Мертвые возвращаются?..

Лекси была крайне осмотрительна и умела хранить свои тайны. Предполагаю, что она могла допустить лишь одну ошибку. Однажды она торопилась в темноте домой под проливным дождем — а дождь просто не мог не идти в тот вечер, — думая лишь о том, как сбежать ради будущего ребенка, вокруг которого теперь вращались все ее помыслы. Лекси сунула записку в карман, забыв о том, что куртка, в которой она вышла на прогулку, не ее. Ее выдало то, что она намеревалась предать: их близость, то, как они привыкли делиться всем, что было у каждого.

— Ну что ж, — произнес Раф и, вопросительно выгнув бровь, потянулся за очками. И пусть он силился придать себе этакий боже-как-я-устал-от-этой-жизни вид, ноздри его раздувались. — Красивая работа, мой друг Джастин.

— Что? Что ты подразумеваешь под словами «красивая работа»? Она и без того знала…

— Заткнитесь! — оборвала их Эбби.

На лице ее не было ни кровинки, лишь веснушки еще явственнее выступили на бледной коже.

Раф пропустил реплику мимо ушей.

— Если тогда не знала, то знает сейчас.

— Но при чем тут я?! Почему вы всю вину вечно валите на одного меня?

Джастин был близок к тому, чтобы расколоться. Раф демонстративно уставился в потолок.

— Ты когда-нибудь слышал, чтобы я жаловался? Что касается меня, я считаю, что на всем этом давно пора поставить жирную точку.

— Предлагаю дождаться Дэниела, вот тогда и поговорим, — заявила Эбби.

Раф расхохотался.

— Эбби, я, конечно, тебя обожаю, — произнес он, — но порой меня одолевают сомнения в твоей способности соображать. Давно пора бы знать, что, когда Дэниел вернется, никаких разговоров не будет вообще.

— Но ведь дело касается всех нас. Как можно обсуждать такие вещи, когда кого-то с нами нет.

— Чушь собачья! — заявила я — вернее, почти заорала. — Как такую чушь можно вообще слушать? Если это касается всех нас, всех пятерых, тогда почему вы мне ничего не сказали еще несколько недель назад? Если вы можете говорить об этом за моей спиной, то уж, видит Бог, можете сделать то же самое за спиной Дэниела.

— О Боже! — в очередной раз прошептал Джастин и так и остался сидеть открыв рот.

В сумочке Эбби затрезвонил мобильник. Я ждала этого звонка всю дорогу, пока мы ехали домой, все те десять минут, пока сидела в своей комнате. Фрэнк отпустил Дэниела.

— Не трогай! — крикнула я, и рука Эбби застыла в воздухе. — Это Дэниел, к тому же я и без того знаю, что он скажет. Он велит вам ничего мне не говорить. Повторяю, у меня вот где сидит то, что вы обращаетесь со мной как с умственно отсталой. Если кто-то из нас и имеет право знать, что, собственно, произошло здесь, так именно я. Только попробуй ответить на его звонок, и обещаю: я разнесу к чертовой матери твой гребаный мобильник.

И это была не пустая угроза.

Воскресенье, время послеобеденное, транспортный поток течет в Дублин, а не из него, так что если Дэвид поднажмет на газ — а именно так он и поступит, — и при этом его не остановит полиция, он будет здесь менее чем через полчаса. Дорога каждая секунда.

Раф рассмеялся коротким резким смешком.

— Вот это я понимаю, — произнес он и приветственно поднял стакан — мол, так держать!

Эбби уставилась на меня. Рука ее застыла в воздухе, не проделав и полпути до сумки.

— Если вы не объясните мне, что здесь происходит, — заявила я, — я сию минуту звоню легавым и рассказываю им все, что помню. Я не шучу.

— Боже, — прошептал Джастин, — Эбби…

Телефон дал отбой.

— Эбби! — Я перевела дыхание. — Как я могу оставаться здесь, с вами, если вы чего-то недоговариваете, если что-то скрываете от меня? Я не могу… так не может продолжаться дальше. Либо мы все заодно, либо нет.

Зазвонил телефон Джастина.

— Если не хотите, можете даже не говорить, кто конкретно это сделал… — Я была готова поклясться, что Фрэнк на том конце линии бьется головой об стену, но мне было глубоко на это наплевать. Пусть себе. — Я просто хочу знать, что случилось. Мне надоело, что все вокруг что-то знают. Все, кроме меня. Я устала и больше так не могу. Прошу вас.

