Ангелика

VI

— Нора, ты разве не слышишь этот запах? Он все пропитал собою. Он мерзостен, от него кожу словно бы дерет. — Служанка кивнула. — Из-за испарений я едва могла уснуть. Открой окна и вымой все как следует. — Нора отправилась было на поиски источника аромата, но Констанс ее остановила: — Подожди. Я видела трещины на тарелке из хорошего сервиза. Пожалуйста, признайся мне искренне, когда же стряслась эта порча. Ты знаешь, не следует ждать от меня кары, если имела место случайность, но обман — иное дело.

— Прошу прощения, мэм, я знать ничего не знаю про битую посуду.

— Достаточно. Ступай проветривать дом.

Констанс прошла наверх и застыла в дверях, пораженная увиденным: Джозеф выбрил ровно половину лица. Левая сторона все еще принадлежала ее мужу, ее суженому, ее поклоннику. Но правая! Он не подстригал либо стриг бороду; он полностью и бесповоротно скосил ее, открыв половину лица, кою Констанс в прямом смысле слова никогда прежде не наблюдала, половину, что была тут и там запятнана кровью. Джозеф правил бритву и осматривал свою работу в зеркальном стекле.

— Пора меняться, — сказал он крохотному, далекому отражению супруги.

Она медлительно приблизилась.

— В самом деле? Я столь… ты ни словом не обмолвился о сем… решительном намерении. Оно в полной мере… Другие мужчины тоже бреются наголо в это время года?

Белый умывальник отращивал черную бороду в противовес Джозефовой убыли.

— Пора смести прочь прежние обстоятельства. Всепрощение, как сказали бы некоторые.

— Кого же ты прощаешь, моя любовь?

Он лишь добавил на щеку мыльной пены.

— В детстве я стоял там, где ты стоишь сейчас, и наблюдал за тем, как его бреют. Лакей или даже моя гувернантка. Самый процесс казался таинством. Он всегда был чисто выбрит.

— Но в те времена такова была мода. Ты о нем почти никогда не говоришь.

Семь лет знала она лицо Джозефа — неизменное, нестареющее. Ныне же единым духом (или, точнее, двумя половинами) он преподносил ей обширную и совершенную перемену. Он не постарел либо подурнел, нет, он был новым, наново созданным, обрел иные гримасы, кои ей предстояло узнать, и, неоспоримо, стал куда в большей степени итальянцем.

Когда двадцатью минутами позже Констанс возвратилась в комнату, чтобы собрать постельное белье и Джозефовы рубашки, она нашла Ангелику у него на коленях. Отец и дочь перешептывались. Он оделся в преддверии дня; ребенок поглаживал отеческую новообритую щеку сначала собственной ручкой, а после деревянными пальчиками куклы.

— Тебе это нравится? — спросила Ангелика у отца.

Констанс обозначила свое присутствие, и Джозеф обернулся, являя другую щеку, все еще горевшую алым косым порезом. Констанс поднесла супругу полотенце.

— Сколько тебе лет, дитя? — спросил он весьма серьезно у девочки на коленях, покуда Констанс промокала ему кровь.

— Четыре!

Джозеф бросил взгляд на Констанс, словно ответ пояснял нечто, что он имел в виду:

— Ты помнишь себя в таком возрасте?

— Едва ли. Учитывая тяготы тех времен, я о них размышляю весьма редко.

— Мне следует считать, что ты была прекраснейшим из детей — копией женщины, коей ты стала, — сказал он, пока другой, родившийся много позднее прекрасный ребенок сидел у него на коленях, и мать с дочерью обе занялись его лицом.

Они проводили его вместе, Ангелика держала мать за руку. Все окна и двери в доме были распахнуты, июньская атмосфера заполонила его, и Констанс полулежала на кушетке, заключив дитя в объятия. Она гладила волосы девочки, а та в свой черед гладила волосы куклы.

— Я узнавала твоего папочку по бороде, — сказала Констанс, дивясь их взаимному прошлому, кое он сбрил во мгновение ока.

— Вы новенькая, — сказал ей бородач, производя платеж за два переплетенных в кожу гроссбуха, китайскую тушь и украшенный изображением замка футляр для визитных карточек.

— Так и есть, сэр. Мистер Пендлтон недавно принял меня на службу.

