Мертвые возвращаются?..

— Чем я и занимаюсь, Фрэнк, — произнесла я.

— Хорошо. Давай.

Звук комкаемой бумаги — похоже, он доел свой гамбургер, — и длинные гудки, означавшие, что мой начальник отключился от линии.

Ну вот, я уже почти дошла до моего наблюдательного пункта. Очертания живой изгороди и травы как живые прыгали в бледном круге луча фонарика, возникая и снова исчезая. Я подумала о том, как Лекси, выбиваясь из последних сил, бежала по этой дороге, тот же самый слабый световой круг дрожал перед ней; крепкая дверь, за которой осталась безопасность, навсегда скрылась в темноте за ее спиной, и ничего впереди — кроме холодных развалин. Полосы краски на стене ее спальни: здесь она планировала будущее, в этом доме, с этими людьми, вплоть до самого последнего момента. «Мы твоя семья, — сказал Джастин. — Мы все семья друг для друга». Я провела в Уайтторн-Хаусе достаточно времени, и мне было понятно, что он имел в виду и что значил для них дом. «Что, черт возьми, — размышляла я, — что заставило ее всем пожертвовать?»

Теперь, когда я стала присматриваться, трещины продолжали расти. Не берусь утверждать, были они там все время или углублялись на моих глазах. В тот вечер я читала, лежа в постели, когда услышала голоса — на улице, прямо под моим окном.

Раф лег спать раньше меня, и было слышно, как Джастин совершал внизу свой вечерний ритуал — что-то напевал, с чем-то возился, чем-то стучал, что-то упало. Значит, это Дэниел и Эбби. Я опустилась перед окном на колени, затаила дыхание и прислушалась. Увы, они были тремя этажами ниже и все, что мне удалось расслышать сквозь довольное мурлыканье Джастина, — лишь торопливое перешептывание.

— Нет, — произнесла Эбби, громко и с чувством. — Дэниел, не в том дело… — И снова шепот.

— Лунный све-е-е-т, — мурлыкал себе под нос Джастин.

Я поступила, как испокон веку поступают любопытные дети: решила тихонько спуститься, чтобы выпить стакан воды. Джастин не прервал свой вечерний концерт, пока я спускалась вниз; на первом этаже, под дверью Рафа, света не было. Я ощупью, держась за стены, прошмыгнула на кухню. Ведущая в сад дверь была слегка приоткрыта. Я крадучись подошла к раковине, не выдав себя даже шорохом пижамы и держа наготове стакан, чтобы тут же включить воду, если меня заметят.

Они сидели на качелях. Лунный свет заливал внутренний дворик; меня они не могли видеть, поскольку в кухне было темно. Эбби сидела боком, спиной опершись на подлокотник сиденья и положив ноги на колени Дэниелу; тот в одной руке держал стакан, другую как бы невзначай положил на ее лодыжки. Лунный свет струился на волосы Эбби, выбеливал округлость щеки, собирался в складках рубашки Дэниела. Мое сердце мгновенно сжалось, пронзенное тончайшей иглой чистой, ничем не разбавленной боли. Точно так же долгими вечерами сиживали на моем диване и мы с Робом. Холодный пол обжигал босые ступни; в кухне было так тихо, что зазвенело в ушах.

— Навсегда, — произнесла Эбби. Слышалась в ее голосе высокая, недоверчивая нота. — Пусть все идет как обычно. Сделай вид, что ничего не произошло.

— Я не вижу для нас другого выхода, а ты? — произнес Дэниел.

— Боже, Дэниел! — Эбби провела руками по волосам, откинула назад голову, голая шея блеснула в лунном свете белым изгибом. — И ты называешь это выбором? Это безумие. Ты серьезно? Чтобы так было до конца нашей жизни?

Дэниел повернулся, чтобы посмотреть на нее, и мне был виден лишь его затылок.

— В идеальном мире — нет, — проговорил он мягко. — Я хотел бы, чтобы многое было не так.

— Боже… — вздохнула Эбби и потерла лоб, словно у нее вдруг разболелась голова. — Зачем нам туда вообще?

— Нельзя иметь сразу все, — произнес Дэниел. — Мы знали, когда решили поселиться здесь, что будут жертвы. Мы ожидали чего-то подобного.

— Жертвы, да, — промолвила Эбби. — Но чтобы такое, нет. Такого я не ожидала, никак. Ничего подобного.

— Не ожидала? — удивленно спросил Дэниел. — А я ожидал.

Эбби подняла голову и пристально посмотрела на него.

