Страница 44 из 159
Я целиком стою на почве «логики вещей» нашего друга Соснов-ского. Поэтому, например, во время беседы с секретарем губкома (вскоре после приезда) я заявил: «Знаете, что? Если бы я даже пришел к тому выводу, что оппозиция во всех основных вопросах была не права, что она оказалась битой идейно, то и тогда бы до тех пор, пока десятки старых кадровых большевиков, ближайших помощников Ленина в деле руководства партией и государством пролетарской диктатуры, и сотни (а теперь надо было бы сказать — тысячи) коммунистов-пролетариев подвергаются позорнейшим репрессиям и находятся в ссылке,— я не подал бы заявления о восстановлении меня в правах члена партии».
В дальнейшем, когда меня пытались здесь «прощупать» и намекали, что, мол, подай заявленьице, если не с отказом от взглядов, то хотя бы с осуждением фракционной работы, и мы тебя восстановим, я заявлял то же самое, что и секретарю Г[уб] к[ома].
Ваше указание на «решающее значение для всей нашей международной ориентировки» китайского вопроса — вопроса об уроках китайской революции -я считаю совершенно правильным. А между тем по этому вопросу в среде наших друзей мнения различны. Вслед за Карлом Бернгардовичем [Радеком] некоторые товарищи стали заявлять, что «и по китайскому вопросу произведен сдвиг в нашу сторону». Прежде всего, как Вы верно указываете, в китайском вопросе и сдвига-то нет, а затем, если бы даже была намечена на будущее время правильная линия, то без признания и осуждения прежних ошибок проведение этой правильной линии страшно затруднялось бы и, боюсь, было бы даже невозможным. Ведь недаром Ильич придавал такое исключительное значение вопросу об уроках ошибок вообще, а тем более ошибок в вопросах руководства революцией в отдельных странах. Если бы каждый из товарищей, спешащих солидаризироваться с последней резолюцией ИККИ по китайскому вопросу, спросил себя: «А что бы сказал Ильич об уроках второй китайской революции?», то он сразу же обнаружил бы ложность своей позиции...
Совсем забыл. До Вас-то ведь письмо Радека, в котором он признает правильность резолюции ИККИ по китайскому вопросу, не дошло. Вы высказывали предположение о недоразумении. К сожалению, сообщивший Вам об этом факте тов. Абрамский прав. В своем письме (я своевременно получил его и написал в ответ критическое письмо, которое, несмотря на то, что было отправлено заказным, пропало) Карл Бернгардович, говоря о решениях пленума ИККИ, пишет: «Китайская линия правильная (подчеркнуто мною), правильна в ней оценка, что демократический этап не изжит (?), правилен курс на подготовку восстания путем массовой работы в противовес вспышкопускательству»...
Письмо это вообще замечательно. Приходится пожалеть, что до Вас письмо не дошло до сих пор. Вчера тов. Штыкгольд отправил Вам это письмо.
Касаясь лично тов. Радека, должен добавить, что 1) по сообщению, полученному мною из нескольких источников и в том числе от Розы Маврикиевны [Радек], при встрече с тов. Смилгой Карл Бернгардович нашел с ним общий язык, и 2) в недавнем письме к тов. Каспаровой Радек сообщил, что согласен с Вашим письмом от 9 мая. Как видите, Карл Бернгардович стал большим импрессионистом.
Следите ли Вы за начавшейся дискуссией вокруг вопросов программы Коминтерна? Прочитавши статью Варги в «Правде» от 14 июня, в которой он выдвигает в противовес проекту программы положение о том, что «во всех новых случаях пролетарской диктатуры, возникающих изолированно от СССР, военный коммунизм будет правилом, а нэп — исключением», я невольно подумал: «А какой шум был бы поднят, если бы с таким заявлением выступил Лев Давыдович».
Интересно, как Вы относитесь к выдвигаемому Варгой теоретическому положению? Также интересно было бы узнать Ваше мнение об опубликованном проекте программы К[ом]и[нтерна].
