Теневые игры

— Она, — подтвердил Ночной Бродяга. — Ее подписали все большие корпорации. Они договорились, что никто из них не будет даже пытаться восстановить технологию. А если какая-то другая корпорация, например, одна из мелких рыбешек, попытается сделать это, то подписавшие конвенцию должны будут стереть ее в порошок. — Раннер усмехнулся. — Ты, конечно, понимаешь, что не успели высохнуть чернила на договоре конвенции, как все они бросились в свои лаборатории, стараясь опередить других в восстановлении технологии. Но в одном конвенция была полезна. В том, что никто не может вложить слишком много ресурсов в исследования, чтобы об этом не проведали другие. И тогда за эти шутки придется дьявольски хорошо заплатить. Никакая корпорация — даже гиганты — не хотят связываться с Корпоративным судом. По крайней мере, до тех пор, пока не запасутся большой дубиной, чтобы угрожать «Объединенному цюрихскому банку».

Коршун замолчал и задумался. Во всем этом было что-то… Но затем ему в голову пришла другая идея.

— Эй, а как насчет магии? — спросил он. — Почему бы не попробовать считывать данные с волоконно-оптических линий с помощью магии? Может быть, потерянная технология и не понадобится?

Ночной Бродяга усмехнулся.

— Я ждал, когда ты об этом спросишь. — Он покачал головой. — Магия здесь не работает: она плохо сочетается с технологией. Если шаман или маг старается узнать что-то астральным путем, то он может получить эмоциональное содержание сообщения. А каково эмоциональное содержание типичной передачи данных?

— Нулевое, — тут же ответил Коршун.

— Верно, — согласился раннер. — Мало пользы, правда?

Коршун кивнул, все еще в некоторой растерянности. Ему была понятна история Ночного Бродяги, во всяком случае, большая ее часть, но одного он пока не мог уразуметь.

— И какое отношение имеет все это к твоей вылазке? — спросил он.

— Еще не понял? Парни, которые наняли мою команду, обнаружили, что одна из местных мегакорпораций близка к повторению технологии «4F». Мы должны были ворваться в их исследовательский городок, раздобыть технические файлы, уничтожить лабораторию и все записи и принести данные нашим «Джонсонам».

— Чтобы они сами могли ими воспользоваться?

— Нет! — Ночной Бродяга решительно мотнул головой. — Ни в коем случае. Это… — Он запнулся, а потом сухо рассмеялся. — Словом, этого никто не должен знать, понимаешь? Любая корпорация, у которой окажется эта технология, сможет дестабилизировать все. Дьявол, она сможет устроить такой хаос, по сравнению с которым Великий крах покажется легкой вечеринкой. Нет, мои «Джонсоны» намерены уничтожить данные, но сохранить достаточно доказательств на тот случай, когда они вытянут корпорацию, проводившую исследования, на Корпоративный суд. И им остается только сидеть и ждать своего часа. Размеры и мощь корпорации не имеют значения: ей все равно не выжить, когда все остальные мегакорпорации этого проклятого мира придут к ней с длинными ножами.

В том, что рассказал Ночной Бродяга, был смысл. Но Коршун немного знал о том, как работают «Джонсоны». Ведь «Джонсоны» были частью корпорации? И какая корпорация будет тратить хорошие деньги, нанимая раннеров, чтобы уничтожить данные, которые стоят триллионы нуен?

Но ведь Ночной Бродяга им поверил? Ему понравилась мысль, что его «Джонсоны» действительно способны сделать что-то на благо всего мира, а не только своего банковского счета.

«Однако, черт меня побери, почему бы и нет? В этом мире случаются странные вещи. И Ночной Бродяга гораздо опытнее в этих делах. Он знает эту кухню. Быть может, он и прав», — подумал Коршун.

— Так что же произошло? — спросил он. — Вы получили данные?

— Не знаю. Я уже говорил тебе, что занимался силовым прикрытием. Мы отправили в Матрицу декера, но он не вернулся. Во всяком случае, до того, как на нас напала другая команда раннеров. — Он пожал плечами. — Нас раскидали. Я не знаю, раздобыл раннер данные или нет. Именно поэтому мне нужно встретиться с остальными.

— Если они еще живы. — Эти слова вырвались у Коршуна прежде, чем он сообразил, что надо было промолчать.

Ночной Бродяга кивнул головой:

— Если они еще живы. Но я должен убедиться сам. Это слишком важное дело, чтобы его можно было бросить на полдороге.