— Ожидал, говоришь? Не надо. Ты знал, что так получится? Лекси и…

— Ладно, пусть не Лекси, — сказал Дэниел. — Не она. Хотя кто знает… — Он вздохнул, не договорив. — Но остальные: да, я считал, что нечто подобное вполне вероятно. Такова человеческая натура. Я полагал, что и ты не исключала такой возможности.

Черт, мне никто не говорил ни о каких жертвах. Поймав себя на том, что слишком долго сдерживаю дыхание, так что закружилась голова, я тихонько выдохнула.

— Нет, — устало проговорила Эбби, вглядываясь в небо. — Можешь считать меня глупой.

— Никогда так не считал, — сказал Дэниел, с печальной улыбкой глядя на лужайку. — Господь свидетель: кто я такой, чтобы судить тебя за то, что проглядела очевидное?

Он отпил глоток из своего стакана — содержимое блеснуло вспышкой светлого янтаря, — и меня поразило, как поникли его плечи, как устало закрыл Дэниел глаза. Мне казалось, эти четверо живут, не ведая печали, в своей заколдованной крепости и все, что им необходимо для жизни, здесь, рядом, достаточно только протянуть руку. Я позволила себе подпасть под очарование этой мысли. Но Эбби чего-то не учла, а Дэниел почему-то был постоянно несчастен.

— Как тебе Лекси? — спросил он.

Эбби взяла сигарету из пачки Дэниела и щелкнула зажигалкой.

— По-моему, с ней все в порядке, слегка притихла и похудела, но это не самое худшее из того, что могло быть.

— Думаешь, она в порядке?

— Она ест. Принимает свои антибиотики.

— Я не это имел в виду.

— Не вижу причин волноваться о Лекси, — проговорила Эбби. — Лично мне кажется, она угомонилась. И главное, насколько я могу судить, практически ничего не помнит.

— Именно это меня и беспокоит, — сказал Дэниел. — Тревожит то, что она держит все в себе и со дня на день может взорваться. И что тогда?

Эбби посмотрела на него, неторопливо выпуская в лунный свет колечки дыма.

— Что ж, — проговорила она, как будто подбирая слова, — если Лекси и вправду взорвется, это еще не конец света.

Дэниел задумался над ее словами, крутя стакан и глядя в траву.

— Многое зависит от того, — произнес он наконец, — что это будет за взрыв. Думаю, к нему стоит подготовиться.

— Лекси, — сказала Эбби, — не самая серьезная из наших забот. Я имею в виду Джастина, это очевидно. Я давно догадывалась, что у него проблемы, но чтобы такие, не думала. Он совершенно не ожидал, что такое может случиться; еще меньше, чем я. И Раф. От него одни расстройства. Если он не прекратит свои фортели, то я не знаю…

От меня не скрылось, как сжались губы Эбби, после того как она сделала глоток.

— И тут еще это. У меня и без того хватает забот, Дэниел, и мне вовсе не легче оттого, что тебя ничто не волнует.

— Волнует, еще как волнует, — возразил Дэниел. — Я думал, ты в курсе. Мне только неясно, что нам делать.

— Я могу уехать, — сказала Эбби. Она пристально посмотрела на Дэниела, ее глаза округлились, а взгляд стал серьезен. — Мы могли бы уехать.

Я поборола желание прикрыть микрофон рукой. Я сама плохо понимала, что именно здесь происходит, но если это слышит Фрэнк, не дай Бог, еще подумает, что четверка задумала побег, и когда они будут запрыгивать в самолет, следующий в Мексику, меня найдут в платяном шкафу связанную и с кляпом во рту. Жаль, я в свое время не догадалась проверить диапазон микрофона.

Дэниел не смотрел на Эбби, но его рука еще сильнее сжала ей лодыжки.

— Ты могла бы, — наконец проговорил он, — и я не смог бы тебя остановить. Но это мой дом. И надеюсь… — Он вздохнул. — Надеюсь, и твой тоже. Я не могу его бросить.

Эбби положила голову на спинку качелей.

— Знаю, — сказала она. — И я тоже. Я лишь… Боже, Дэниел. Что нам делать?

— Давай подождем, — тихо предложил Дэниел. — Надеюсь, все рано или поздно встанет на свои места. Главное, мы с тобой доверяем друг другу. Стараемся как можем.

По моим плечам пробежало легкое дуновение. Я мгновенно обернулась, заранее открыв рот, готовая поведать историю о том, как я спустилась вниз, чтобы выпить стакан воды. Стакан ударился о кран, и я уронила его в раковину. Казалось, звон падения разбудил весь Гленскехи. За спиной никого не было.