Страница 49 из 117
От первых зданий Харькова нас теперь отделяло не более полутора десятков метров. Все происходило в каком-то жутко убыстренном темпе. Мимо нас прямо на русские пулеметы неслись солдаты СС и вермахта. Наша троица — Лёфлад, Крендл и я — каким-то непостижимым образом до сих пор не потерялись в ужасающем хаосе, но вот остальных из нашего 2-го взвода нигде поблизости не было видно. Многие из наших укрывались за деревянными изгородями, стенами домов, кустами и колодцами. Огня мы не открывали, а только прятались. Русские артиллеристы выкатывали противотанковые орудия 39-го калибра и второпях нацеливали на нас. Их пехотинцы разворачивали тылом к нам грузовики с многоствольными пулеметами. Чем дольше мы укрывались, тем меньше оставалось у нас шансов выжить.
Мина, просвистев где-то совсем рядом с нашим круглым амбаром, разорвалась, разнеся в куски одного солдата СС и обезглавив другого. Еще один солдат, замешкавшись, не успел укрыться и был срезан автоматной очередью. Я понимал, что самое главное сейчас — сохранить самообладание. Тут Крендл схватил меня за руку:
— Представь себе! Мы с тобой и весь наш 2-й взвод через год пируем где-нибудь в Барселоне!
Я подумал, что он рехнулся. Нет, оказывается, мой товарищ так шутил. Поставил себе цель — через год быть в Барселоне. Хорошая цель, надо сказать.
— И меня с собой прихватите, — подал голос ослепший солдат вермахта.
Пулеметные очереди буквально разрезали надвое наш амбар в форме ротонды.
— Надо, к чертям, поджечь этот амбар, — предложил я. Остервенело опустошая рожки в одну точку — туда, где
расположилось пулеметное гнездо русских, мы с Лёфладом и Крендлом все же сумели обеспечить крохотную паузу, чтобы дать возможность гранатометчикам пульнуть «фауст» в русских. Через поле ползли два штурмовых орудия, обрабатывая снарядами позиции противотанковых орудий русских. Мы, пробежав вперед, укрылись за штурмовым орудием. Тут же к нам присоединились Брюкнер вместе с Лихтелем и Цайтлером.
— А это кто? — осведомился Лихтель, показывая на солдата вермахта, вцепившегося в лямки моей рации. Я спросил у бедняги, как его зовут.
— Вилли Кнауэрбаум, — ответил тот.
Выбежав из-за прикрывавшего нас штурмового орудия, мы бросились в расположение санитарной роты. Я передал им обожженного Вилли и уже собрался вернуться за штурмовое орудие. Вилли удержал меня, а сам полез за пазуху, вытащил оттуда маленький золотой крестик и без слов подал мне. Я взял подарок. Будь это в другой обстановке, я отказался бы принять такую вещь. Но стоило мне увидеть этот крестик, как у меня перед глазами возник другой, побольше, тот, который находился в нашей магдебургской церкви. Я вспомнил мать, отца, сестер и братьев, вспомнил всех их коленопреклоненных перед крестом. Эта вещица заставила меня ощутить незримую связь с домом, и я взял ее и засунул поглубже в карман, после чего присоединился к своим, следовавшим за штурмовым орудием.
Вокруг рвались снаряды и мины, мы стреляли в каждое окно дома, в каждый подъезд. Почему-то не было страшно. Ведь меня теперь защищал крестик в кармане. И хотя крест ассоциировался с Иисусом Христом, я все же готов был поверить, что никакого Иисуса Христа нет и не было. А если и был, то ему явно не было дела до того, что творится в мире. Ну как скажите на милость, мог Сын Божий смириться с такой чудовищной, бесчеловечной жестокостью? Мне казалось, Иисусу Христу должно быть стыдно за всех*тнас, вот поэтому он и не рисковал показываться нам на глаза.
