Страница 38 из 119
««В принципе» большевики тоже стояли за сохранение «единого фронта» в китайской революции до завершения национально-освободительной задачи. Еще 10 апреля Мартынов в «Правде» весьма вразумительно и, несмотря на обязательные ругательства по адресу социал-демократии, совсем «по-меньшевистски» доказывал «левому» оппозиционеру Раде-ку правильность официальной позиции, настаивающей на необходимости сохранять «блок четырех классов», не спешить с разрушением коалиционного правительства, в котором рабочие заседают совместно с крупной буржуазией, не навязывать ему преждевременно «социалистических» задач.» (№ 8, 23 апреля 1927 г., стр. 4).
Всякий, кто знает историю борьбы большевизма с меньшевизмом, в особенности в вопросе об отношении к либеральной буржуазии, не может не признать, что одобрение Даном «разумных принципов» школы Мартынова является не случайным, а вполне закономерным. Противоестественным является лишь то, что эта школа безнаказанно поднимает свой голос в рядах Коминтерна.
Старую меньшевистскую тактику 1905-1917 гг., растоптанную ходом событий, школа Мартынова ныне переносит на Китай, подобно тому, как капиталистическая торговля самые недоброкачественные товары, не находящие сбыта на родине, сплавляет в колонии. При этом экспорте товар даже не освежен. Доводы остались теми же самыми, буква в букву, что и 20 лет тому назад. Только там, где стояло самодержавие, теперь вставляют в текст империализм». Разумеется, британский империализм отличается от самодержавия, но меньшевистские ссылки на него ничуть не отличаются от ссылок на самодержавие. Борьба против иностранного империализма, как и борьба против самодержавия, есть классовая борьба. Что ее нельзя заворожить идеей единого национального фронта, об этом слишком красноречиво свидетельствуют кровавые апрельские события, выросшие непосредственно из политики блока четырех классов.
9. По отношению к прошлому периоду, закончившемуся апрельским переворотом, тезисы тов. Сталина гласят: «Принятая линия была единственно правильная линия».
Как же она выражалась на практике? Об этом красноречиво говорил Тань Пиншань, коммунистический министр земледелия, в своем докладе на VII расширенном пленуме ИККИ, в декабре 1926 года[133]:
«Со времени установления в июле прошлого года в Кантоне национального правительства, являющегося номинально правительством левого крыла, власть фактически находится в руках правого крыла... Движение рабочих и крестьян не может развертываться во всей своей широте в силу различных препятствий. После мартовского выступления установлена военная диктатура центра (т. е. Чан Кайши), между тем как политическая власть по-прежнему остается в руках правого крыла. Вся политическая власть, которая, по существу говоря, должна была бы (!) принадлежать левому крылу, окончательно утрачена.»
Итак: левые «должны были бы» владеть властью, но они ее окончательно утратили; государственная власть принадлежала правым; военная власть, неизмеримо более могущественная, оказалась целиком в руках чанкайшистского «центра», который и стал центром заговора. При таких условиях не трудно понять, почему «движение рабочих и крестьян» не могло как следует развертываться.
Тань Пиншань дает еще более точную характеристику того, как «единственно правильная линия» выглядела на деле:
«...Мы практически пожертвовали интересами рабочих и крестьян... После длительных переговоров с нами правительство не выпустило даже закона о профсоюзах... Правительство не приняло требований крестьянства, выдвинутых нами от имени различных общественных организаций. Когда между крупными помещиками и крестьянской беднотой вспыхивали конфликты, правительство всегда становилось на сторону первых.»
Как же это могло случиться? Тань Пиншань осторожно указывает две причины:
а) «Левые лидеры не способны упрочивать и расширять свое влияние посредством политической власти»;
б) Правое крыло, «отчасти вследствие нашей неправильной тактики, получает возможность действовать».