Коршун вздохнул и подумал: «Я знал, что он так скажет».

— И что ты сделаешь? — произнес он вслух.

— Другая встреча, в другом месте. — Ночной Бродяга оценивающе взглянул на него. — Ты поможешь мне туда добраться?

Коршун даже не спросил, когда должна состояться новая встреча.

— Я могу дотащить туда твое тело, — сухо ответил он. — Тебе придется все отложить до тех пор, пока мы не сделаем кое-что прямо сейчас— Он старался говорить как можно тверже, потому что сообразил наконец, что им нужно делать. — Я помогу тебе добраться до уличного доктора.

Ночной Бродяга начал было возражать, но не слишком настойчиво.

ГЛАВА 7

13 ноября 2053 года, 11.00

Слай подумала, что этот участок Бродвея[11] постепенно превращался в трущобу. Все больше хиппи валялось на мостовой или просто сидело на корточках под непрекращающимся дождем, безразличные ко всему, кроме своих бессмысленных наркотических фантазий. Все больше бездомных, ютящихся всюду, где только можно найти место. Все больше троллей, щеголяющих в одеждах цветов своих банд. «Если здесь такое творится днем, — подумала она, — то что же тогда здесь делается ночью?»

Изменения, произошедшие в районе, отразились и на зданиях. Большинство окон в магазинах были защищены решетками, а остальные забиты. В одном заведении — небольшой лачуге старьевщика — на витрине висело довольно трогательное объявление: «Пожалуйста, не разбивайте опять мое стекло!» Окно было, конечно же, разбито. Все вокруг было разрисовано с помощью аэрозольных красок лозунгами или символами. Довольно талантливый художник расписал несколько стен абстрактными, почти в стиле кубистов, картинами и поставил автограф: «Пабло Фиаско».

«Общественный колледж Сиэтла», который находился неподалеку от того места, куда направлялась Слай, походил на театр военных действий. Во всем здании не сохранилось ни одного целого окна. Неоновая вывеска на углу, рекламировавшая колледж, превратилась в перекрученные и сожженные обломки. Граната? Слай задумалась, глядя на опаленные то тут, то там стены. Служба безопасности была рядом — частные охранники из «Харл корп инк». Но их было немного, может, с полдюжины. Видно было, что служба им в тягость — охранники нервно переминались с ноги на ногу, пристально вглядываясь в каждого, кто подходил ближе, чем на двадцать метров.

Эта перемена расстроила Слай. Из истории Сиэтла она знала, что в конце прошлого столетия на Бродвее не рекомендовалось оставаться после наступления темноты. Здесь собирались вконец опустившиеся наркоманы, но опасней всего были банды подростков, готовых на все, лишь бы достать деньги и купить какую-нибудь отраву, туманящую головы. Потом, где-то около 2010 года, улица начала приобретать респектабельный вид. Всего в нескольких кварталах отсюда находился район Пилл-Хилл, где были построены многие лучшие больницы Сиэтла. Инфраструктура, необходимая для их обслуживания — лаборатории, рестораны, благоустроенное жилье, склады и тому подобное — все появилось на Бродвее, вытесняя бродяг, панков и уличных гопников.

Слай точно не знала, какие экономические изменения вызвали в районе обратные процессы, — а на самом деле и не хотела знать; вряд ли бы это ее обрадовало. Но изменения были очевидны. Участок Бродвея между Пайк-стрит и Денни-уэй постепенно сползал все ниже по социальной лестнице. Это началось давно, но Слай не могла сдержать удивления и легкой тревоги, увидев, как захирел район всего за несколько месяцев.

«Ладно, довольно уроков социологии», — сказала она себе, подруливая на мотоцикле к месту назначения. Это было старое здание, построенное, может быть, лет сто назад. Странный, архаичный дом был как белая ворона среди зданий из пластика, стали и композитов. Он был построен из красных и белых каменных блоков — из настоящего камня — и имел небольшие башенки — а может быть, бастионы — по углам и центральный шпиль. Над парадным входом красовалось первоначальное название здания: «Первая Христианская Церковь», — но Слай знала, что здесь не молятся по крайней мере два десятка лет. Сейчас это был дом ее друга Агарвала.

11

Речь идет об одной из улиц Сиэтла, которая носит название Бродвей. Так называются улицы во многих городах США, а не только в Нью-Йорке.