— Что же, примите поздравления от одного из клиентов мистера Пендлтона. Ваше присутствие здесь в высшей мере желанно. Лавка сделалась ярче, нежели раньше.

Выговор бородача выдавал в нем джентльмена из высшего общества. В его голосе серебрилась некая нить… глумления? Он отсчитал Констанс монеты — по одной, избыточно медленно, казалось ей ныне, семь лет спустя; она стояла в кухне, наблюдала за Норой, что чистила печь, и почти не вслушивалась в Ангеликин лепет о подвигах принцессы Елизаветы. Память замедляла движения бородача едва ли не до оцепенения, до медлительности просто невообразимой: клиент вдавливал в ладонь Констанс всякую монету, слабо вжимая ее в нежную плоть руки и по монете пересчитывая сумму, безотрывно глядел девушке в глаза. Память убыстрилась до исправной скорости: Констанс вернула бородачу две монеты, завернула его приобретения в тонкую бумагу, скрепила сверток затейливой птичьей печатью «Пендлтон, Канцелярские Товары», поблагодарила клиента и пожелала ему доброго дня.

— Без сомнения, мой сегодняшний день будет изыскан. Мистер Пендлтон, разумеется, готовил ее в точности к этому: он поместил ее за прилавок, добиваясь подобного результата.

— Наши джентльмены платят сверху, дабы ощутить, что достойно провели время с того мгновения, как очутились внутри нашего дома. Их приветствуют запах кожи, вид гладко полированных футляров и, никоим образом не в последнюю очередь, — проговорил мистер Пендлтон, не выказав и следа приятия описуемого либо вожделения к нему, — очаровательные молодые леди, коим положено отвечать на вопросы нашего джентльмена, удостаивать похвалы его вкус к изящным objets,[6] а также направить его внимание к покупкам, каковые она посчитала бы наиболее сообразными аксессуарами для персоны, состоящей с нею в близком знакомстве.

Лишь после этого настала пора наставлений, касавшихся печатей, печаток, ежегодников, футляров для визитных карточек, оттенков и сортов бумаги, надлежащего метода пакования приобретений джентльмена посредством коробки, назначенной хранить бумагу для паковочных коробок.

Мэри Дин насмехалась:

— Весьма благоразумно будет показать свое милое личико в следующий же раз, когда он придет разнюхивать, что да как. Спроси его, да повежливее, в какие чернила ему нравится макать перо. И удостоверься, что мистер Пендлтон осознал: с тех пор, как ты встала за прилавок, местные джентльмены все чаще являются к нему перезаправлять чернильницы. Бьюсь об заклад, наше старичье начнет выливать чернила на улице, чтобы поскорее возвратиться и сунуть свои монеты в очаровательные белые ручки Конни Дуглас. Улицы станут черны, как бомбейское дитя, а нам, простым девушкам, придется купить себе новые башмаки, чтобы переходить чернильные реки вброд.

Констанс предположила, что незнакомец был, вероятно, добродушен. Прыщеватая Мэри смеялась и продолжала:

— Да-да, они выстроятся в очередь, непременно выстроятся, чтобы кротко всовывать твердые монеты в твой нежный кулачок и лить чернила, а Пендлтон будет только руки потирать!

Констанс вспоминала (пренебрегая надменными жалобами Ангелики на то или на это), как от испуга ее обуяло сердцебиение, когда бородач явился пред ее очи на следующий же день, утверждая, будто днем ранее позабыл купить настольный календарь и, как следствие, изведал раздражение коллеги, кой запрашивал сей предмет. Клиент желал «исправить оплошность» предшествующего дня. Бородач воззрился на Констанс, не мигая, точно змей. Не мигая? Конечно же нет, хоть она и помнила, что не знала, куда деть глаза. Ее убежденность в его невинной доброте улетучилась, заменившись ощущением (не совсем нежелательным), будто…

— Мамочка, все льется на пол, мамочка!

— Ангелика, бранить меня нет никаких оснований.

Я отлично вижу, что делаю.

Нора поднялась с колен, дабы натолкнуть тряпку на белую лужицу, и воспоминание Констанс о тогдашнем ощущении, мерцая, сошло на нет. Она, разумеется, могла вызвать из памяти само событие, однако его глубинное значение, каковое она едва не уловила, ныне бежало ее.

6

Предметам (фр.).