— Она имеет полное право знать, — произнес Раф. — Кстати, мне давно уже надоело, что вся моя жизнь строится по принципу: «Так сказал Дэниел». Сколько можно, не пора ли сменить пластинку?

Телефон Джастина смолк.

— Мы должны позвонить ему, — произнес его владелец, наполовину встав с кресла. — Как вы считаете? Вдруг его арестовали и требуется внести залог. Или что-то в этом роде, а?

— Никто его не арестовывал, — машинально возразила Эбби. Она опустилась на диван, провела ладонями по лицу и глубоко вздохнула. — Сколько можно вам говорить: для того чтобы кого-то арестовали, нужны улики. Так что с ним все в порядке. А ты, Лекси, садись.

Я не тронулась с места.

— Господи, кому сказано, сядь! — Это уже Раф, с отчаянием в голосе. — Я сейчас поведаю тебе всю патетическую сагу, независимо оттого, нравится это кому-то из присутствующих или нет, тем более что ты своим ерзаньем начинаешь действовать мне на нервы. А ты, Эбби, успокойся. Нам следовало рассказать тебе еще несколько недель назад.

Я постояла еще пару секунд, потом подошла к своему любимому стулу у камина.

— Вот так-то лучше, — произнес Раф и одарил меня веселой ухмылкой. В его лице читалось что-то похожее на вызов, да и вообще он выглядел гораздо счастливее, чем все эти предыдущие недели. — Лучше выпей чего-нибудь.

— Не хочу.

Раф свесил ноги с дивана, от души плеснул в стакан водки, добавил апельсинового сока и протянул мне.

— Думается, нам всем здесь не помешает выпить.

Он широким жестом наполнил стаканы, хотя ни Эбби, ни Джастин не выразили по этому поводу особого восторга. Затем приподнял свой, словно собрался произнести тост.

— За чистосердечное признание!

— Ну ладно, — едва слышно сказала Эбби. — Если уж так настаиваешь. В любом случае к тому шло, так что какая в принципе разница.

Джастин открыл рот, снова закрыл и прикусил губу.

Эбби пригладила ладонями волосы.

— С чего лучше начать? Я хочу сказать: ведь мы же не знаем, что, собственно, ты помнишь.

— Отдельные куски, — ответила я, — которые плохо складываются в картинку. Так что давайте с самого начала.

Адреналин успел испариться из моей крови. Внезапно — сама не знаю почему — меня охватило подозрительное спокойствие. Впрочем, это был последний день моего пребывания в Уайтторн-Хаусе. Я ощущала дом каждой клеткой кожи, каждый его квадратный сантиметр, пылающий в лучах солнца, все его пылинки, воспоминания, которыми он жил, и, затаив дыхание, ждала, что сейчас услышу. Казалось, кроме нас, в целом мире больше никого нет.

— Ты собиралась на прогулку, — буркнул Раф и вновь завалился на диван. — Примерно в четверть двенадцатого. И тут мы с Эбби обнаружили, что нам нечего курить. Согласись, довольно странно, что порой такие мелочи бывают так важны. Не будь у нас привычки смолить, ничего бы не произошло. Почему-то когда рассуждают о вреде табака, о таких вещах забывают.

— Ты сказала, что купишь нам курево во время прогулки, — добавила Эбби, пристально глядя на меня. — Но ты обычно отсутствовала не меньше часа, поэтому я решила, что лучше сама сбегаю на заправку. Небо хмурилось, было похоже, что вот-вот хлынет дождь, так что я накинула куртку, то есть подумала, что она тебе не нужна, потому что ты уже надевала плащ. Я сунула бумажник в карман и…

Она недоговорила и пожала плечами — жест, который мог означать что угодно. Я не проронила ни звука. По возможности никаких подсказок, никаких наводящих вопросов. Конец истории они должны были поведать мне сами.

— И вытянула оттуда клочок бумаги, — закончил за нее Раф, не вынимая изо рта сигареты. — «Что это?» — спросила она, но поначалу никто не обратил внимания. Мы с ребятами были в кухне — Дэниел, Джастин и я, — мыли посуду и спорили о чем-то своем.

— О Стивенсоне, — негромко и как-то печально уточнил Джастин. — Помнишь? Дэниел грузил нас про Джекила и Хайда, что-то такое про разум и инстинкт. А ты, Лекси, была в дурашливом настроении. Ты еще сказала тогда, мол, сколько можно рассуждать на философские темы, тем более, по твоему мнению, что Джекил, что Хайд в постели были полный отстой. Раф сказал тогда, что у такой похотливой телки, как ты, один секс на уме, и мы расхохотались…