Чайная книга

Ну слушай, чего уж там.

Я, в общем, знала, что — так или иначе, когда-нибудь — придешь говорить. Имеешь право. Твой отец, в общем.

Был.

Ты ведь — в него удался. И скулы его рубленые, и волосы темной проволокой, и повадка. Удача ли это — понятия не имею. Так получилось.

Погоди, сейчас сигарету достану. Не хочу без сигареты. Знаешь ли, тяжело.

Да, я с ним рассталась. Потому что — ну достал!

И меня он не любил, и тебя не любил.

Не ври себе.

Любил бы — не ушел бы через два месяца, как ты родился, в поход очередной. Ах-ах, категория, ах-ах, важные соревнования, мужиков подведу.

Только горы свои проклятые любил.

Видишь, кстати, сколько фотографий осталось? Я не выбрасывала.

Я и так долго терпела.

Пять лет. Если такую жизнь считать как год за три — максимальный срок. Выше разве что за убийства дают. А мне за что?

Толку мне с его регалий? И тебе — толку-то?

Тебе на всякие фрукты, между прочим, я зарабатывала. А у него — сна-ря-же-ни-е.

Я долго терпела, честное слово. Ну да, понятно, что там действительно хорошее сна-ря-же-ни-е нужно. Потому что иначе замерзнут, важное что оборвется, ну и все такое, в общем.

А потом поняла — закончилось. Не потому, что поскандалили, тарелки-плошки-горшки побили, или там мне денег не заплатили на работе и совсем край, или еще что. Родители его, опять-таки, все же немного подбрасывали; чтоб совсем голодали мы с тобой — нет, не было никогда, врать не буду.

Просто почувствовала — не люблю больше.

Пришел из похода — сказала.

Такое — не скроешь.

Да и не хотела.

И не хочу.

Как бы то ни было — не жалею.

Дай еще сигарету, в общем.

Нет, я не предполагала, что он на следующее же утро опять в поход уйдет.

Но и когда узнала — ну и что? Ну психанул. Бывает, в общем. Думаешь, я не психовала?

Да и потом, кстати. Он же с Андреем Семилавочкиным пошел, а Андрей вечно молодняк водил, ну какая там категория, первая-вторая разве что. Твой отец к тому времени почти снежным барсом был, только какой-то горы не хватало или двух, не помню. Скольки-то-тысячников, он-то их всех наизусть знал. Снежный барс. Ирбис, блин, кошак драный пятнистый. Дурак в крапинку. Пятая, пятая-бэ, пальцы веером, сопли пузырями…

Сама уже во всей этой мутотени разбираться научилась. Тьфу.

Потом узнала, что Андрей на вокзале сломал ногу. Анекдотично — не поверишь, как в дурной комедии, — он действительно поскользнулся на банановой кожуре. Чушь, чепуха, разве что посмеяться, а вот — двойной перелом и разрыв связок. Наташка его рассказывала. Потом два месяца лежал в гипсе на растяжке, в общем.

Как узнал через неделю — запил, да.

По-черному.

Первый раз и последний.

Потом несколько лет — никуда. И дальше тоже — не в горы. Пешие, водные…

Ну да ты знаешь.

Вот потому тебя и не брал.

В общем, пошли они тогда с одним руководителем.

А чего, кстати, он ведь опытный.

А поход совсем легкий, почти матрасный.

Дальше — ну как, совсем за детали не поручусь. Может, что напутаю. Просто пересказываю. Как запись на диктофоне.

Много раз слушала.

Если хочешь — могу тебе полный список выдать — тех, кто в том походе был.

Ну да, вот. Держи. Порасспрашивай. Не всё мне рассказывать, кстати.

Гюльнару Салимову только не трогай.

Она беременная сейчас.

А ты безжалостный. В отца.

Наверное, это хорошо. Для тебя. Хотя — не знаю.

Да, и еще: Виталика Финозёрова уже больше нет. Давно нет.

Нет, не в горах.

Автокатастрофа. Встречный грузовик: водитель заснул за рулем.

Нет, ничего похожего.

В общем, так.

Они остановились на краю какого-то ледника. В смысле, вот так — язык ледника по склону, а они параллельно ему. На каком-то там плюс-минус устойчивом месте.

Надо было перейти перевал. Там того ледника не до фига было, на самом деле. Чуть ли не единственное небезопасное место за весь поход. То есть в связках немного подняться, перевалить — и снова нормально. Они в связках и уже были, это так, не привал был, а передохнуть да головой повертеть.

Говорю же — Андрей молодняк водил.

Твой отец пошел посмотреть на перевал.

Один.

Нет. Без страховки.

Я не знаю почему. Может, хвост распустить, какой он крутой. Может, горная болезнь в голову ударила. Хотя вряд ли — он же только с гор был. Перепады давления, может… ну не знаю, действительно. Вернее же всего — просто забыл. Чего там — подняться да посмотреть, да ведь, в общем?

А остальные — они понятно чего, они смотрели не на перевал, а на твоего отца.

Он же гуру. Почти снежный барс.

А у них у кого второй поход, у кого третий, у кого вообще — вроде как с почином, Глеб Егорыч.

А там гора, кстати, еще и достаточно пологая была. Но скользко, да, ледник.

Он поскользнулся.

Попытался остановиться сначала просто за счет трения тела.

Потом попытался зарубиться. Ну, ледорубом.

Ледоруб вырвало из рук.

Они стояли и смотрели, как он скользил к трещине. Я же говорю — стояли параллельно леднику.

Уже в связках были, да. В тройках, как обычно.

Андрей их учил, что в таком случае — двое из тройки зарубаются, один прыгает вперед, падает поверх и останавливает скольжение. Ну или замедляет. Потом те двое этих двоих вытаскивают на веревке.

Они же на устойчивом месте были, в общем.

Если бы кто из них поскользнулся — так бы и сработали.

Андрей их учил. Точно. Говорил потом. Много раз говорил — а куда деваться?

Он хорошо учил вроде.

Но тут-то — гуру.

Он ведь знает что делает.

Он опытный. Он опытней их всех, вместе взятых. На самом деле, как ни считай, — и по походам, и по категориям этим…

С ним ничего не может случиться. Просто потому, что не может. Никак. Нельзя же в такое — поверить.

Стояли и смотрели.

А на помощь он не звал.

Так и не позвал.

До конца.

Думаю, и сам — не поверил.

А трещина была — глубиной восемьдесят девять метров.

Любому гуру — хватит.

Промеряли, конечно.

Именно такое число было — в протоколах.

Запомнила.

Потом, когда пошли следствия да разбирательства, — а это всегда, если из похода, как говорится, с «грузом-двести», — их кучу раз спрашивали и переспрашивали: «Как же вы так? Вы что, не видели? Не понимали?»

А они всё повторяли, как в трансе или под гипнозом, что он был самый опытный и что с ним ничего не могло случиться.

Ну, они так думали.

На самом деле так думали. Не врали.

Нет, я не слишком много курю. Еще сигарету — и хватит.

Да, я не говорила его родителям, что мы расстались.

И до сих пор не сказала. Теперь-то зачем?

И он не говорил. Видимо, просто не успел.

Или не счел важным, в общем.

Вот, кстати, фотография их того, последнего, похода.

Я не выбрасывала фотографии. Ни одной из них. Ничего не выбрасывала. Две полки — всё эти проклятые горы.

Хотя действительно красивые есть. Особенно закаты.

Тут твой отец — второй справа, ну, это ты и без меня узнаешь.

Виталька Финозёров и фотографировал. Потому его на снимках нет.