Теневые игры

Первый шаг был самым трудным. С каждым новым шагом страх исчезал, сменяясь предчувствием — таким же острым, но уже не лишавшим сил, а их добавлявшим. Сопровождавшие их по обеим сторонам тропы существа вышли на свет. Лесные волки, могучие, но поменьше Волка. Они держались на расстоянии, с уважением глядя на Коршуна, будто стояли в почетном карауле.

А Волк был уже рядом с ним, не сводил с него больших серых глаз. Музыка затихла в ушах у Коршуна, но продолжала звучать у него в сердце.

— Ты знаешь меня? — четкие и ясные, как льдинки, слова прозвенели в голове у Коршуна.

Пасть Волка не двигалась, но Коршун ни на минуту не усомнился в том, чей мысленный голос он услышал. Он снова перевел дыхание и выдавил через пересохшее горло:

— Я знаю тебя. — И только сказав, он понял, что это правда. — Я всегда знал тебя, не подозревая об этом.

— И я знаю тебя. — Волк подошел ближе, и Коршун почувствовал на лице его теплое дыхание. — Моя песня внутри тебя, Человек. И она была там всегда, хоть ты ее и не слышал. Теперь ты слышишь ее и можешь следовать ей, если захочешь. Но если ты согласишься, тебе будет трудно, может быть, труднее, чем когда-либо прежде. Она может потребовать больше, чем ты готов дать. Но никогда не потребует больше, чем ты можешь дать. Ты будешь следовать ей, Человек?

Коршуна охватили противоречивые чувства. Страх, восторг, грусть. Он был потрясен значимостью того, что сказал Волк, — а еще больше тем, чего тот недосказал. Но песня все звенела в его груди, и он не мог ответить иначе, чем, затаив дыхание, произнести:

— Я буду следовать ей.

— Итак, ты сделал первый шаг на пути шамана, — сказал Волк. — Ты сделаешь мою песню прекраснее, ты сделаешь ее своей, как всякий, кто слышит ее сердцем. А теперь я научу тебя другим песням — иным, не таким важным, но все же песням могущества.

Коршун склонил голову. Он не мог сказать ничего, да и не хотел.

И тогда первый крик прозвучал в его голове. Женский крик, крик ужасной боли, достаточно сильный, чтобы лишить его рассудка.

Он обернулся к Мэри. Та все еще стояла среди деревьев и смущенно глядела на него. Кричала не она. Она даже не слышала крика.

Крик прозвучал снова, громче и пронзительней, чем прежде. И на этот раз он узнал голос.

Слай!

Третий крик.

Он чувствовал ее боль, как свою, чувствовал ее ужас и беспомощность. Чувствовал, что она зовет на помощь. Его?

Он повернулся к Волку. Зверь был абсолютно недвижим, будто и не слышал криков.

— Я научу тебя песням, — повторил он.

— Я не могу. — Слова слетели с губ прежде, чем Коршун успел подумать.

Брови Волка удивленно, совсем по-человечески, приподнялись.

Коршун заторопился.

— Я должен покинуть тебя. Там женщина… я ей нужен.

Волк негромко зарычал — первый настоящий звук, который услышал от него Коршун. Брови зверя сдвинулись на лбу.

— Ты уходишь? — спросил Волк. — Ты отказываешься учиться у меня? Кто тебе эта женщина?

Может, остаться? Но Коршун не мог этого сделать и знал это.

Он с трудом перевел дыхание.

— Она мой друг, — сказал он, собрав все силы. — Она… — Он запнулся, посмотрел на лесных волков. — Она из моей стаи.

Волк не хмурился больше. В его мысленном голосе звучала радость… и одобрение.

— Да, из твоей стаи. Ты последовал моей песне — лучше, чем тебе кажется. Ты всегда ей следовал.

У Коршуна появилась уверенность, что он прошел какое-то испытание.

Волк уселся на задние лапы.

— Иди, Человек, — мягко сказал он. — У тебя еще будет время поучиться. А теперь — иди с миром.

И неожиданно все рассыпалось на миллионы кусочков и исчезло.

Коршун стоял на улице ночного города, Мэри рядом с ним. Оглядевшись, он увидел идущих мимо людей, хотя их было и немного. Они спешили по своим делам, и, что поразило Коршуна, никто ни разу не взглянул на него или Мэри.

