Страница 79 из 119
А, с другой стороны, с какого это времени мы стали бояться брать на себя ответственность за разрыв с изменниками и предателями? Что это за жалкенькая, дрябленькая, дрянненькая, либеральненькая постановка вопроса! [За то, чтобы продлить жизнь АРК на 4 месяца, мы заплатили позорнейшей берлинской капитуляцией. Но зато мы избавили себя, видите ли, от ужасающей «ответственности» — от ответственности за разрыв с предателями рабочих.] Да ведь вся история большевизма сильна решимостью брать на себя такого рода ответственность! Андреев тоже принадлежит к тем, которые болтают насчет троцкизма, а самого главного в большевизме не понял до сих пор.
13. Запутавшийся докладчик говорит:
Теперь каждый пролетарий должен дать себе ясный отчет, взвесить по документам и сравнить нашу и их политику. (Доклад Андреева на собрании московских железнодорожников).
Это, конечно, похвальная постановка вопроса. Каждый пролетарий должен составить себе действительное представление о политике на основании документов. Верить на слово не годится. На этот счет еще Ленин говорил: «Кто верит в политике на слово, тот безнадежный идиот». Этот ленинский афоризм годится для всех стран, в том числе и для советской. Надо, чтобы наши рабочие составили себе ясное понятие о политике Сталина в вопросе об Англо-русском комитете. Для этого надо опубликовать все документы оппозиции и сделать их доступными каждому рабочему.
Надеемся, что Андреев поддержит это наше предложение. Иначе у него выйдет так: что англичанину здорово, то русскому смерть. Но это точка зрения шовинистов, а не интернациональных революционеров.
[15. Что же теперь, после того, как гнилая декорация развалилась окончательно? Андреев отвечает:
«Вожди не хотят соглашения с нами — мы будем эту тактику единого фронта вести через головы вождей и против их желания, будем вести ее снизу, при помощи связи с массами, с их низовыми организациями и т. д.»
Хорошо. Но ведь год с лишним назад, на июльском пленуме Мануильский говорил: «Тов. Зиновьев приходит и утешает нас, что, разорвав с Англо-русским комитетом — мы должны создать новые мосты к рабочему движению. Но я спрашиваю — видели вы эти мосты? Наметил ли т. Зиновьев новые пути для осуществления идеи профсоюзного единства?
И эта безвыходность (!!!) — самое худшее во всей позиции тт. Зиновьева и Троцкого» (стр. 24).
Таким образом, год тому назад провозглашалось, что ликвидация Англо-русского комитета должна создать безвыходность: других мостов не видать. Настоящим революционным оптимистом считался тот, кто верил в перселевский мост. [За вычетом этого — пессимизм и маловерие.] А теперь этот мост рухнул. Нельзя ли прийти к выводу, что именно позиция Мануильского есть позиция безнадежности и тупика? Могут возразить: кто же берет Мануильского всерьез? Правильно. Но разве все остальные защитники официальной линии не объявляли, что АРК есть «воплощение» братского союза русского и британского пролетариата, мост к массам, орудие обороны СССР и пр., и пр.?!
Для оппозиции — так возражали представители официальной линии -Англо-русский комитет есть блок вождей, а для нас это блок рабочих масс, воплощение их союза. Теперь позвольте спросить: а разрыв АРК есть разрыв союза рабочих масс? Тов. Андреев как будто говорит — нет. Но ведь это самое и показывает, что АРК не представлял союза рабочих масс, ибо нельзя заключать со стачечниками союз через штрейкбрехеров.
17. Бесспорно, что мы должны искать путей помимо Генсо-вета. Более того, после того, как это реакционное средостение устранено, мы только и получаем возможность искать подлинных связей с подлинными массами. Первым условием успеха на этом пути является беспощадное осуждение официальной линии в отношении Англо-русского комитета за весь последний период, т. е. начиная со всеобщей стачки.]