Как вообще оцениваете Вы конгрессный период? Между прочим, некоторые товарищи (например, тов. Фрейденберг, приславший мне на днях письмо из Сибири) и по этому поводу питают себя иллюзиями. Упомянутый товарищ о конгрессе пишет так, будто конгресс может чуть ли не осудить руководство ВКП и Коминтерна и немедленно вернуть всех нас в партию...
Пора, однако, подумать и об окончании нашей беседы, это необходимо еще и потому, что при всей моей неопытности мне трудно писать на время исправленным почерком.
О себе лично сказать почти нечего. Помните, Щедрин писал когда-то:
«Положение мое, как русского фрондера, имеет ту выгоду, что оно оставляет мне много досужего времени. Никто от меня ничего не ждет, никто на меня не возлагает ни надежд, ни упований. Я не состою членом ни единого благотворительно-просветительного общества, ни одной издающей сто один том трудов комиссии. Я не обязан распространять ни грамотность, ни многограмотность, ни даже безграмотность, ни полезных сведений, ни бесполезных. Никто не требует от меня ни проектов, ни рефератов, ни даже присутствия при праздновании годовщин, пятилетий, десятилетий и т. д. Я просто скромный обыватель, пользующийся своим свободным временем, чтобы посещать знакомых и беседовать с ними, и совершенно довольный тем, что начальство не видит в этом занятии ничего предосудительного» (Салтыков-Щедрин. Благонамеренные речи. К Читателю).
Это в известной степени применимо и ко мне. Нужно только прежде всего сделать поправку на письма, которые я получаю и пишу во все большем и большем количестве.
Служебная работа моя носит все тот[же] скучный и неприятный канцелярский характер. Изредка на этом темном фоне бывают проблески. Так, в мае мне пришлось выступать на одном ответственном кооперативном собрании с докладом на тему «Кооперирование и обслуживание бедноты». Тезисы доклада никаких возражений со стороны собрания не встретили и были приняты в качестве резолюции собрания. Но это на собрании и после того, как вводную часть заменили выпиской из резолюции XV партсъезда по докладу Молотова, а до собрания я был обвинен в том, что еще (!!) не отрешился от взглядов оппозиции и пытаюсь (!) использовать свое служебное положение (!) для пропаганды взглядов оппозиции. По этому поводу произошла даже с моим начальством довольная резкая (разумеется, не по моей инициативе) «дискуссия». В результате этой «дискуссии»-ругни произошло вот это.
В моем проекте:
«1. Растущая классовая дифференциация деревни на фоне общего развития производительных сил сельского хозяйства и поставленные коммунистической партией и советской властью задачи всемерной помощи бедноте, укрепления союза бедноты с середняками и организованной борьбы с кулачеством налагают на молочную кооперацию, обслуживающую относительно более зажиточные и крепкие крестьянские хозяйства, серьезные социально-политические обязанности. Работа с беднотой — ее кооперирование, оказание производственной помощи — должна быть в центре всей нашей деятельности».
В редакции моего начальства:
«1. Достигнутые успехи политики партии в деревне и создавшаяся в связи с этим новая обстановка позволяют партии пролетариата, пользуясь всей мощью хозяйственных органов и по-прежнему опираясь на бедняцко-середняцкие массы крестьянства, развивать дальше наступление на кулачество и принять ряд новых мер, ограничивающих развитие капитализма в деревне и ведущих крестьянское хозяйство по направлению к социализму.
Исходя из этой установки, данной XV партсъездом, вопрос о работе с беднотой, поднятии ее активности, поголовной коопериро-ванности и оказании производственной помощи должен быть в центре всей нашей деятельности».
А на днях мне пришлось писать тезисы к Международному дню кооперации[284] по заданию... Агитпропотдела губкома. Задание было дано через третьих лиц (не скрывших, что задание это исходит от АЛО), а в дальнейшем мне пришлось уже иметь дело непосредственно с Агитпропотделом. Между прочим, произошел спор о формулировке одного из абзацев тезисов. У меня было написано:
«XV съезд ВКП, провозгласив лозунг форсированного наступления на капиталистические элементы, возложил на кооперацию — и в первую очередь кооперацию сельскохозяйственную — огромной важности задачу».