Мертвые возвращаются?..

— Лучше поздно, чем никогда. А сегодня что нового? Каков был денек?

Говорил он приветливо, нейтральным тоном, но кто знает, что там у него на уме.

— Только ничего не говори мне. Сама знаю, что я ленивая буйволица, — произнесла я, изобразив искреннее раскаяние. — Я попыталась выудить кое-что у Дэниела, когда заполучила его в свое полное распоряжение, но не смогла — у меня раскалывалась голова. Что же касается Дэниела — что мне тебе объяснять, ты сам знаешь, какой он. С таким шуточками не отделаешься.

— Гм, — хмыкнул Фрэнк в трубку, что, как вы понимаете, отнюдь не воодушевляло. — А как насчет номера, который ты отколола сегодня вечером — мол, смотрите, какая я несговорчивая?

— Хотелось немного попугать. До сих пор мы пытались их успокоить в надежде, что заговорят. Эта тактика не сработала. Вот я и, поскольку разжилась новой информацией, решила испробовать другую.

— А тебе не приходило в голову, что, прежде чем что-то предпринимать, желательно проконсультироваться со мной?

— Мне казалось, ты в курсе того, что я делаю.

— Ну ладно, — произнес Фрэнк с таким спокойствием, что у меня в голове тотчас завыла сирена воздушной тревоги. — Ты отлично поработала, Кэсси. Я знаю, тебя вынудили взяться за это дело, и ценю, что ты тем не менее за него взялась. Ты классный полицейский.

У меня было такое чувство, будто мне только что дали под дых.

— В чем дело, Фрэнк? — спросила я, хотя могла этого не делать, так как и без того уже все было ясно.

— Успокойся, — рассмеялся он. — Все в порядке. Пора закругляться, киска. Давай сделаем так: ты вернешься домой и начнешь жаловаться: мол, кружится голова, трясет, во всем теле ломота — наверное, грипп. Только не надо говорить, будто у тебя болит рана, — им наверняка захочется проверить. Просто говори, что тебе хреново, и все. Можешь разбудить кого-нибудь посреди ночи — например, Джастина, его легче других испугать — и сказать, что тебе все хуже и хуже. Если они к утру не доставят тебя в больницу, заставь их это сделать. А дальше моя забота.

Я впилась ногтями в мякоть ладони.

— Но зачем?

— А я-то думал, ты будешь только рада, — сказал Фрэнк. По голосу было слышно, что он слегка обижен.

— Начнем с того, что я с самого начала не хотела вписываться в их компанию. И вот теперь я вписалась и почти подобралась к разгадке. С какой стати ты вдруг решил убрать меня, так сказать, из кадра? Лишь потому, что я не посоветовалась с тобой, прежде чем пощекотать им нервы.

— Господи, конечно же, нет, — возразил Фрэнк, по-прежнему пребывая в легком замешательстве. — При чем здесь это? Тебя послали найти направление расследования, и ты прекрасно справилась с задачей. Так что прими мои поздравления, киска. Ты сделала свое дело.

— Нет, — возразила я, — ничего я не сделала. Ты послал меня найти подозреваемого, это твои собственные слова, а пока если я что-то и нашла, то лишь предполагаемый мотив для целой четверки потенциальных подозреваемых — вернее, пятерки, если к ним прибавить еще и Неда. И каким, скажи на милость, образом наше расследование хоть как-то придвинулось к развязке? Все четверо будут петь старую песню, как ты сказал в самом начале, а значит, мы толком даже не сдвинулись с места. Так что раз ты поручил мне дело, позволь довести его до конца.

— Я просто пытаюсь обеспечить твою безопасность. Судя по тому, что мне стало известно, ты сильно рискуешь. Я не могу делать вид, будто…

— Чушь, Фрэнк. Если ее убил кто-то из четверки, я подвергала себя риску с самого первого дня, но тогда это тебя почему-то не волновало. С какой стати ты теперь…

— Пожалуйста, говори тише, не нужно кричать. Неужели ты окрысилась на меня только из-за того, что я раньше плохо тебя оберегал? Что-то с трудом верится.

Я буквально видела, как он от злости машет руками, глаза вспыхнули обидой.

— Прекрати, Фрэнк. Я взрослая девушка и могу сама о себе позаботиться. Да и тебе раньше это было до лампочки. Давай колись, какого черта тебе понадобилось выводить меня из игры?