14. Андреев указывает на приезжающие к нам рабочие делегации как на один из путей связи с английскими массами. Разумеется, и рабочие делегации, правильно построенные и правильно информированные, могут принести пользу делу сближения рабочих. Но было бы в корне неправильно выдвигать это средство на первый план. Значение рабочих делегаций чисто вспомогательное. Основная наша связь с английским рабочим классом — через компартию. Найти дорогу к рабочим массам, организованным в тред-юнионы, можно не комбинаторством, не фальшивыми сделками верхов, а правильной революционной политикой британской компартии, Коминтерна, Профинтерна, ВЦСПС. Завоевать массы может лишь выдержанная революционная линия. После крушения АРК это снова обнаруживается со всей бесспорностью. В сущности, исходным моментом ошибочной линии в вопросе об АРК было стремление заменить рост влияния компартии умелой дипломатией по отношению к вождям тред-юнионов. Если кто пытался перепрыгнуть через действительно необходимые и неизбежные ступени, так это Сталин и Бухарин. Им казалось, что они могут хитроумным маневрированием, комбинаторством перевести британский пролетариат в старший класс помимо компартии или, точнее, при ее некотором содействии. В этом же была исходная ошибка Томского. В этой ошибке опять-таки нет ничего оригинального. Оппортунизм всегда начинает с этого. Развитие класса кажется ему слишком медленным, и он стремится жать то, чего не посеял или что еще не созрело. [Таков был, например, источник оппортунистических ошибок Фердинанда Лассаля[308].] Но после того, как методы дипломатии и комбинаторства опишут полный круг, оппортунизм возвращается к разбитому корыту. [Оппортунистическое перескакивание через ступени не ускоряет, а задерживает революционное развитие пролетариата.] Если б мы с самого начала правильно понимали, что АРК есть кратковременный блок с качнувшимися влево реформистами, который может держаться только до первого их сдвига направо; если бы мы вообще понимали, что единство фронта с «вождями» может иметь лишь временное, эпизодическое, подчиненное значение; если бы мы, в соответствии с этим разорвали Англо-русский комитет в тот день, когда он отказался принять помощь русских рабочих английским стачечникам — весь этот тактический опыт был бы оправдан. Мы бы дали толчок движению левого меньшинства, а британская компартия получила бы урок правильного применения тактики единого фронта.
Вместо этого вы передвинули тактическую ось в сторону блока с реформистскими верхами. Кратковременное соглашение вы попытались превратить в постоянное учреждение. Это учреждение объявлялось вами стержнем борьбы за единство мирового пролетариата, центром революционной борьбы против войны и пр., и пр. Вы создавали, таким образом, политические фикции и проповедовали рабочим веру в эти фикции, т. е. совершали уже глубоко вредную, враждебную революции работу. По мере того, как обнаруживался предательский характер ваших союзников, на который вы старались как можно дольше закрывать глаза, вы объявили, что дело не в них, не в Генсовете, что АРК не есть блок вождей, а союз масс, что АРК есть только «воплощение», только «символ» и пр., и пр. Это было уже прямой политикой лжи, фальши, гнилого маскарада. Большие события опрокинули эту фальшь. Вместо того, чтобы лепетать: «Ответственность за это не ложится на нас»; надо сказать: «К стыду нашему — заслуга в этом не принадлежит нам».
[Андреев говорит, что нужно всю правду рассказать каждому английскому рабочему. Конечно, нужно сделать все, что возможно. Но это совсем не так легко.] Когда Андреев говорит: «Теперь уже никто не поверит генсоветчикам», то это просто дешевая фраза. Как показывает Эдинбургский конгресс, ваша политика укрепила Генсовет. Одно берлинское совещание — помимо всего прочего — не прошло бесследно. Придется не только отмывать, но отскабливать нанесенную вами идейную путаницу. Это в первую очередь относится к британской компартии, которую вы сбили с пути. [И во вторую — к движению левого меньшинства.]
Уже во время всеобщей стачки, как и стачки углекопов, руководство британской компартии далеко не всегда обнаруживало необходимую инициативу и решительность. Нельзя забывать, что ЦК британской компартии долго не соглашался печатать воззвание ВЦСПС от 8 июля, как слишком резкое в отношении Генсовета. Кто умеет судить по симптомам, для того этот эпизод должен был представиться крайне тревожным. Молодая компартия, вся сила которой в критике и непримиримости, обнаруживает в решительный момент избыток качеств противоположного порядка. Виной в этом — ложное понимание и ложное применение политики единого фронта. Английскую компартию изо дня в день учили, что союз с Переедем и Хиксом поможет делу обороны СССР и что русская оппозиция, которая этому не верит, виновна в пораженчестве. Все было опрокинуто на голову. Бесследно для сознания британской компартии это пройти не могло и не прошло. Правые тенденции чрезвычайно усилились в руководящих кругах британской компартии: достаточно напомнить о недовольстве ряда членов британского ЦК тезисами Коминтерна о войне как слишком «левыми»; достаточно напомнить о выступлении Подлита в Эдинбурге, о речах и статьях Мэрфи и пр. Все эти симптомы говорят об одном и том же: для молодой партии, еще лишенной настоящего большевистского закала, политика Англо-русского комитета неизбежно означала оппортунистический вывих всей ее линии. [В еще большей степени это относится к движению меньшинства. Причиненное здесь зло исправить не так просто. Оно чревато партийным кризисом в дальнейшем.] Конечно, эти слова дадут жалким чиновникам говорить о нашей враждебности по отношению к британской компартии и пр. Мы уже видели это в прошлом не раз, в частности, на примере Китая. До последней минуты китайская компартия объявлялась образцом большевистской политики, а после крушения — исчадием меньшевизма. Эту отвратительную политическую двойственность мы знаем. Она уже причинила величайший вред и нашей партии и Коминтерну. [Но это не остановит нас на пути выполнения нашего революцционного долга.