Страница 69 из 199
Левоэсеровские источники в 1918 году неоднократно писали о близости левых эсеров и левых коммунистов. Так, 28 апреля левый эсер Левин писал в газете «Знамя труда», что считает «нужным более подробно ознакомить [...] читателей с левым течением в нынешнем большевизме, несомненно родственном левым социалистам-революционерам по многим признакам». Согласно другому левоэсеровскому источнику, во время голосования по вопросу о Брестском мире обсуждалась возможность создания блока, который «должен включать все революционные элементы до левых большевиков включительно»[71].
Однако если левые коммунисты оставались частью единой большевистской партии, влияние и деятельность левых эсеров не подлежали контролю Ленина. Политический вес левых эсеров мог возрасти еще больше с первыми признаками тотального голода и крахом германской империи. Именно в этот момент произошло в Москве убийство германского посла графа Мирбаха. В течение последующих двух дней партия левых эсеров, последняя оппозиционная партия, пользовавшаяся огромным влиянием в советском аппарате, была уничтожена.
Глава тринадцатая. Миссия графа Мирбаха
Если бы стороннику мировой революции и противнику Брестского мира левому коммунисту А. А. Иоффе в марте 1918 года сказали, что он станет первым полномочным представителем советской России в империалистической Германии, он, вероятно, счел бы это неудачной шуткой. Сама идея обмена посольствами советской республики и кайзеровской Германии показалась бы ему откровенной издевкой. Однако ЦК большевистской партии уступил Ленину еще и в этом вопросе: установлении дипломатических отношений между РСФСР и Германией. Посылка в Германию ярого противника Брестского мира и левого коммуниста Иоффе было условием, на котором большинство ЦК соглашалось установить отношения с империалистической державой: Иоффе ехал в Германию для координации действий немецких и русских коммунистов по организации германской революции[1].
Немцы назначили послом в РСФСР графа Мирбаха, уже проведшего ранее в Петрограде несколько недель[2]. Мирбах прибыл в Москву 23 апреля. Посольство разместилось в двухэтажном особняке, принадлежавшем вдове сахарозаводчика и коллежского советника фон Берга (ныне улица Веснина, дом № 5). Приезд посла совпадал по времени с переворотом на Украине, с занятием германскими войсками Финляндии, с планомерным (пусть и постепенным) продвижением немецких войск восточнее линии, очерченной Брестским соглашением. Разумеется, советское правительство дало знать Мирбаху о своем недовольстве, как только для этого представился случай — при вручении верительных грамот 26 апреля[3]. Через три дня Мирбах сообщал рейхсканцлеру Г. Гертлингу, что германское наступление на Украине «стало первой причиной осложнений»[4]. Финляндия стояла на втором месте. Чичерин высказал недовольство в достаточно дипломатичной форме; резче был Свердлов, выразивший надежду, что Мирбах сможет «устранить препятствия, которые все еще мешают установлению подлинного мира». Вручение верительных грамот посла проходило в самой простой и холодной обстановке. По окончании официальной церемонии Свердлов не предложил ему сесть и не удостоил личной беседы.[5]
Как человек Мирбах не мог симпатизировать коммунистическому режиму. Не случайно один из историков называет его представителем «наиболее реакционных феодально-аристократических кругов кайзеровской Германии», считавшим «советский строй в России недолговечным» и связывавшимся «с теми группами русских контрреволюционеров, которые, как ему казалось, должны были скоро прийти к власти». Впрочем, в этой формулировке больше шаблонного. Очевидно, что весной 1918 года «Мирбах хотел сближения Германии с советской Россией».[6] Как дипломат Мирбах был объективен и тонок. Его донесения рейхсканцлеру Гертлингу и статс-секретарю по иностранным делам Р. Кюльману, в целом, говорят о верном понимании им ситуации в советской России. 30 апреля, в отчете о политической ситуации в РСФСР, Мирбах не замедлил описать главное состояние анархии в стране и слабость большевистского правительства, не имеющего поддержки населения. Мирбах при этом считал, что интересы Германии все еще требуют ориентации на ленинское правительство, так как те, кто сменят большевиков, будут стремиться с помощью Антанты воссоединиться с отторгнутыми по Брестскому миру территориями, прежде всего с Украиной.
