Никогда не отступай

Местность позади него, простиравшаяся на сто двадцать миль до самой реки Шенандоа, была просто идеальной для обороны — сплошные холмы, по большей части поросшие лесом, с небольшими участками пахотной земли, которую возделывали, как он обнаружил с удивлением и восторгом, выходцы из Ирландии. Единственное, что его удручало, — он практически ничего не понимал из того, что они говорили на своем гэльском диалекте. Пэт даже попытался было возродить добрую старую традицию и сколотить из местных поселенцев отдельный полк, который сражался бы под зеленым ирландским флагом, но, к своей досаде, натолкнулся на их категорическое нежелание подчиняться воинской дисциплине. Тут как раз начались военные действия, и пришлось отложить осуществление этой затеи до лучших времен.

Единственным путем сообщения с внешним миром служила так называемая Старая Тугарская дорога, проложенная конниками орды. Через Шенандоа перекинули мост на рамных опорах, а в лесу проложили железнодорожную линию, которая заканчивалась всего в пятидесяти милях от передовой. Конечно, было несколько рискованно выдвигать два корпуса так далеко вперед, но Пэт высказал мнение (с которым согласился и Эндрю), что пересеченный характер местности не дает бантагской коннице возможности окружить их передовой отряд. Если бы бантаги все же попытались это сделать, то им пришлось бы с огромным трудом продираться через первобытный лес, неся колоссальные потери.

Тем временем бантаги приближались к их позициям в обычном для них шахматном порядке — квадратами по пятьдесят всадников в ряд и по двадцать рядов в глубину. Что и говорить, зрелище было впечатляющим: на них надвигались стройными рядами не менее сотни тысяч всадников. Однако, по мнению Пэта, подобная тактика ведения боя была непростительной глупостью, учитывая характер местности.

Он прошелся вдоль линии укреплений, вглядываясь в лица солдат. Ветеранов сразу можно было узнать по их подчеркнуто пренебрежительному виду, а побледневшие от волнения молодые рекруты либо испуганно притихли, замкнувшись в себе, либо, наоборот, нервно переговаривались. Позади них расхаживали сержанты, приободряя робких и утихомиривая слишком разболтавшихся.

Пэт улыбнулся, когда у совсем молоденького солдата не выдержали нервы и он разрядил винтовку в сторону врага, находившегося в двух милях от него, за что получил в свой адрес букет отборных ругательств.

Рядом с О'Дональдом осадил лошадь Рик Шнайд, командир 1-го корпуса.

— Денек сегодня в самый раз, чтобы настрелять целую кучу бантагов! — громко объявил Шнайд, стараясь, чтобы его услышало как можно больше солдат.

Пэт кивнул, наблюдая, как Рик спешивается.

— Хотел бы я знать, где то новое оружие, о котором Ганс нам все уши прожужжал, — усмехнулся он. — Кроме луков и пик, я у этих ублюдков ничего не вижу.

— Возможно, нового оружия на всех не хватает.

— Тем не менее надо держать ушки на макушке.

В это время один из штабных офицеров Шнайда вскрикнул, указывая на узкую ложбину между холмами, в конце которой виднелось море. Вдоль ложбины летел, набирая высоту, бантагский дирижабль.

— Ну, этим они нас не удивят, — бросил Пэт. — Интересно, что еще у них там припрятано. Из-за этой сволочной пыли ни черта не видно.

— По-моему, эти идиоты собираются идти в лобовую атаку, — указал Рик в сторону бантагов.

Два умена — двадцать тысяч всадников — отделились от общей массы и перестроились цепью в пять рядов, растянувшейся на несколько миль. Еще два умена встали позади них, сохраняя шахматный порядок. Даже на большом расстоянии был слышен тяжелый топот копыт.

— Просто не верю своим глазам! — пробормотал Пэт. — Неужели они до сих пор ничему не научились?

— А может быть, это «психическая атака», попытка сломить нашу волю?

Пэт кивнул. Всегда существует вероятность, что обороняющиеся поддадутся панике. Но в своих людях он был уверен. Некоторые сержанты и офицеры смеялись над противником, стараясь ободрить подчиненных. Ветераны, сражавшиеся под Испанией, недоуменно качали головами. Многие выкладывали на бруствер патроны и ударные капсюли, чтобы они были под рукой.

