспокойства, которое вскоре переросло в озноб, прокатившийся вдоль всего ее позвоночника. Сколько бы она ни оглядывалась назад, ей не удавалось определить, что именно вызвало у нее это беспокойство. Напряжение нарастало все больше и больше. Пламя села на землю и заплакала. Она так устала! Зачем ей все это? Почему она была настолько глупа, что осмелилась подумать, что сможет пешком преодолеть расстояние в десятки миль — по диким местам, практически без еды и абсолютно без защиты? Ее изможденный мозг отказывался принимать те доводы, которые она приводила в оправдание своего побега. Ее ослабленное голодное тело стремилось только к отдыху, еде и комфорту.
По сравнению с тем положением, в котором она оказалась, жизнь в поселке шайенов казалась ей сейчас чуть ли не раем, а разлука с Ночным Ястребом была совершенно невыносима. С каждым днем она все больше и больше скучала по нему, стремилась к нему всей душой, любила его все сильнее и сильнее. Мысли о нем занимали все ее время. Она бы отдала все, чтобы снова увидеть его мужественное лицо! Как она жалела о том, что покинула эти защищавшие ее мужественные руки! Если бы у нее еще оставались силы, чтобы вернуться в поселок, она бы не колебалась ни минуты и повернула назад. Но Пламя была уверена в обратном — в том, что никогда не найдет деревню самостоятельно.
Оцепенев от усталости, он подтянула ноги. Еще один шаг, и после этого еще один… Ее мысли сосредоточились лишь на том, чтобы поставить один грязный рваный мокасин впереди другого, а затем поменять их местами.» Эти мокасины уже совсем не защищают мои горящие ноги «, — подумала она. Ее платье находилось не в лучшем состоянии: оно было потрепано и в нескольких местах здорово разорвано. Ее волосы грязными прядями спадали ей на плечи, обнаженные руки и ноги были сильно поцарапаны, как, впрочем, и лицо, которое сильно обгорело и болело.
В конце — концов Пламя поняла, что больше не может идти. Девушка просто остановилась и тяжело повалилась в росшую у ее ног высокую траву. Затем она села и бездумно уставилась на заходящее солнце, так сильно жалея себя, как не делала никогда в своей жизни. Даже когда ее похитили, она не чувствовала себя столь измученной, эмоционально опустошенной и обессиленной. Слезы безысходности потекли по ее грязным щекам, оставляя за собой два длинных следа.
И когда ее воспаленный мозг распознал звук копыт, она не сумела найти силы даже для того, чтобы подняться. Ее дрожащие ноги просто подвернулись, когда она сделала слабую попытку встать. Они больше не подчинялись ее командам удерживать вес ее собственного тела. Страх сковал ее члены, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Девушка смогла лишь поднять голову. Ее огромные глаза расширились еще больше, когда она увидела быстро приближающихся к ней индейских воинов. Ее тело беспомощно задрожало в ожидании приговора, слезы с новой силой потекли по щекам.
Хотя соленые слезы и застилали ее взор, Пламя узнала Ночного Ястреба. Облегчение и отчаяние смешались в ее душе с непередаваемой радостью в тот миг, когда ее взгляд сосредоточился на дорогих ей чертах — чертах, которые теперь застыли бронзовой маской жесткого неодобрения и гнева.
Он остановил своего коня прямо над ней. Так он и сидел — молча глядя на нее сверху вниз, — пока она не опустила глаза, не в силах больше выдержать ярость и презрение его темных глаз. Казалось, прошла вечность — ни один из воинов не проронил ни слова.
Наконец Ночной Ястреб резко окликнул ее.
— Вставай, женщина. Поднимайся и садись позади меня.
Ее так сильно трясло, что, казалось, каждая косточка трется о свою соседку. Она попыталась встать, однако ноги отказывались слушаться.