Что-то странное было в улице, что-то странное в домах. Все казалось слишком чистым, слишком четким. Он мог заглянуть в глубокую тень и даже туда, куда совсем не попадал свет. Он повернулся к Мэри.

— Где мы? — спросил он.

— В астральном измерении, — медленно ответила она. — Твоя работа?

Коршун покачал головой. Какая там работа, о чем она? Он даже не знал, что такое астральное измерение.

— Это Волк, — сказал он ей.

— Почему?

Ужасный крик зазвенел вновь и пронзил его мозг. «Вот почему», — понял Коршун.

— Ты слышала? — спросил он Мэри.

— Что?

«Так это только для меня, что бы это ни было».

Хотя Коршун слышал крик Слай разумом, а не ушами, он решил попытаться определить, откуда тот доносится. Он повернул голову, весь напрягся, и вот — чудо! — он узнал…

— За мной! — приказал он Мэри.

И он побежал — он, Коршун, шаман, и Мэри — другой шаман — не отставала от него ни на шаг.

Коршун летел по городу, как по прерии тотемов. Он двигался быстрее, чем могли нести его ноги, безо всякого напряжения или усилия. Коршун догадался: единственное, что сдерживает его скорость, — это его воля. Он напряг волю — и скорость удвоилась, утроилась.

Сначала он огибал препятствия — машины, дома. А потом рискнул и побежал прямо на стену здания — и пролетел насквозь, будто ее там и не было. Ликующий вопль вырвался из его груди.

Послышался новый крик, теперь уже ближе, громче — и намного ужаснее. Каким-то образом он понял откуда. Из небольшого домишки впереди, судя по сломанной неоновой вывеске — заброшенной мастерской. Двери и окна дома были заколочены.

Но это не остановило Коршуна. Он нырнул в мастерскую, Мэри не отставала ни на шаг. Пройдя, как призрак, сквозь стену, он очутился в просторной пустой комнате. Повсюду были пыль и мусор. Никаких признаков жизни.

Но Коршун чувствовал, что внизу под ним было что-то живое. Усилием воли он прошел сквозь пол.

Коршун оказался в подвале с голыми бетонными стенами. Два человека стояли над третьим, привязанным к стулу с высокой спинкой. Один из стоящих был тощ, как скелет. С его одежды свисали странные предметы. Коршун видел их словно бы двойным зрением. Он видел их такими, какими они были по форме — крошечными амулетами из дерева, кости и перьев, но мог разглядеть и то, чем они были по своей сути — мерцающими, пульсирующими сгустками энергии.

Он лишь мгновение смотрел на эти странные предметы — его внимание привлек человек, привязанный к стулу.

Это была Слай — она корчилась и билась в крепких ремнях, ее лицо исказила гримаса боли. Слай снова закричала, и на этот раз Коршун услышал ее дважды: ушами и тем необычным внутренним слухом, который и привел его сюда. Только тогда он обнаружил, что Мэри Виндсонг по-прежнему рядом с ним — она в ужасе смотрела, как пытают подругу Коршуна.

Вторым палачом Слай оказалась худощавая женщина. Протянув руку к черной коробке, соединенной с головой Слай, она щелкнула выключателем.

ГЛАВА 29

16 ноября 2053 года, 02.23

«Боже, дай мне умереть!» — Слай пыталась прокричать эти слова, пыталась вымолить избавление смертью.

Страшная боль гулом и звоном отзывалась в каждом нерве, выжигала мозг, каждую косточку. Боль раскалывала голову, сжимала желудок, разрывала все нутро. Иногда эта боль была бесформенной, а затем принимала конкретные формы — банда троллей, терзающих ее тело; хирургический скальпель в руках маньяка; огонь, пожирающий ее изнутри; крысы, пожирающие ее снаружи… Каждый раз, когда она думала, что достигла пределов боли, дошла до самого края мучений, форма менялась — причем так быстро, что приспособиться к этому было невозможно.

Слай ничего не могла поделать, она лишь беспомощно кричала.

А затем боль ушла. Страшные ощущения, заполнявшие мозг, исчезли, оставив лишь реальные ощущения ее собственного тела.

Она была совсем без сил, словно пробежала дюжину марафонских дистанций. После мучительных конвульсий мускулы дергались и дрожали. Одежда пропиталась потом, голос сорвался от постоянного крика. Сдерживая дрожь, Слай глубоко вздохнула.