Русские прочно окопались на подступах к Харькову, приходилось с боем брать каждый окоп, каждое пулеметное гнездо. Замаскировав орудия, в том числе и противотанковые в домах, неприятель выжидал, пока мы подойдем поближе. А мы продвигались от дома к дому, прочесывая пулями все внутри, а потом предавая огню, чтобы противнику было негде укрыться. Я связывался с подразделениями люфтваффе, дислоцированными на аэродромах близ Полтавы, и направлял их пикирующие бомбардировщики и истребители «МЕ-109» на объекты в городе. На окраинах шли ожесточенные бои между нашими и вражескими танками. Вскоре зенитная артиллерия русских открыла огонь по нашим самолетам. Прошло пять или даже шесть дней, а силы обороны противника не иссякали, он продолжал оказывать ожесточенное сопротивление.
Нам удалось создать пути снабжения как в городе, так и за его пределами, только поэтому у н^с было в достатке боеприпасов и провианта. После недели сильных боев в обороне русских удалось пробить брешь, через которую к центру города устремились части СС. Это стало переломным моментом в битве за Харьков, русские стали отходить на всех направлениях. Части вермахта наседали с юга, а СС занимали западную и северную часть города. Русские, отступая в беспорядке, натыкались на наши части, и мы, тесня их сразу с трех сторон, выдавливали из города на восток.
На девятый или десятый день противник был отброшен на первоначальные позиции в восточных пригородах Харькова. Многие улицы города, превратившиеся в груду развалин, стали непроезжими. Наши танкисты, обойдя город, нанесли сосредоточенным на востоке советским танковым частям сокрушительный фланговый удар. Тем самым исход битвы за один из крупнейших городов Украины был предрешен. Харьков пал две недели спустя после нашего прибытия. Силы вермахта сумели окружить огромную армейскую группировку русских, а части СС продолжили путь на восток в направлении реки Донец.
Стали циркулировать слухи о том, что части СС и вермахта застряли без горючего и боеприпасов в нескольких километрах от Москвы. Мы были готовы закрепиться на берегах Донца и дожидаться подхода «Лейбштандарта СС «Адольф Гитлер» и 5-й дивизии СС, а потом объединенными силами наступать на Москву.
До нас дошли сведения о том, что генерал Жуков после успехов во время обороны Ленинграда переведен в Москву для организации обороны столицы Советов. Русские продолжали подтягивать к Москве дополнительные силы, мы же вынуждены были топтаться на месте вследствие значительных потерь живой силы и техники, острой нехватки горючего и боеприпасов.
Кюндер передал нам приказ ОКВ, предписывавший нам преодолеть Донец и удерживать город до подхода сил вермахта и СС. Только после этого можно было говорить о наступлении на Москву.
Донец мы форсировали без боя, и уже во вторую неделю ноября вели бои с русскими за Купянск. Операцией руководил генерал Гот, излюбленным приемом которого было пробивать танковыми силами бреши в обороне русских, через которые на противника устремлялись силы пехоты. Окруженные нами группировки противника уничтожались артиллерией. 19 или 20 ноября Купянск оказался в наших руках, нами было взято в плен 12 ООО русских солдат и офицеров.
Гот использовал в принципе ту же самую тактику, что и герр генерал в Бельгии и Франции. Сначала меня это удивляло, но потом я узнал, что генерал Гот был учеником Роммеля.
К 25 ноября мы все еще ожидали прибытия «Лейбштандарта СС «Адольф Гитлер» и частей 5-й дивизии СС. Заметно похолодало, и спасения от трескучего мороза не было. ОКВ по-прежнему молчало, никаких распоряжений оттуда не поступало, что сильно раздражало наших офицеров. Впрочем, не только офицеров, но и рядовой состав. Мы ведь были боевой частью, а тогда вынуждены были сидеть без дела в снегу и на морозе и дожидаться прибытия дополнительных сил.
Нам сообщили, что части вермахта уже всего в 35 километрах от Москвы. В последнюю неделю ноября в Купянск прибыли части «Лейбштандарта СС «Адольф Гитлер» и 5-й дивизии СС. Но нас отправили на отдых и пополнение техникой и личным составом, по-видимому, ОКВ и ОКХ не спешили перебрасывать нас к Москве. Поступил новый приказ — продвигаться на юг, к Ростову-на-Дону.
Канун Рождества 1941 года. Россия
Мы находились где-то в степях восточнее Горловки. Солдаты сняли брезент с грузовиков «Опель Блиц», пропитали их машинным маслом, потом подогрели, чтобы они оттаяли. В таком виде их можно было использовать в качестве временных палаток и спасаться от пронизывавшего ветра.