Пэта, старого артиллериста, неудержимо потянуло на батарею. Расчет был в полной боевой готовности. Командир, с черной повязкой на глазу, стоял на бруствере, разглядывая противника в подзорную трубу. Территория перед батареей была измерена еще несколько недель назад и размечена шестами с красными флажками, чтобы легче было определить расстояние.

— Прицел три тысячи ярдов, взрыватели на пятнадцать секунд, картечью заряжай! — дал команду один из офицеров, и заряжающие, подхватив ящики с боеприпасами, хранившиеся в специальном земляном укрытии в тридцати ярдах позади, через несколько секунд уже закладывали в стволы орудий снаряды и мешочки с порохом.

Пэт внимательно наблюдал за тем, как работают люди. Он, конечно, предпочел бы иметь дело со своими любимыми «наполеонами», но вынужден был признать, что эти двадцатифунтовки способны нанести противнику чувствительный урон на вдвое большем расстоянии.

Одна из батарей в полумиле севернее дала мощный залп, за ней вступили в бой и другие. Командир батареи, на которой находился Пэт, выждав несколько секунд, скомандовал:

— Батарея, залпом… — Он вытянул вверх правую руку со сжатым кулаком и резко опустил ее. — …Огонь!

Четыре пушки разом отпрыгнули назад, все пространство перед ними заволокло дымом.

— Прицел две тысячи восемьсот, взрыватели на четырнадцать секунд!

Пэт не выдержал и, достав бинокль, тоже вскарабкался на бруствер, тяжело дыша из-за нависшего облака порохового дыма с резким сернистым запахом.

Спустя несколько секунд на поле рассеялся клубящийся дым, и он стал отсчитывать про себя интервал между выстрелами. И вот перед одной из пушек бесшумно выросла стена огня, за ней выстрелили и три другие, проложив кровавые борозды в рядах наступавших. Ухмыльнувшись, Пэт хотел было поздравить командира батареи с удачным залпом, но одноглазый капитан уже вернулся к своим пушкам, лязгавшим затворами.

— Огонь!

Орудия опять подскочили, и не успели расчеты вернуть их на место, как заряжающие уже кинулись открывать казенник. Артиллеристы протерли жерла влажной губкой, чтобы устранить мельчайшие раскаленные осколки, затем подкрутили винты вертикальной наводки. Посмотрев в бинокль, Пэт увидел, что один из снарядов разорвался прямо над головой атакующих, три других где-то в глубине строя.

Хотя ему очень не хотелось покидать батарею, пришлось все же спуститься с нее и отойти в сторону, чтобы дым не мешал видеть происходящее на поле боя. По всему фронту то и дело вспыхивал огонь — это стреляла одна из сорока пушек. Бантаги, приостановившись после очередного выстрела, снова смыкали ряды.

При всей своей ненависти к смертельному врагу Пэт не мог не восхищаться дисциплиной, которую демонстрировали бантаги. Несмотря на град пуль и снарядов, они неуклонно приближались, вызывающе размахивая красно-желтыми вымпелами. Как раз в этот момент снаряд разорвался прямо над одним из знаменосцев, мгновенно превратив его вместе с лошадью в кровавое месиво. Однако упавшее было знамя тут же снова взвилось, подхваченное другим воином.

До них оставалось уже меньше мили, и Пэт услышал пронзительное призывное завывание нарг, перекрывавшее даже гул орудий. Красные штандарты бантагов стали чертить в воздухе круги — это знаменосцы, скача перед фронтом, давали сигнал переходить на галоп.

В голосе командира батареи послышались нотки тревоги, но, поймав взгляд Пэта, молодой капитан тут же взял себя в руки. Пэт подошел к цепи стрелков, выстроившихся плечом к плечу за бруствером.

— Что за полк? — спросил он лейтенанта, ходившего вдоль строя.

— Третий Кевский, сэр!

— Знакомое подразделение. Цельтесь получше и, главное, пониже. Если уж кому-то из них и суждено сегодня выжить, то пусть возвращаются домой евнухами.

Некоторые из стрелков нервно рассмеялись. Пэт понимал, что ему полагается быть совсем не здесь, а в своем штабе, почти в миле от передовой, откуда он может поддерживать телеграфную связь со всеми командирами дивизий. Но ему очень не хотелось отсюда уходить. Командиры дивизий и корпусов были опытными офицерами и знали свое дело. К тому же ему необходимо было увидеть своими глазами первое столкновение с врагом, чтобы оценить боевой дух как чужих, так и своих солдат.