Страница 27 из 199
Изменение германской позиции было вызвано прежде всего угрозой Чернина подписать с Россией сепаратный мир без Германии. Для немцев такое заявление было неприятной неожиданностью. «Австрийский сепаратный мир был бы, по-моему, началом конца для нас, — писал Кюльман. — Надежда победить оставленную в изоляции Германию побудит Антанту драться до последней капли крови»[80]. Военные придерживались иного мнения: с военной точки зрения, комментировал Людендорф сообщение о намерениях Чернина, такой сепаратный мир не имел бы для Германии никакого значения. Но поскольку Австро-Венгрия исходила теперь из собственных, а не союзнических интересов, Германия снимала с себя обязанность исходить из интересов Австро-Венгрии. Людендорф поэтому предложил начать сепаратные переговоры с Украиной, чтобы «в скором времени заключить с нею мир», даже если за-этот мир, в ущерб интересам Австро-Венгрии и Польши, Украине придется передать ряд территорий, в том числе Холмскую область (Польши) и Восточную Галицию (Австро-Венгрии).
Ознакомившись с предложением Людендорфа, германское правительство пришло к выводу, что для Германии «более важным с точки зрения военных интересов является скорейшее заключение договора с Украиной, а не удовлетворение австро-польских желаний», поскольку «вопрос о Восточной Галиции касается только Австрии и Украины» и в нем немцам «не надо поддерживать ни одну из партий»[81]. 1 января по н. ст. Людендорф телеграфировал Гофману в Брест исходные условия для переговоров с украинцами: независимость Румынии; согласие «идти навстречу желаниям украинцев, если они касаются Австро-Венгрии и Польши»; согласие украинцев признать действующее уже соглашение о перемирии с Россией и присоединение к этому соглашению. В заключение Людендорф рекомендовал Гофману «провести предварительные обсуждения с украинской делегацией и идти ей навстречу по любому поводу»[82].
Идею сепаратных переговоров с украинцами энергично поддержал германский император[83], и хотя 3 января по н. ст. выяснилось, что прибывшая в Брест украинская делегация[84] не имеет полномочий на подписание соглашений, на следующий день неофициальные переговоры начались[85]. Украинская делегация указала, что относится безразлично к месту ведения переговоров; что уполномочена вести сепаратные переговоры от имени независимой Украинской республики; претендует на северную часть Бессарабии и южную половину Холмской губернии; не настаивает на открытости переговоров и принимает принцип обоюдного невмешательства во внутренние дела[86]. «Украинцы сильно отличаются от русских делегатов, — записал Чернин в дневнике. — Они гораздо меньше революционны, обнаруживают гораздо больше интереса к собственной стране и меньше интереса к социализму. Они, собственно, не заботятся о России, а исключительно об Украине».[87]
Перед украинской делегацией стояли конкретные задачи. Она хотела использовать признание самостоятельности Украины немцами и австрийцами, заручиться согласием советской делегации на участие украинцев в переговорах как представителей независимого государства и после этого начать предъявлять к обеим сторонам территориальные претензии. Германии же и Австро-Венгрии важно было «вбить клин» между украинской и советской делегациями и, используя противоречия двух сторон, подписать сепаратный мир хотя бы с одной Украиной. 6 января по н. ст. на формальном заседании представителей Украины и Четверного союза украинцы объявили о провозглашении Радой независимости Украины[88] и о том, что Украина не признает над собою власти СНК. Вместе с тем украинская делегация указала, что Украина признает лишь такой мир, под которым будет стоять подпись ее полномочных представителей (а не членов советского правительства), причем готова подписать с Четверным союзом сепаратный мир даже в том случае, если от подписания мира откажется Россия.
9 января по н. ст. состоялось первое после перерыва пленарное заседание. Констатировав, что установленный десятидневный срок для присоединения держав Антанты к мирным переговорам давно прошел, Кюльман предложил советской делегации подписать сепаратный мир[89], а Чернин, от имени Четверного союза, согласился, в принципе, с тем, чтобы акт подписания договора проходил не в Брест-Литовске, а в каком-то другом месте, определенном позже. На пленарном заседании 10 января по н. ст. Германия и Австро-Венгрия признали самостоятельность прибывшей в Брест украинской делегации и поставили в повестку дня заседаний делегаций вопрос о независимости Украины. Троцкий, в этом вопросе согласился с немцами и австрийцами, указав, что «при полном соблюдении принципиального признания права каждой нации на самоопределение, вплоть до полного отделения», советская делегация «не видит никаких препятствий для участия украинской делегации в мирных переговорах» и признает представительство украинцев[90].
Считается, что Троцкий допустил ошибку, так как это признание автоматически поставило вне закона прибывшую в Брест-Литовск делегацию украинских большевиков[91]. Однако не следует думать, что решение Троцкого было скоропалительным. Когда 8 и 9 (21 и 22 декабря) оставшаяся в Бресте советская делегация донесла в НКИД об ожидаемом прибытии в Брест делегации Украинской рады, Троцкий понадеялся избежать создания отдельной украинской делегации, понимая, что тогда страны Четверного союза смогут играть на советско-украинских противоречиях и в случае несговорчивости большевиков заключат сепаратный мир с независимой Украиной. Советской делегации предписалось «столковаться» с представителями Украины «об их вхождении в общую делегацию» России[92].
Но у Украины были прямо противоположные цели. Заручившись признанием Германии и Австро-Венгрии, украинская делегация начала торговаться с советской на совещании, продолжавшемся весь день 26 декабря (8 января)[93]. (Из-за этого была даже отложена вторая встреча украинцев с делегациями Германии и Австро-Венгрии.) Не ясно, о чем именно стороны договорились, но 28 декабря (10 января) Троцкий от имени советской делегации выступил с заявлением, которое нельзя было трактовать иначе, как признание независимой Украины во главе с правительством Рады.
На утреннем заседании 12 января по н. ст. советская сторона и страны Четверного союза еще раз, теперь уже официально, подтвердили признание полномочий украинской делегации вести переговоры и заключать соглашения[94]. В тот же день ЦИК Советов Украины, спешно образованный большевиками Украины в Харькове, послал председателя ЦИКа Е. Г. Медведева, народного секретаря по военным делам В. М. Шахрая и народного секретаря по просвещению В. П. Затонского на конференцию в Брест как полномочную делегацию Украины[95]. Но они прибыли туда слишком поздно, и когда попытались было получить право голоса на переговорах, Кюльман поймал Троцкого на слове и резонно заметил, что тот не указывал ранее на наличие еще одной делегации, претендующей на роль представителей украинского народа[96].
Троцкому пришлось уступить, причем не только в украинском вопросе. Он подтвердил согласие советской стороны оставаться в Брест-Литовске и не требовать перенесения переговоров в Стокгольм, чего так боялись Германия и Австро-Венгрия; соглашался на образование комиссии для рассмотрения территориальных и политических вопросов, т. е. на обсуждение аннексий под прикрытием самоопределения народов; признал право на самоопределение Финляндии, Армении, Украины, Польши и прибалтийских провинций; обязался как можно скорее вывести русские войска из Персии[97]. Однако все это были лишь словесные уступки: Троцкий демонстративно подчинялся диктату. После пятичасовых переговоров 11 января по н. ст. Кюльман пришел к выводу, что Троцкий не хочет заключать мира, а «стремится вынести из дискуссий материал для агитации», чтобы «прервать переговоры и обеспечить себе эффектный отход».[98]