10. Таковы те политические отношения, которые получили пышное название «блока четырех классов». Такими «блоками» полна как революционная, так и парламентская история буржуазных стран: крупная буржуазия ведет за собой в поводу мелкобуржуазных демократов, фразеров единого национального фронта, а эти последние, сбивая с толку рабочих, тащут их в хвосте буржуазии. Когда пролетарский «хвост», вопреки усилиям мелкобуржуазных фразеров, начинает слишком сильно напирать, буржуазия приказывает своим генералам рубить по «хвосту». Тогда соглашатели глубокомысленно констатируют, что буржуазия «изменила» национальному делу.
11. Но ведь китайская буржуазия «все же» боролась с империализмом? И этот аргумент есть бессодержательное общее место. Соглашатели всех стран всегда уверяли в соответственных случаях рабочих, что либеральная буржуазия борется против реакции. Китайская буржуазия использовала помощь мелкобуржуазной демократии в борьбе с империализмом только для того, чтобы заключить с этим империализмом союз против рабочих. В результате Северного похода буржуазия стала сильнее, рабочие слабее. Линия, подготовляющая такой результат, есть ложная линия. «Мы практически пожертвовали интересом рабочих и крестьян», — говорит Тань Пиншань. Для чего? Для поддержания блока четырех классов. А результат? Крупнейший успех буржуазной контрреволюции, упрочение пошатнувшегося империализма, ослабление СССР. Такая политика преступна. Не осудив ее беспощадно, нельзя шагу сделать вперед.
12. Тезисы пытаются и теперь еще оправдать ту политику, которая связала партию пролетариата с крупной буржуазией в рамках одной и той же организации, Гоминьдана, причем все руководство оказалось в руках буржуазии. Тезисы гласят:
«Это была линия... на использование правых, их связи и их опыта, поскольку они подчиняются (!) дисциплине (!) Гоминьдана». Теперь-то мы уж, казалось, хорошо знаем, как буржуазия подчинялась «дисциплине» и как пролетариат использовал правых, т. е. крупных и средних буржуа, их «связи» (с империалистами) и их «опыт» (удушения и расстрела рабочих). Казалось бы, повесть об этом «использовании» записана кровавыми письменами в книгу китайской революции. Между тем, тезисы говорят: «Последующие события целиком подтвердили правильность этой линии». Дальше идти некуда!
Из грандиозного контрреволюционного переворота тезисы Сталина делают тот поистине жалкий вывод, что политика «изоляции правых» внутри единого Гоминьдана должна быть «заменена» политикой «решительной борьбы» с правыми. Это после того, как правые «товарищи» по партии заговорили языком пулеметов.
13. Тезисы ссылаются, правда, на прежние «предсказания» неизбежности отхода буржуазии от революции. Но разве такие предсказания сами по себе достаточны для политики большевизма? «Предсказание» отхода буржуазии есть пустое общее место, если оно не связано с определенными политическими выводами. В цитированной уже статье, одобряющей официальную линию Мартынова, Дан пишет:
«В движении, объемлющем столь антагонистичные классы, вечным единый фронт, разумеется, быть не может» («Социалистический вестник», 22 апреля 1927 г., стр. 3).
Значит, и Дан признает «неизбежность отхода буржуазии». Фактическая же политика меньшевизма в революции состоит в расчете на сохранение единого фронта во что бы то ни стало, как можно дольше, ценою приспособления своей политики к политике буржуазии, ценою урезки лозунгов и активности масс и даже — как в Китае — ценою организационного подчинения рабочей партии политическому аппарату буржуазии. Большевистский же путь состоит в безусловном политическом и организационном отмежевании от буржуазии, в беспощадном разоблачении буржуазии с первых шагов революции, в разрушении всяких мелкобуржуазных иллюзий насчет единства фронта с буржуазией, в неустанной борьбе с буржуазией за руководство массами, в беспощадном изгнании из компартии всех, кто сеет надежды на буржуазию или прикрашивает ее.