Противодействию Антанты уделялось в деятельности германского посольства в Москве первостепенное значение. Предотвращение соглашений между советским правительством, с одной стороны, и бывшими союзниками России -с другой, было одной из главных задач Мирбаха. Между тем союзники усиленно пытались расстроить германо-советский блок. Когда 10 мая Антанта предложила советскому правительству помощь и признание в случае разрыва Брестского мира, Мирбах немедленно сообщил об этом в МИД и предупредил, что «ввиду колоссальных трудностей большевистского правительства и его растерянности» из-за продолжающегося германского наступления и организованного немцами переворота на Украине «вполне вероятны всякие неожиданности». Вечером 10 мая представители Антанты вновь обратились к Свердлову и предложили «организовать доставку продовольствия из Сибири», а оппозиционные социалистические партии готовы были «забыть раздоры и начать сотрудничать с большевиками» для организации борьбы против Германии. «Я продолжаю тайную работу, чтобы обеспечить отказ от обоих предложений», — заключал Мирбах[7].
Германский посол считал, что Германии выгоднее всего снабжать большевиков необходимым минимумом товаров и поддерживать их у власти, так как никакое другое правительство не согласилось бы на соблюдение столь выгодного для Германии договора. В этом лишний раз убеждал Мирбаха сам Ленин во время встречи с германским послом 16 мая в Кремле[8]. Ленин признал, что число его противников растет и что ситуация в стране более серьезная, чем месяц назад. Он указал также, что состав его противников за последнее время изменился. Раньше это были представители правых партий; теперь же у него появились противники в собственном лагере, где сформировалось левое крыло. Главный довод этой оппозиции, продолжал Ленин, это то, что Брестский мир, который он все еще готов упорно отстаивать, был ошибкой. Все большие районы русской территории оказываются под германской оккупацией; не ратифицирован до сих пор мир с Финляндией и Украиной; усиливается голод. До действительного мира, указал Ленин, очень далеко, а ряд событий последнего времени подтверждает правильность выдвинутых левой оппозицией доводов. Сам он поэтому прежде всего стремится к достижению мирных соглашений с Финляндией и Украиной. Мирбах особенно отметил то обстоятельство, что Ленин не стал угрожать ему возможной переориентацией советской политики в сторону Антанты. Он просто подчеркнул, что лично его, Ленина, положение в партии и правительстве крайне шатко[9]. Беседуя с Мирбахом, Ленин ставил перед собою определенные цели. Он надеялся, видимо, убедить германского посла в необходимости пойти на какие-то уступки и давал понять, что в противном случае вместе с Лениным или без него советское правительство вынуждено будет отказаться от политики передышки из-за давления слева. Мирбах, однако, сделал другие выводы: он заключил, что большевистское правительство скоро падет, и в тот же день запросил МИД, советуют ли ему в этой ситуации продолжать финансовую помощь большевикам. Через два дня Кюльман ответил, что германское правительство в большевиках все еще заинтересовано и посоветовал тратить на них как можно большие суммы, чтобы поддержать у власти[10]. «Отсюда очень трудно сказать, кого следует поддерживать в случае падения большевиков, — продолжал Кюльман. — Если будет действительно сильный нажим, левые эсеры падут вместе с большевиками», а это «единственные партии, которые основывают свои позиции на Брест-Литовском мире». Кадеты и монархисты — против Брестского договора. Последние выступают за единую Россию и поэтому «не в наших интересах поддерживать монархическую идею, которая воссоединит» страну. Наоборот, насколько возможно, следует мешать «консолидации России, и с этой целью надо поддерживать крайне левые партии»[11].