На том конце линии воцарилось молчание. Наконец до меня донесся вздох.

— Ну хорошо, уговорила, — произнес Фрэнк. — Если ты так настаиваешь, я скажу тебе почему. У меня сложилось впечатление, что ты больше не в состоянии сохранять объективность, необходимую для проведения операции.

— Так вот ты о чем…

Сердце бешено колотилось в груди. А если он и впрямь держит дом под наблюдением? Или догадался, что я снимала микрофон? И зачем только я его сняла так надолго? Нужно было каждые пять минут бегать назад в дом и производить какой-нибудь шум.

— Ты слишком вовлечена эмоционально. Я не дурак, Кэсси, и могу представить себе, что случилось прошлой ночью. Готов спорить, что ты ой как много недоговариваешь. А это для меня сигнал. И я не могу его игнорировать.

Все понятно, его ввел в заблуждение Форе. Фрэнк даже не догадывался о том, что меня разоблачили. Я перевела дух, а он продолжал:

— Ты переходишь за границы. Что ж, может, с самого начала не стоило втягивать тебя в это дело. Я не знаю подробностей того, что случилось с тобой в убойном, но это явно сказалось на твоей голове, и ты была не готова к такого рода заданию.

Характер у меня не подарок, и если я проиграю спор, спорить будет уже не о чем. Я бы только подтвердила правоту Фрэнка. Кто знает, может, именно на это он и рассчитывал. Так что я, вместо того чтобы затевать спор, со злостью пнула ствол и на мгновение испугалась, что сломаю палец на ноге.

— С моей головой все в порядке, Фрэнк, — с ледяным спокойствием ответила я, — и я отдаю себе отчет в том, где проходит граница. Мои действия, все до единого, были нацелены на то, чтобы расследование достигло своей цели, а именно: вычислить убийцу Лекси Мэдисон. И мне хотелось бы довести это дело до конца.

— Извини, Кэсси, — негромко, но твердо ответил Фрэнк, — как-нибудь в другой раз.

Есть в работе тайных агентов один нюанс, о котором не принято говорить. Правило гласит: кто держит руль, тот и нажимает на тормоз. Именно он решает, кому и когда выходить из игры. Потому что ему на водительском кресле виднее. Потому что он наверняка располагает информацией, которой не располагаете вы, и вы делаете то, что он вам говорит, если вам дорога жизнь или карьера. Но есть еще кое-что, о чем не принято распространяться: он не может заставить вас выбросить гранату, которую вы всегда носите при себе. Если вы вдруг скажете «нет», то на какое-то время, хотя и его вам может оказаться достаточно, ваш босс будет бессилен что-либо предпринять, но после этого вы навсегда лишитесь его доверия. В это мгновение я как наяву увидела коды аэропортов в записной книжке Лекси — ее твердый, безжалостный почерк.

— Я остаюсь, — сказала я.

Откуда-то из леса долетел пронизывающий порыв ветра, я почувствовала, как задрожало мое дерево, и дрожь передалась мне, пронзила до костей.

— Нет, — возразил Фрэнк, — и еще раз нет. И давай не будем спорить, Кэсси. Рещение принято и обсуждению не подлежит. Возвращайся в дом, собери вещи и притворись больной. Увидимся завтра.

— Ты дал мне поручение, — сказала я. — И я не сдвинусь с места, пока его не выполню. Это не упрямство и не спор. Я просто ставлю тебя в известность.

Кажется, до Фрэнка дошло. Голос не стал резче, просто в нем зазвучали нотки, вынудившие меня насторожиться.

— Значит, тебя просто остановят на улице, подбросят наркотики и упекут в каталажку. Я это сделаю, клянусь тебе.

— А вот и нет. Потому что Лекси не принимает наркотиков, и если ее посадят по фальшивому обвинению, а потом она еще, не дай Бог, отдаст концы в камере, наша четверка поднимет такой шум, что вся операция полетит к чертовой матери. Потом ты еще долгие годы будешь разгребать дерьмо.

На том конце линии воцарилось молчание. Фрэнк явно оценивал ситуацию.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это может означать конец твоей карьеры, — произнес он. — Ты отказываешься выполнить приказ. Ты лучше меня знаешь, что я в любую минуту могу убрать тебя со сцены, привести в участок, отобрать полицейский жетон и табельное оружие и без лишних разговоров выгнать из полиции.